Михаил Кривич - Бюст на родине героя

— Знаешь что, — сказал он, — ты иди отдыхай, а я еще выпью чашечку кофе. Завтра увидимся.

Я кивнул и пошел к двери, испытывая острую зависть к Олегу и еще, как это ни смешно, ревность — даже крутобокую официантку увели у меня из-под носа.

Поднявшись на второй этаж, я сунул ключ в замочную скважину и тут же вздрогнул от неожиданности: сзади кто-то закрыл мне глаза ладонями. Я резко обернулся, и Людочка, обхватив мою шею руками и поджав ноги, повисла на мне. От нее пахло вином и дезодорантом. Я открыл ногой дверь и с теплой, приятной ношей на шее вошел в номер. На минуту мне удалось высвободиться, чтобы зажечь свет и запереться изнутри на ключ. Обернувшись, я увидел, что она уже перешагивает через валяющуюся на полу юбку и тянет через голову свитерок.

— Чего ты стоишь? Расстегни мне лифчик, — капризным тоном сказала Люда и повернулась ко мне спиной.

Дрожащими пальцами я освободил застежку и стиснул крепкие грудки. Но она вырвалась из моих рук и принялась стягивать с меня пиджак, рубаху, брюки.

— Погоди, я задерну штору, — сказал я.

— Ничего, пусть смотрят и учатся, — хохотнула Людочка и снова, уже совсем голая, прыгнула мне на шею.

Я подхватил ее, попятился и, не выпуская ее из рук, вздрагивая от нетерпения, плюхнулся задом, уселся на диван, который был предназначен вовсе не для того, а для деловых визитов и переговоров. Людочка обхватила меня ногами, и я надел ее на себя, как надевают шляпу на манекен. Я притягивал ее к себе и отталкивал, притягивал и отталкивал, мои руки жадно блуждали по ее теплой спине, мяли ее круглый зад, оказавшийся на поверку немного тяжеловатым, снова притягивал и отталкивал, и волны блаженства пробегали по моему изголодавшемуся, больше двух месяцев не знавшему женщины телу. В серых глазах под пушистыми ресницами застыло удивление, словно она не знала, как это бывает. Наконец нас накрыло, я прижал Людку к себе так, что у нее хрустнули ключицы, она вскрикнула и впилась губами мне в шею.

Несколько секунд мы сидели неподвижно, потом Людочка отстранилась и с довольной улыбкой сказала:

— Ну вот я тебя и трахнула. А ты, милая, боялась.

— Тебе чаю или кофе? — ответил я.

Ничего более путного придумать я не смог.

Хорошо выспавшийся, умиротворенный, не обремененный никакими срочными делами, о чем еще может мечтать замороченный жизнью мужик моего возраста? Я лежал на спине в спальне своего полулюкса, глядел в потолок и лениво вспоминал детали прошлой ночи, проведенной в приятном обществе молодого и свежего существа противоположного пола.

Удовлетворив первый порыв страсти и напившись чаю, который я приготовил с помощью своего верного спутника в командировках — кипятильника, мы перебрались в спальню, устроили там себе отменное ложе — сдвинули две узкие гостиничные койки, и стали предаваться на нем — цитирую Стаса! — друг с другом совместно тому, что до брака не очень уместно.

Не скажу, что в эту ночь я превзошел себя, но и не осрамился — Людочка не позволила.

Несмотря на то что она родилась, выросла и потеряла невинность в тихом Клину — ее биографию мне все-таки пришлось выслушать, — несмотря на короткий партстаж в первой древнейшей, девочка недурно обогатила свою память (догадайтесь, кого цитирую по памяти) знанием всех богатств, которые выработало человечество, — в технике любви, разумеется. Когда казалось, что ни одной женщине в мире и всем женщинам мира, вместе взятым, уже не вызвать у меня никакой положительной реакции, никакого позитивного ответа — ничего, кроме отвращения, она своими пухлыми розовыми губками, острым язычком, ловкими пальчиками находила ко мне индивидуальный подход, и я, самому себе, собственным ощущениям не веря, оживал. Не хотелось бы заходить в своих спекуляциях столь далеко, но допускаю, что Людочка могла расшевелить даже клиентуру Гриши Писаренко. А с самим этим козлом, по ее утверждению, у нее никогда ничего не было — чисто деловые отношения, не более того.

Впрочем, со мною Людочка тоже попыталась было вступить в отношения, выходящие за рамки интимных: в одну из кратких минут отдыха она, на время прервав мое сексуальное просвещение, стала интересоваться, зачем же я все-таки приехал в Энск, с кем намерен здесь встретиться и что за дела у меня с красавцем в красной толстовке, с которым я проводил вечер в ресторане. Чтобы пресечь эти попытки, я вроде бы шутя, но довольно чувствительно ей врезал — так что на Людочки-ном заду красным по белому отпечаталась моя пятерня. Однако потом сжалился — ведь она же в конце концов честно выполняет шпионский долг, совершает свой подвиг разведчика — и немного приоткрылся: дескать, приехал я сюда по личной надобности, но будут у меня здесь и кое-какие деловые встречи-разговоры, с тем же Ринатом Гамизовичем Валиевым, например, а вот о чем — это пока что не его, Мая, ума дело. Выдав неприятелю дозированную информацию, я среди ночи безжалостно вытолкал Людочку из теплой постели и отправил спать в ее собственный номер. Не то из-за этой жрицы любви толком не выспишься и будешь целый день ходить как вареный.

Я поступил предусмотрительно и хорошо выспался. Посему хватит валяться — пора вставать. Кто рано встает, тому Бог дает. Я дотянулся до часов на тумбочке. Ого, одиннадцатый час — ничего себе рано!

Побрившись и приняв душ, я прошел в гостиную и стал подбирать с полу свои одежды, сорванные давеча с меня страстной подругой. Вешая пиджак на спинку стула, я нащупал в нагрудном кармане конверт, который в ресторане передал мне Олег, и мысленно обругал себя: письмо Натана надо было прочитать сразу. Впрочем, я не виноват — Людочка набросилась на меня львицей, не до чтения было.

Письмо умещалось на вырванном из блокнота мятом листке.

«Здравствуй, дорогой мой! Прости старика, что затащил тебя таки в эту дыру, хотя для меня наш Энск-Шменск никакая не дыра — там остались все дорогие мне могилы. Прошу тебя, как сына: найди хоть ин дрерд этого мамзера! Не подумай, что я собираюсь его мочить. Выкинь из головы скелеты и все мои майсы. Натан не злой человек, мне не нужна кровь этой трефной свиньи, пусть живет. Только спроси: зачем ты так Косого, что тебе сделал Косой? Спроси и посмотри ему в глаза. Натан все простит и забудет, но Натан хочет знать правду, чтобы на старости лет спокойно спать. Скажи, я это заслужил, да? В Энске сейчас Аркаша, очень близкий мне человек. Если тебе что нужно, найди его, он поможет. Или Алик, который будет с ним, ты сам знаешь, на него можно положиться. Спасибо тебе за все. Твой преданный Н.»

Слава Богу, командировочное задание оказалось не ахти каким сложным. А то мне, честно говоря, совсем не улыбалась перспектива собирать справки в упомянутом Натаном еще в Америке собесе-шмобесе, не говоря уже о его страшных угрозах мацерировать несчастного Степана Крутых и вместе с бронзовым многопудьем доставить его кости в Нью-Йорк — для украшения то ли манхэттенского цеха, то ли дома на Лонг-Бич. Мне и самому любопытно десять лет спустя встретиться и поболтать со своим героем. Глядишь, это еще выльется в неплохой материал для одной из газетенок, где меня нынче подкармливают. Хотя вряд ли — кому сейчас дело до старых героев?