Андрей Воронин - Слепой. Смерть в подземке

Настоящий чекист… Настоящий козел! Был бы нормальным человеком, спокойно принял бы солидный откат и жил бы себе припеваючи до глубокой старости. Нынче все так живут, а этот вздумал корчить из себя динозавра. Тоже мне, Верещагин: «Я мзду не беру, мне за державу обидно!» Ну и обижайся теперь в фаянсовом горшке, Хоттабыч ты наш, пальцем деланный… Потому что динозавры поголовно вымерли миллион лет назад — это, уважаемый, закон природы, против него не попрешь, будь ты хоть трижды генерал и четырежды генералиссимус!

Он понял, что искусственно накручивает себя, неумело исполняя ирландскую джигу на могиле поверженного противника, и мысленно отработал назад. Вообще-то, старик был мировой, теперь таких уже не делают — вот именно настоящий чекист, без дураков, — и с Андреем Викторовичем схлестнулся не ради личной выгоды и карьерного роста, а из чисто принципиальных соображений. Понимал ведь, наверное, что воюет с ветряными мельницами, — как ни крути, а среднестатистическому россиянину этих алмазов не видать как своих ушей, все равно они достанутся тому, кто больше наворовал, — но оружия все равно не сложил. И надо отдать ему должное, воевать он умел: если бы не киллер, собранные им материалы сделали бы с Андреем Вышегородцевым то же самое, что пресловутый айсберг сделал с не менее пресловутым «Титаником».

Замаскированная выступом краснокирпичной стены дверь распахнулась, выпустив на свежий воздух компанию мужчин в солидных черных костюмах. Некоторые, несмотря на еще сравнительно теплую погоду, щеголяли в расстегнутых пальто. Их было немного, всего человек семь или восемь; женщин не было ни одной, и Вышегородцев почти искренне посочувствовал покойному: ну что это за жизнь, в конце которой тебя не явится проводить ни одна баба!

Если приглядеться, можно было заметить, что на самом деле провожающих еще меньше, чем казалось на первый взгляд, всего-то трое или четверо — все, как один, пенсионного возраста потрепанные жизнью типы с надменно-обрюзгшими, холеными генеральскими физиономиями. Это они в середине сентября нацепили черные пальто, грея под дорогим кашемиром старые кости. Остальные, рослые, спортивного вида мужики с профессионально непроницаемыми лицами, наверняка представляли собой охрану: после приключившейся с их коллегой неприятности господа генералы теперь вряд ли рисковали выйти без телохранителя даже по малой нужде.

Вышегородцев криво усмехнулся: откровенно говоря, давая согласие на ликвидацию генерала Потапчука, на такой побочный эффект он не рассчитывал. Его вдруг обдало знобким холодком надвигающейся опасности. Напуганные генералы ФСБ, сбившись в стаю перед лицом общей угрозы, могут стать опаснее стаи оголодавших зимних волков. Не зная, из-за чего погиб их коллега, они не почувствуют себя в безопасности, пока не найдут тех, кто его убил. Что-что, а искать они умеют, и уповать Андрею Викторовичу теперь остается только на Стрельцова — на то, что он не лгал и не выдавал желаемое за действительное, утверждая, что провернул все без сучка и задоринки.

Получалось, таким образом, что теперь Андрей Викторович целиком, со всеми потрохами, зависит от своего начальника охраны. От осознания этого простого факта ему сделалось совсем кисло, и никакие контраргументы тут не помогали. Да, они накрепко повязаны криминальным бизнесом, а теперь еще и кровью; да, Стрельцов не может утопить его, не утопив заодно и себя; и, в конце-то концов, зачем Петюне Стрельцову топить своего лучшего друга, надежного делового партнера и щедрого работодателя? Не враг же он самому себе! Все это было верно, но чувствовать себя зависимым даже от верного друга и надежного, проверенного партнера все равно было чертовски неприятно.

Один из господ генералов нес перед собой на руках, как грудного ребенка, цилиндрическую белую урну с прахом усопшего. Это было все, что осталось от генерала Потапчука, и вид заключенных в фаянсовый горшок бренных останков вернул Вышегородцеву доброе расположение духа. Старый негодяй, почти год висевший над ним, как дамоклов меч, наконец-то дал дуба, убрался с дороги, перестал путаться под ногами. Со временем на его месте непременно объявится кто-то другой, но произойдет это, во-первых, не скоро, а во-вторых, этот другой почти наверняка окажется намного благоразумнее и сговорчивее своего предшественника. Потому что, как было сказано выше, нынче таких, как Потапчук, уже не производят…

— Поехали, — сказал он водителю, и роскошный «майбах», задним ходом покинув парковку, направился в сторону Центра.

Прибыв в свой офис, Андрей Викторович первым делом поинтересовался у дежурившего на входе охранника, где Стрельцов. Друга Петюню было проще вызвать в кабинет через секретаршу, но Вышегородцев прибегал к этому способу лишь по официальным, служебным поводам, не рискуя злоупотреблять своим начальственным статусом. В партнерстве, как и в старой, еще школьной дружбе, они были равны; такая степень взаимного доверия дорогого стоила, и сохранение существующего положения вещей требовало определенных жертв со стороны Андрея Викторовича — к счастью, мелких, незначительных, почти незаметных.

Стрельцов был у себя в кабинете. Когда Андрей Викторович вошел, он сидел за столом и, как показалось Вышегородцеву, боролся с последствиями бурно проведенной ночи — на это, во всяком случае, намекала стоящая перед ним на журнальном столике вскрытая бутылка минеральной воды без газа.

— Легок на помине, — бросив на своего работодателя быстрый рассеянный взгляд, сказал Петр Кузьмич и снова переключил свое внимание на бутылку. — Где тебя носит?

— Большой босс — существо свободное, самостоятельное и труднопредсказуемое, — просветил его Андрей Викторович. — А был я, друг мой Петруччо, на похоронах одного нашего общего знакомого. Ты сам-то почему не приехал?

Продолжая разглядывать пластиковую бутылку с водой как некий замысловатый артобъект, Стрельцов пошевелил в воздухе растопыренными пальцами, словно ловя ускользающую формулировку, которая самым полным и исчерпывающим образом описывала его мнение по затронутому вопросу.

— Видишь ли, — сказал он наконец, — меня целиком и полностью устраивает сам факт его безвременной кончины. Дополнительные опции вроде присутствия на похоронах уже ничего не могут добавить к испытываемому мной в связи с этим фактом чувству глубокого удовлетворения. А вот ты потащился туда совершенно напрасно. Твое присутствие на скорбной церемонии могло навести умных людей на некоторые конструктивные мысли. «А что это за новое лицо в наших стальных рядах? — сказали бы они. — Уж не тот ли это господин, делом которого в последнее время занимался наш дорогой покойник? И зачем же это он сюда явился — уж не позлорадствовать ли? Не приглядеться ли нам повнимательнее к этому господину: а вдруг смерть нашего верного соратника и друга — дело его грязных лап?»