Анатолий Ковалев - Гробовщик

Ночью ударил нешуточный мороз, и чердак с выбитым окном, в доме без отопления, мог погубить продрогшего насквозь сыщика, задержись он там еще на какое-то время.

Свет фар растворился в темноте. Джип «рэнглер» с трупом на заднем сиденье благополучно покинул улицу Красных партизан. И внезапный порыв ветра, обжегший лицо, казался естественным завершением услышанного и увиденного.

Геннадий спрятал пистолет.

— Дерьмо! Все дерьмо! — выругался он и тут же услышал в ответ жалобное мяуканье. Кот жаловался ему на жизнь.

Гена спустился в кухню, освещая себе путь карманным фонариком.

Бутылка на столе так и осталась недопитой. Он подумал, что глоток водки ему бы сейчас не помешал, но поморщился, будто содержимое бутылки было отравлено.

Его интересовало другое. Он выдвинул ящик кухонного стола. Коробок спичек, вилка без двух зубьев, погнутая ложка, пробка от бутылки, дохлый таракан и небольшая книжица в ярком бумажном переплете — «Русско-греческий разговорник».

— Крутые ребята! Нечего сказать…

— Ничего не понимаю! Они хотят замочить Поликарпа? — Света металась по кухне в поисках коробки с зеленым чаем. Сегодня с утра ей хотелось непременно зеленого.

Балуев же не стал нарушать традицию. Он спокойно попивал кофе, курил сигарету и наблюдал за телодвижениями подруги.

— Я не буду рвать на себе волосы, если им вдруг улыбнется счастье, — сказал он.

— Ты считаешь, это реально?

— Почему нет? Даже герои Эллады не бессмертны.

— Я вижу, у тебя хорошее настроение?

— Послушай, Светка, я не люблю играть втемную. Пришла пора колоться! Скажи, в чем дело, и не нервничай!

Кулибина гремела дверцами шкафчиков и делала вид, что не слышит последних слов Геннадия.

— Вот он, черт возьми! — В ее руках оказалась драгоценная пачка зеленого чая, и она приступила к многотрудному процессу заваривания.

— Значит, не скажешь?

— Не скажу.

— Хорошо. Будем и дальше играть в прятки.

— Что ты намерен предпринять?

— Во всяком случае, ничего ради спасения Гробовщика. Попробую спасти не сильных мира сего.

— Верку? У нее утренняя репетиция.

— Знаю. Дело Гольдмаха ты мне раздобыла?

— Возьми в книжном шкафу. — Она не стала снова говорить, что это пустая трата времени, но всем своим видом дала понять.

— Посмотрю вечером. Мне пора. Приятного аппетита! — Он встал из-за стола, но Светлана остановила его легким движением руки.

— Погоди! Я хочу спросить…

— Спрашйвай!

— Кто этот босс, что так уважает Мишкольца и тебя?

— Милая моя, откуда же я знаю? Ты ведь и вызвала меня из Москвы, чтобы это узнать.

— Подумай хорошо, Гена, — чуть ли не взмолилась она. — Кто вас может уважать?

— Ну, предположим, Мишкольца уважают все.

— Дело не в Мишкольце, как ты не понимаешь? Он, этот самый босс, спокойно позволяет тебе действовать. Он не понимает твоего интереса в этом деле, и тем не менее…

— Не морочь мне голову! — с тяжелым вздохом попросил Гена. — Она и так забита всякой дрянью!

— Может, все-таки Шалун?

Он заметил испуг в ее глазах, и ему это не понравилось.

Геннадий снова сел за стол, плеснул из заварочного чайника в пустую чашку, добавил кипятку.

— Пей чай и успокойся, наконец, — приказал он. — Шалуна я давно сбросил со счетов, и ты знаешь почему. Теперь следует сбросить со счетов Соколова, хоть у него и появился интерес к Поликарпу. Витя, как тебе известно, всегда пылал ненавистью и ко мне, и к Мишкольцу. Кроме твоей организации и банды Карпиди, нам известны еще три группировки, но с их боссами я не знаком лично и не представляю, с чего бы им вдруг меня уважать? Так стоит ли над этим ломать голову?

— Ты прав, — согласилась она. — Я тебя больше не задерживаю.

Ему действительно надо было торопиться, репетиция в театре оперетты уже подходила к концу. И Светлана могла бы его подвезти, но сама не предложила, а он не стал ее просить. В их отношениях наступила пора отчуждения. Ему хотелось поскорее уехать. Он скучал по Москве. Скучал — не то слово, болезненно переживал разлуку с Москвой. Но, прекрасно зная себя, понимал, что не будет ему покоя, если не разберется с этим делом, и особенно с той ролью, которую в нем играет Светлана. Хотя уже имел на этот счет свои соображения.

Веру он застал чудом, когда она выходила из театра. Балуев был на такси и сразу затащил ее в машину. Актриса не сопротивлялась. В ней теперь трудно было узнать прежнюю вампиршу. Лицо без грима и косметики вряд ли могло показаться привлекательным. Морщины безбожно расправились с ним, а кроме того, добавились круги под глазами и потухший взгляд.

— Скверно выгляжу, правда? — криво усмехнулась она, заметив, с каким удивлением разглядывает ее Геннадий.

— Хорошо, что еще хоть как-то выглядите, — не стал щадить он актрису. — Живы, и слава Богу!

Вера неожиданно расплакалась.

— Я не знаю, что мне делать! — прошептала она. — Помогите! Я все расскажу!

— В «Сириус», — скомандовал он шоферу.

— Почему не ко мне домой?

— Так будет надежнее.

Он допускал, что на квартире у Веры засада, и ее слезы притворны.

— Вчера убили директора, — напомнила она, — а позавчера Полину.

— Кто это?

— Помните симпатичную девушку в моей гримуборной? Она вам понравилась. Ее нашли на набережной, с пулей в голове. Какой ужас!

— Она имеет отношение ко всей этой истории?

— Не знаю.

— Тогда не стоит отвлекаться. В этом городе каждый день кого-нибудь убивают.

— А вы черствый человек, — сказала Вера.

— А вы?

— Меня заставили!

— Я здесь тоже не по своей воле.

— Понимаю, — снова усмехнулась актриса.

В такой ранний час в баре не было ни души. Играла музыка. Бармен не появлялся.

Балуев выбрал столик в дальнем углу, под фикусом. Тот самый, где, по словам бармена, сидел человек в длинном шарфе. Сегодня за ними никто не будет следить.

— Вы хотите, чтобы я рассказала о той ночи? Но до нее было еще две ночи съемок. Мы ходили с директором на могилу моего кумира, моего учителя. Директор ухаживал за мной, говорил комплименты, дарил цветы. Все произошло неожиданно. Накануне той роковой ночи он признался, что мы занимаемся не кино, а «смертельным шоу» (это его выражение). Я не поняла, ведь фильм тоже был как бы про это. «Вы не поняли, милочка, — грубо оборвал он меня, — съемки закончатся настоящим убийством, и мы все будем участвовать в нем!» Он говорил вдохновенно, и я подумала, что он немного свихнулся на этой почве. «Вы мне должны помочь, дорогая», — не унимался директор. «Конечно, помогу», — подыграла я. «Без сомнения! Иначе ляжете неподалеку от своего учителя!» Шутка мне не понравилась. Я все воспринимала именно в шутку, ни о чем таком не подозревала. На следующую ночь он опять потащил меня к могиле учителя. Я считала, что двух ночей вполне достаточно, чтобы отдать дань памяти любимому артисту. «Вы же обещали мне помочь!» Что ж, думаю, будем сходить с ума вместе! Честно говоря, очень хотелось посмотреть съемку с лошадьми. Ну, помогать так помогать! Мы дошли до могилы. Он все время смотрел на часы. Потом сказал: «Ждите меня здесь. Я скоро вернусь. Шаг влево, шаг вправо карается смертью!» Я, как дура, ждала его там, одна среди могил, в полной темноте, а он в это время резал ни в чем не повинного парня! Потом прибежал, едва отдышался и, ничего не объясняя, потянул меня за платье. У меня там внизу, по моде того времени, болтались сумочка и нож в ножнах, разумеется, бутафорский. «Что вы делаете?» — возмутилась я. «А это, милочка, и есть то, о чем я вас просил! Теперь у вас в ножнах настоящий нож, и попробуйте только вякнуть!» Что ж, я не сопротивлялась. Подумаешь, человек рехнулся! С каждым может случиться! И только вернувшись на съемочную площадку, я поняла весь ужас своего положения! Мне это не приснилось, не привиделось! Меня втянули в преступление! Я стала соучастницей! И угроза директора относительно могилки неподалеку от моего учителя стала реальной! Тем более что на площадке уже лежали два трупа. Как я все это тогда вынесла — не знаю. Но взяла себя в руки и смогла даже дать показания. Представляете, что я чувствовала, пряча у себя орудие преступления?