Елена Грушко - Следствие поручено мне. Повести о милиции

Сабуров припомнил, как дерзко держался Кот на допросах. Он не выдавал никого из участников разбоя. Но подлинное имя бандита установить удалось. Это был Иван Романович Соколовский, сын того Соколовского, который наводил ужас в сихотэ-алинской тайге еще в дореволюционные времена.

Это подтвердил и начальник уголовного розыска Панкратов, который допрашивал Ивана Соколовского, когда того поймал работник железнодорожной охраны Степан Кочегаров.

Поймать-то поймали, но Ивац Соколовский тогда бежал…

«…Кочегаров сдал Соколовского с рук на руки молоденькому милиционеру в участок, — читал Сабуров. — Этот милиционер — фамилия его не запомнилась — был интеллигентного склада, чрезвычайно вежливый человек. Он полагал, что при Советской власти не может быть никакого насилия. Он даже краснел от смущения, обыскивая рецидивистов.

Извинившись, что, к сожалению, порядки требуют произвести обыск, этот милиционер вежливо ощупал карманы Соколовского и, ничего не обнаружив, провел его в кабинет к Панкратову. Тот посадил Соколовского на стул, отослал милиционера и начал допрос.

Соколовский коротко ответил на первые вопросы, касавшиеся его имени, места рождения. Но когда Панкратов спросил его о цели возвращения из-за границы, он вдруг выхватил из-за пояса штанов браунинг и выстрелил начальнику угрозыска в голову. Однако промахнулся. Это его так удивило, что он на секунду растерялся. Панкратов бросился под стол, а Соколовский, не целясь, снова выстрелил, отбив от ножки стола щепу. Тут-то я, дежуривший в коридоре, бросился в кабинет Панкратова. Соколовский повернулся, сбросил меня со своих плеч, и выстрел, предназначенный Панкратову, послал в мою голову. Пуля ожгла мне висок у левого глаза, и я упал… С бандитом справились: подоспели ребята, выбили у него из рук оружие, навалились, связали…

Когда его уводили, подоспели два пограничника, присланные начальником заставы. С винтовками наперевес, с примкнутыми штыками, они двинулись позади него. Впереди шли два милиционера.

Соколовский обернулся к пограничникам:

— Вот если бы у меня была ваша штучка, а не эта пукалка — браунинг…

— Ну-ну, шагай! Доигрался, — буркнули провожатые.

Больше Соколовский не произнес ни слова. Заключенный в КПЗ, он ночью бежал, разобрав печную трубу. На полу, среди пыли и золы, запачканные сажей, валялись обрывки пеньковой веревки.

Пойманный через несколько лет в доме Секлетеи Буркиной, преступник недолго отпирался — я напомнил ему про случай с Панкратовым. Соколовский ухмыльнулся и сказал:

— Так это ты был тогда?! Ну получил бы я порку от батьки за такой выстрел… — И посмотрел с любопытством на мой лиловый шрам у виска».

Сабуров дочитал до этого места, встал, подбросил дров в печку, подмел золу. Дрова разгорались, гудели, Сабуров задумался. Почему человека тянет к тому, что прожито? Ведь ничего не вернуть — ни молодости, ни силы. А жить без этой памяти нельзя! То радостью, то гневом вдруг влетит она в самое сердце.

«Поеду-ка я завтра к Василию, — решил Сабуров. — Самая пора: перекаты уж перемерзли, доберусь на своем газике до его дома. А то за писаниной и ходить разучусь…»

Рано утром во дворе дачи Сабурова затрещал мотоцикл. Сабуров открыл глаза, прислушался, затем вскочил, набросил теплый бушлат и выбежал в сени.

На пороге стоял Касьянов.

— Здравия желаю, товарищ подполковник!

— Заходи, дорогой! Спасибо, что не забываешь.

Якову Андреевичу показалось, что Дмитрий чем-то расстроен. Приглашая его к столу, усаживая, Сабуров спросил:

— Ну… что случилось? Говори.

— Колядин исчез. Егерь, — коротко ответил Дмитрий, не глядя на Якова Андреевича, словно он, Дмитрий, виноват в этом происшествии.

В руках Сабурова замер топор, которым он приготовился колоть лучину.

— Когда? — глухо спросил он.

— Десятого ноября ушел в тайгу на учет зверя и…

— С тех пор нет? — Сабуров положил топор, тяжело поднялся. — Рассказывай.

Слушал Сабуров молча, не перебивая. Дмитрий говорил о своих скитаниях по тайге, о своем знакомстве с Кочегаровым, о Савельеве, который с группой охотников совершил поиск в районе Тигровой пади, о вертолете, убитом Рексе, стреляной гильзе, следах шатуна и, наконец, об обнаруженной в крошнях старика пасечника разодранной зверем телогрейке егеря.

В пепельнице накопилась горка окурков. Яков Андреевич спросил:

— Что ты обо всем этом думаешь?

— Мое мнение… — Дмитрий поикал плечами. — Колядин мог погибнуть от шатуна. Это же я доложил и начальнику отдела Горохову.

— А… он что?

— Он, — тут Дмитрий смутился. — Он сказал, чтобы я посоветовался с вами. И если вы поддержите мою версию, он прекратит следствие, хотя мы и не нашли останков егеря…

— Предположим, — подумав, сказал Сабуров, — что твоя версия верна… А карабин Колядина найден? В каком он состоянии? Побит, покорежен?

— Видимо, карабин был выбит из рук… В снегу где-нибудь, — ответил Дмитрий. — Найдем.

— Надо найти, — сказал Сабуров. — Егеря нет, карабина тоже, а вы… уже панихиду заказали.

— Но Кочергов уверял меня, что шатун и кабана враз может съесть.

— Степан Аверьянович умный старик, но любит прихвастнуть, даже приврать, — хмурился Сабуров. — Его слушать надо, но критически… Да, критически. Кстати, что он говорил?

— Его удивило, что Рекс был убит медведем, но не съеден. Может, говорит, егерем усытился…

— Ну, Касьянов, не узнаю тебя! Хотя, конечно, ты не таежник. И на кой черт тебя вообще Горохов послал?

— Некого больше было, — ответил Дмитрий.

— Так я тебе объясню: если бы шатун даже «усытился» Колядиным, он все равно бы вернулся через день-другой к собаке. А скорее всего совсем не ушел бы от Рекса, — начал уже раздражаться Яков Андреевич. — Тебе бы это мог сказать и Кочегаров.

— Я хотел с ним поговорить подробнее, но он сейчас в больнице. У него воспаление легких. И с головой плохо.

— Вот как! А почему?

— Судя по тому, что в его коршнях найдена рваная телогрейка егеря, Кочегаров не сидел дома, а снова ходил к Тайменскому водопаду.

— А откуда ты знаешь, что эта телогрейка Колядина?

— Ее опознал Савельев, он видел в ней егеря в последний день их совместной охоты.

— Так… — протянул Сабуров. — Труп собаки исследован?

— Да. Пролом черепа и шейных позвонков.

— Следы когтей?

— Их нет. Но медведь мог так ударить…

— Это ты считаешь?

— Считают те, кто знаком с повадками медведя. Савельев, например.

— А что говорит Кочегаров?

— Трудно понять. Здоровье его, правда, улучшается. Врачи надеются… В бреду он упоминал шатуна, какой-то нож, кабана, тайную пасеку, Ваньку Соколовского.

— Ваньку Соколовского! — удивился Яков Андреевич. — Почему… именно его? — И сам же себе ответил: — Хотя верно, ведь он же летом в тайге обнаружил труп этого бандита. Я тоже выезжал. Послушай-ка, Дима, а не могло случиться так, что мы ошиблись и Иван Соколовский жив?