Жюль Лермина - Сто тысяч франков в награду

— Я слушаю вас, — повторил Жорж.

Паласье, все еще стоявший у дверей по той простой причине, что ему не предложили сесть, приосанился и дребезжащим голосом заметил:

— Господин Вильбруа, вероятно, не знает, с кем имеет честь говорить…

— Что, простите? — воскликнул Жорж, которому в этот момент сильно захотелось вытолкать невежу за дверь.

Господин Паласье повторил свою фразу, подчеркнув слова «имеет честь». Жорж едва не расхохотался.

— Действительно, — сказал он, сдерживая смех, — не знаю.

— Однако вы держите в руках мою карточку. Может быть, вы еще не прочли, что на ней написано. Впрочем, вы иностранец, и это многое объясняет…

Жорж, смущенный самоуверенностью незнакомца, задался вопросом: «А не сумасшедший ли передо мной?»

— Моя фамилия Паласье, — повторил незнакомец.

— Ну и что с того?

— Жан Ипполит Кастор Паласье…

— Дальше?

Скрестив руки на груди, странный гость Паласье проговорил:

— Господин Вильбруа, я не снизошел бы до этого, будь на вашем месте кто-нибудь другой. Это оскорбительно для меня. Но вы, я повторюсь, иностранец, а я слишком воспитанный француз, чтобы забыть о приличиях, к которым меня обязывает гостеприимство страны, принявшей вас.

Вильбруа слушал посетителя, открыв рот.

— В этом столетии, — продолжал Паласье, — было всего трое великих, действительно замечательных людей. Я не буду вам их называть. Вы сами прекрасно знаете, о ком идет речь…

— И все-таки назовите, — сказал Жорж.

— Первый — Наполеон.

— Это верно.

— Второй — Фуше, герцог Отрантский.

— Неужели?

— А третий — Видок!

— Кто, вы говорите?

— Видок. Теперь, когда этих трех лучших представителей силы, могущества и знаний человечества больше не существует, когда они перенеслись в иные миры, появился четвертый, сочетающий в себе чутье Видока, алчность Фуше и стратегический гений Наполеона.

— И кто же он, этот четвертый?

— Его зовут Жаном Ипполитом Кастором Паласье.

Вильбруа был окончательно сражен.

— Разумеется, это я, — продолжал Кастор Паласье. — Я мог бы, как и они, стать начальником секретной полиции, префектом или императором… Тогда меня величали бы Кастором Первым, и колонна в мою честь возвышалась бы на площади города. Но Паласье пренебрегает почестями и венками. Паласье есть то, что он есть: Паласье. Паласье — это целый свет!

К Вильбруа снова вернулось хладнокровие. У него было лишь одно желание — поскорее избавиться от стоявшего перед ним сумасшедшего. Жорж решил, что мягкостью скорее достигнет цели.

— Я верю вам, верю, господин. Теперь, когда я знаю, кто вы, посвятите меня в цель вашего визита.

— Не в моих привычках говорить стоя, — отозвался Паласье.

Жорж начинал терять терпение, однако привстал и отодвинул стул, на который господин Паласье сразу же уселся.

— Господин Вильбруа, — начал он, — вы должны были заметить, что я принадлежу к числу людей, которые прямо идут к своей цели.

Жорж кивнул.

— Итак, вы ищете женщину…

— Да.

— Которая исчезла?

— Точно так.

— И вы предлагаете сто тысяч франков в награду тому, кто найдет ее — живой или мертвой?

— В объявлении об этом ясно сказано.

— В таком случае, господин Вильбруа, отсчитайте мне эти сто тысяч франков.

Жорж подскочил от изумления.

— Сто тысяч франков! Так вы знаете?..

— Пока я ничего не знаю.

— Но в таком случае…

— Господин Вильбруа, если я берусь за какое-нибудь дело, можно считать, что оно сделано.

Жорж так разволновался, что едва держал себя в руках.

— Господин Паласье, — воскликнул он, не скрывая нетерпения, — я не хочу думать, что вы явились сюда для того, чтобы посмеяться надо мной…

— Боже сохрани! То, что я вам говорю, очень серьезно. Вы не хотите дать мне сто тысяч вперед? Я крайне сожалею об этом, потому что ваше доверие меня сильно приободрило бы. Но, — прибавил он с горечью, — люди есть люди. Они не умеют отличить человека гениального. Я разочарован, но подчиняюсь необходимости. Я верну вам женщину, и тогда вы мне заплатите.

— Я, может, соглашусь дать вам часть… — проговорил Жорж.

— Нет, не нужно, — сказал Кастор. — Паласье кредитует вас своим временем и способностями. Я вам доверяю. Теперь давайте поговорим немного. Расскажите мне всю историю от А до Я.

И Паласье, откинувшись на спинку стула, забросил одну ногу на другую, как человек, готовый выслушать длинный рассказ.

«Черт побери! — подумал Жорж. — Этот оригинал, похоже, чертовски ловок и хитер. Может, из этого что-нибудь и выгорит…»

Когда господин Вильбруа заговорил, в глазах Паласье загорелся азарт. Жорж, увлеченный собственным рассказом, позабыл о первом неблагоприятном впечатлении от эксцентричного посетителя. Американец не упустил ни одной подробности и не заметил, что Паласье в последние минуты его почти уже не слушал. Он аккуратно вытащил из кармана записную книжку в зеленой обложке и стал внимательно разбирать мелкий почерк. Вильбруа в это время говорил о своем утреннем путешествии.

Наконец, господин Паласье прервал его, громко захлопнув записную книжку.

— Довольно, — сказал он. — Ответьте мне, Нана Солейль в последний раз вышла из особняка двадцать второго апреля?

— Да.

— Очень хорошо. Она взяла экипаж и приказала извозчику ехать на улицу Таранн?..

— Именно так.

— Отлично. Вы заходили в этот дом?

— На улице Таранн? Да, я…

— Вы говорили с цветочницей и портнихой?

— Действительно…

— Хорошо. Но вы не пошли к господину Куркодему?

— Какое может иметь отношение?..

— Комментариев не нужно. Отвечайте.

Паласье был строг, как судья в тоге.

— Куркодем сюда не приходил?

— Зачем ему это делать?

— Выспросить подробности.

— Я не знаю…

— Справьтесь у вашего конторщика.

Невольно поддаваясь властному тону, которым распоряжался Паласье, Вильбруа позвонил. Прибежал Том. Господин Вильбруа приказал ему принести ответ от Дюмонселя. Выяснилось, что Куркодем не приходил в бюро.

— Теперь я знаю достаточно, — сказал Паласье. — Мне остается проститься с вами, господин Вильбруа.

— Но…

— Больше ни слова! До свидания.

Встав со стула, Паласье поклонился Жоржу и, повернувшись на каблуках, направился к двери.

— Скажете ли вы мне, по крайней мере?.. — начал было господин Вильбруа, провожая Паласье до дверей.

— Пока ничего не скажу.

И он вышел из комнаты, таинственно прошептав:

— Наполеон, Фуше и Видок — все в одном Паласье!

«С кем я имею дело — с сумасшедшим или гением?» — спросил себя Вильбруа.

Теперь мы снова вернемся к драме, разыгравшейся в Рамбуйе. С тех пор как в замке Трамбле случилось убийство, какое-то проклятие разверзлось над этим прежде веселым и счастливым домом. Со смертью дорогой Элен ушли радости домашнего очага, и господин Керу предался отчаянию. Оставшись один в доме, где все напоминало о милой Элен, граф испытывал мистический ужас. Обстоятельства, при которых произошло несчастье, не давали ему покоя. С той ночи, когда он заметил огонек в павильоне, он стал тревожиться за свой рассудок. Странная вещь: казалось бы, он должен был разделить свое горе с близкими людьми, то есть с племянником и той, что была лучшим другом его жены, однако их присутствие тяготило его, и он предпочитал их обществу одиночество.