Анатолий Ковалев - Гробовщик

— Езжай! — приказал Балуев, и у того больше не возникло вопросов. Вновь заревел мотор, и грузовик, громыхая бортами, дал задний ход.

Он остался один посреди пустынной улочки. Первый дом оказался бараком, и кое-где там горел свет. Это вселяло бодрость. Второй стоял абсолютно темный. Маленький неказистый частный домишко за поваленным забором. Свет фонаря сюда едва пробивался, но все же Геннадий смог прочитать: Красных партизан, 19. Адрес ему показался очень знакомым, хотя он мог дать голову на отсечение, что никогда раньше не бывал здесь.

Пришлось напрягать память.

Красных партизан, 19… Он, конечно, слышал о такой улице. Еще в детстве его смешило название. В детстве? Кто-то из друзей жил на улице Красных партизан? Переехал из трущоб? Такое вряд ли вспомнишь! С номером дома легче. Художник Модильяни жил в Париже, на Монпарнас, 19. Может, детское воспоминание и этот номер причудливым образом совместились? Наш мозг порой выдает и не такое! А в Париже он не был года четыре. Раньше часто гонял по делам фирмы. В последний раз устроил себе настоящее путешествие. Исколесил пол-Европы на поезде. Варшава, Прага, Будапешт, Вена, Кельн… «Давно не ездил в поезде. С детства». Вот так соврал! Совсем вылетела из головы эта дорога в Париж. Может, потому что мало похожа на привычную дорогу с Урала в Москву, из Москвы на Урал? Стоп! Попутчик, бродяга, этот гребаный Валера! Его паспорт, обгрызенный крысами! Жена, двое детей, место прописки! Точно! Красных партизан, 19! Вот тебе и Модильяни!

— Круг замкнулся, — прошептал он, едва шевеля губами. — Мой старый, добрый знакомый Валера и есть бутафор!

Балуев не знал, что делать дальше. Часы показывали полночь. Самое подходящее время для сна. И все же его подмывало войти в дом. Внутренний голос подсказывал, что жилище необитаемо. Такие, как Валера, не живут по месту прописки. У них, как правило, несколько пристанищ. А жену и детей они вообще прячут за семью замками.

«Вперед!» — скомандовал себе Геннадий и поднялся на трухлявое крыльцо. Но не тут-то было. Дверь оказалась заперта.

«Тебя тут не ждали, — усмехнулся Балуев, — а то бы оставили под крылечком золотой ключик!»

Обойдя дом со всех сторон, он осмотрел окна. На одном даже имелись ставни. Зато на другом, которое рядом с крыльцом, не висела занавеска. Гена посветил карманным фонариком внутрь. Миниатюрная кухня с русской печью. Стол и две табуретки. Все просто и незатейливо. И никакого улова для любознательного сыщика!

По мере того, как все усилия попасть в дом оказывались тщетными, желание возрастало и даже появился азарт.

«Можно, конечно, взломать дверь или выбить стекло, — рассуждал искусствовед Балуев, — но шум привлечет внимание. Люди в бараке проснутся. В трущобах любопытный народ, видавший всякое».

Отчаявшись, он решил поискать во дворе какой-нибудь железный прут, чтобы подпереть дверь снизу и попытаться снять ее с петель. Затея полуфантастическая, но и ситуация из ряда вон.

Геннадий сделал несколько уверенных шагов в сторону поваленного забора и вдруг почувствовал у себя на затылке пристальный взгляд. Будто кто-то в доме, до этого крепко спавший, проснулся и выглянул в окно.

Он резко обернулся и выстрелил лучом фонарика в оба окна по разные стороны крыльца, с целью ослепить противника, но старания были напрасны. В первом окне не шевельнулась занавеска, а во втором — не мелькнула тень. В доме никого не было.

И тогда он посветил выше. Над крыльцом зияло круглое чердачное окно. Там сидел здоровенный сиамский кот и внимательно наблюдал за непрошеным гостем. От света он зажмурился, пронзительно мяукнул и неохотно убрался в темноту чердака.

«Вот и выход! А вернее, вход!» — поздравил себя с открытием Балуев, обнаружив, что чердачное окно без стекла. Взобраться на козырек крыльца, а потом влезть в эту черную дыру представлялось ему парой пустяков.

Где-то в конце улочки заиграла музыка и возник свет. Это на ухабистой дороге разворачивался какой-то автомобиль. Геннадий стоял посреди двора, на открытом пространстве, и любой мог принять его за вора. Оставались считанные секунды. Свет фар уже почти касался соседнего с домом барака. И Балуев незамедлительно принял решение. Он вряд ли смог бы впоследствии так четко повторить те гимнастические упражнения, которые позволили ему очутиться на чердаке заброшенного дома.

«Дойче зольдатен унд официрен», — раздавался из окон автомобиля старый нацистский марш.

Гена не успел еще как следует отдышаться, а события этой ночи продолжали развиваться с нарастающей быстротой. Когда машина оказалась под единственным на этой улице фонарем, он сразу признал в ней джип «рэнглер», стилизованный под «виллис». И у него уже не оставалось никаких сомнений насчет того, где припаркуется это транспортное средство.

Действительно, машина остановилась прямо напротив убежища Балуева. В салоне зажегся свет. Там сидели трое. Геннадий не мог их как следует разглядеть, чтобы не выдать своего присутствия, поэтому наблюдал за происходящим, вжавшись всем телом в бревенчатую стену, в некотором отдалении от чердачного окна.

За рулем сидел молодой человек в кожаной куртке, поблескивающей металлическими бляхами, пуговицами и застежками, которые имелись на ней в немалом количестве. С первого взгляда стало понятно, что и машина, и музыка принадлежат ему, настолько все это гармонировало друг с другом. Парень вырубил музыку и вылез из джипа. Как и следовало ожидать, он оказался в брюках-галифе и высоких сапогах. Зевнул, потянулся, размял руки. На носу у парня уютно устроились черные очки с прямоугольными узенькими стеклышками. Их Балуев не сразу разглядел. Они словно приросли к лицу. «Как же он вел машину в очках?..»

— Удивляюсь, как ты видишь дорогу? — воскликнул второй, захлопнув дверцу автомобиля. Этот был намного старше, в меховой лохматой шапке.

— Про таких говорят сукин сын, а ему больше подходит кошкин сын! — откликнулся третий, и Гена сразу узнал в нем своего попутчика Валеру.

— Просто привычка, — объяснил парень.

Все трое направились к дому. А как только они оказались внутри, Балуев включил фонарик и осмотрел чердак. В двух шагах от него находилась лестница, ведущая вниз, как он вычислил, на кухню. Геннадий устроился на самой верхней ступеньке, приготовил на всякий случай пистолет и весь обратился в слух. Возможно, судьба посылала ему разгадку… Об этом он не успел серьезно подумать, потому что почувствовал нежное прикосновение сзади и еще одно… Он вздрогнул и едва не нажал на курок. И только вовремя раздавшееся кошачье урчание предотвратило беду.

Жуткие легенды, которые рассказывают о сиамских котах, вселяют страх в любого, не имевшего счастливой возможности пообщаться с красноглазым «людоедом». Этот чердачный экземпляр сиамца, видно, так соскучился по человечьей ласке, что завел громкую радостную мелодию и совсем по-собачьи лизал Балуева прямо в лицо.