Андрей Константинов - По счетам [litres]

– То бишь поступили как сознательные ленинградцы? На происки врага не поддались? Что ж, похвально. А в безмозглые головы ваши не пришла такая простая мысль, что карточки эти, дармовые, фальшивыми оказаться могут?

– Шпалер сам лично проверил. Сказал, вроде всё путём.

– Вроде – у бабки в огороде! А теперь вот с этим самым «путём» на кармане позавчера Сеню Мерзавчика энкавэдэшники взяли. И чем теперь это все обернется – одному богу известно.

– Сеня не вломит.

– Хочется верить, что он не до конца идиот и станет молчать за диверсанта. Иначе при таком раскладе ему однозначно стенка… М-да… С какими же дилетантами приходится иметь дело… Ладно, если грамотно провернете тему с картиной, – считай, будет твоей ватаге полнейшая индульгенция.

– Чего будет?

– Не анализируй. А как сработаете – с меня ящик тушенки.

– Еще бы спиртяги? Братве для сугрева?

– Там видно будет… Всё, свободен…

– …Барон! Ты чего?

– А? Что?!

– Ты куда-то того… в астрал ушел?

– Я? Да нет, все нормально.

– Просто мне показалось…

– Показалось, что казалось… – Барон тряхнул головой, сбрасывая морок бередящих душу воспоминаний. – Все нормально, Жора. И я – да, могу расширить твой кругозор. В ту блокадную зиму картину Айвазовского парням заказал человек по фамилии Марцевич.

– Ха! – клацнул вставными челюстями завсекцией. – Как же, как же, мог бы и сам догадаться… Да, Анатолий Яковлевич в блокаду поднялся – будьте-нате! Ну да не зря говорят, что и на старуху бывает проруха.

– А что такое?

– После войны, если не ошибаюсь году в 54-м, его самого обнесли, – поведал Георгий Маркович не без злорадства. – Ох, и хорошо взяли! Разве что обои шелковые поленились со стен содрать.

– Иди ты? Вот ведь как.

– Увы, бедняга не пережил подобной подлянки со стороны судьбы-индейки и пару месяцев спустя скончался от обширнейшего инфаркта.

– Мир праху его… Ну да вернемся к нашим баранам: на твой взгляд, конкретно эта картина представляет художественную ценность?

– Ну, это как посмотреть… Если ты полистаешь сей каталог, то обнаружишь, что Айвазовским были созданы десятка полтора вариаций с Неаполитанским заливом: «Залив ранним утром», «Залив туманным утром», «Залив ночью», «Залив лунной ночью» и так далее. Но при всем при том Иван Константинович продолжает оставаться Айвазовским. А значит, любое его полотно представляет как художественную, так и выраженную в денежных знаках ценность… Можно начистоту, Барон?

– Жора, ты меня обижаешь! Мы ведь с тобой не первый год замужем?

– Прости… Я догадываюсь, что твой интерес к этой картине – он, мягко говоря, не случаен. А потому спешу расставить точки над «ё»: лично я не стану – ни покупать ее сам, ни заниматься поиском покупателей. Книги с… хм… трудной судьбой – это одно. Их и почитать, и полистать можно. После чего поглубже во второй ряд поставить. Но палёного каталожного Айвазовского, да еще тройной мокрухой обремененного, стрёмно на стену вешать. Всегда могут сыскаться люди, которые тоже… книги читают. Увидят – выводы нехорошие сделают. Оно мне надо?

– Я тебя услышал, Жора. Благодарю за чай и за консультацию. И – желаю успехов на трудовом фронте.

– Погоди!

– Что?

– Видишь ли, в чем дело: книга, которую ты мне в последний раз подогнал… Я… э-э-э-э… навел справки и понял, что ошибся. Она стоит дороже.

– Я знаю.

– Знал и молчал?

– В тот раз у меня не было иного выхода, – пожал плечами Барон.

– У меня мало друзей, Барон. Зато все они настоящие. – С этими словами Гуревич достал из внутреннего кармана увесистое портмоне. – При этом у меня довольно много врагов, но они в основном так, пар пердячий. – Георгий Маркович отсчитал пять бумажек номиналом в 50 рублей. – Так зачем мне наживать хотя бы и одного врага настоящего? При цене вопроса в каких-то 250 рэ? Вот, возьми.

– Спасибо. – Барон забрал деньги, которые оказались как нельзя кстати. – Однако этим благородным жестом ты все равно не приобрел себе настоящего друга, Жора.

– Но зато избавился от потенциального врага? – лукаво усмехнулся Гуревич. – Как по мне – нормальный гешефт…

Покинув ДЛТ, Барон направил стопы прямиком в «Метрополь» с твердым намерением прокутить струйку-другую от внезапно пролившегося на его голову золотого дождя. Опять же настроение было соответствующее – невзначай озвученное Жорой известие о скоропостижной смерти Марцевича, последовавшей вскоре после обноса его квартиры, Барона изрядно воодушевило. А все потому, что обнос тот стал первым и последним в его уголовной биографии профессиональным грабежом. Вернее, сам Юрка Барон так сие действие не квалифицировал, числя свой исключительно махновский по исполнению налет на Сенной по разряду классической мести. Той самой, что «око за око, зуб за зуб».

Тогда, отправляясь с Филькой на печально известную по блокадной зиме 1942-го квартиру разжиревшего на человеческих страданиях упыря, Юрий понимал, что убить хозяина не сможет ни при каких обстоятельствах. Хотя, что и говорить, руки чесались. И вот теперь, восемь лет спустя, выяснилось, что казнь, пускай и отложенная во времени, состоялась. Состоялась, как ни крути, его, Барона, стараниями…

Ленинград, март 1954 года

Несмотря на то что московский урка Филька в подобных темах был много опытнее, в обносе квартиры Марцевича первым номером выступал Юрка. Этот момент был заранее, еще в Москве, особо оговорен стариком Халидом, и Юрий клятвенно пообещал доверие оправдать…

Остановившись на лестничной площадке перед знакомой дверью, Барон попросил Фильку спуститься на полпролета ниже, дабы не попадать в сектор обзора. Сам же нацепил на нос очки с простыми стеклами, достал копеечный блокнотик и огрызок карандаша и крутанул рычажок звонка.

– Кто? – донеслось из-за двери минуту спустя.

– Из собеса.

Защелкали замки, и дверь приоткрылась на размер щели, сдерживаемой цепочкой.

– Я никого не вызывал.

– А добрые вести, Анатолий Яковлевич, не спрашиваясь, сами приходят. Открывайте, будем вам перерасчет оформлять.

– Какой перерасчет?

Барон перелистал пару страниц блокнотика, делая вид, что сверяется с записями.

– Ну, как же? Вы ведь у нас блокадник?

– Я? Да.

– Значит, все верно. Согласно постановлению Минфина за номером… – здесь Барон снова «подглядел» в блокнотик, – номер 323/бис от 1 января сего года, вам полагается надбавка к пенсии. Надеюсь, лишние 25 рэ в месяц вам не помешают?

– Хм… Не помешают, конечно.

Дверь распахнулась.

– Проходите, только обувь снимайте. Я дам вам тапочки.

– О, благодарю.

Барон зашагнул в прихожую, привалился спиной к двери и скомандовал:

– Заруливай, бродяга.