Анатолий Ковалев - Гробовщик

— Не так все просто. Нужно время, чтобы получить визу.

— Ерунда! Отправим тебя сначала в Эмираты или на Кипр. Там виза не требуется. Отдохнешь, развлечешься, а мы тут без тебя все устроим. Ты только назови страну, в которую собираешься драпать.

«Он, наверно, считает себя очень хитрым!» — усмехнулся Гольдмах.

— Я поеду в Израиль.

— С ума сошел? Что там делать человеку при деньгах? Это страна для бедных.

— У меня там папа, мама. Я их давно не видел. — Миша произнес это жалобным тоном, и Окунь понял, что над ним издеваются.

— Как знаешь, — раздраженно бросил он, но перед тем, как покинуть кабинет, выдал свежую информацию: — Старик в разговоре с Неведомским интересовался тобой. Похоже, он собирается тебя отозвать. Упаковывай чемоданы, Миша. Послезавтра полетишь на Кипр.

— Поглядим, — застенчиво улыбнулся Гольдмах.

— Завтра ты перестанешь улыбаться, — пробурчал себе под нос авторитет и вышел.

Он спустился вниз и обшарил глазами зал. Жигулин сидел в кресле рядом с фонтанчиком и потягивал коктейль.

— Освежаешься, мусор поганый? — с легким оттенком иронии спросил Окунь, усаживаясь тут же.

— А тебе какое дело, уркаганская мразь? — в тон ему ответил круглолицый. А потом уже серьезно спросил: — Ну как там, наверху?

— Этот жиденыш оказался крепким орешком.

— А ты думал! Старик фуфла не держит!

— Вроде прижал его к стенке, а он в последний момент выскользнул. Скользкий, гад!

— Думаешь, зря устроили спектакль?

— Не знаю. Ничего не знаю. Будем ждать. — Окунь тяжело вздохнул и на секунду задумался. — В конце я его зачем-то припугнул стариком, хотя он может в любой момент позвонить судье. Что поделаешь, привык блефовать. А старик-то звонил из Вены. Чего он боится?

Жигулин скривил рот и произнес:

— Да, бродит призрак по Европе…

Снег повалил крупными хлопьями, когда Гольдмах припарковал свой «мерс» возле небольшого ресторанчика на берегу городского пруда. Он немного не доехал до дома. Домой совсем не хотелось. Эти старые стены Ликиной квартиры нагоняли тоску. А ведь и без того тошно! В. ресторан тоже не тянуло. Кусок бы в рот не полез. Он решил прогуляться по плотине. Любимое место прогулок жителей «маленького Парижа». Только с погодой ему не повезло. Холодно. Валит снег. Опять зима.

Значит, все кончено. Он сам не знал, радоваться ему или горевать. Роль марионетки, которую он играл весь этот год, его тяготила. С другой стороны, он заработал неплохие деньги и мог бы теперь открыть собственное дело. Чепуха! У него теперь только два пути: или за решетку, или за кордон. Бежать в Швейцарию? Броситься в ножки старику? Здесь меня хватило только на год, не пошлете ли еще куда! И опять проехать мимо ее дома с черепичной крышей? Нет уж, лучше в прорубь! Мысль ему понравилась. Тем более все под рукой (или под ногой?). Лед уже не такой крепкий после теплых мартовских дней. Не зря же предупреждает плакат: «Не ходить! Опасно!»

Вместо того чтобы сделать пару решительных шагов к чугунной ограде набережной, он сделал пару шагов от нее и сел на скамейку.

Жизнь только началась. Правда, получилась ломаная кривая, а не жизнь. За что ни возьмешься, все крошится прямо в руках. Может, оттого, что берусь не за свое? С детства мечтал стать дантистом. Все удивлялись, разве это детская мечта — вставлять зубы? Почему нет? Папа всю жизнь вырывал. Кому-то надо созидать? Бабушка вообще была без зубов. Оставляла на ночь в стакане вставную челюсть. Его завораживало это зрелище. Челюсть в стакане воды часто снилась потом. Она самостоятельно выбиралась из своего убежища и противно клацала, передвигаясь по столу. Может, поэтому такая странная мечта — сделаться дантистом? Во всяком случае, теперь он не представляет себя в белом халате. Так погибают детские мечты. Что же тогда остается?

Когда-то он любил свой город. Теперь «маленький Париж» его раздражает. Потом случилось это. Есть даже такая поэма «Про это». Маяковский посвятил ее Лили Брик. Что только не лезет в голову на заснеженной скамейке в четырех шагах от проруби! Да, была любовь. У Лики муж, ребенок от мужа. И зря он тешил себя иллюзиями. Она никогда не будет принадлежать ему. Никогда.

Мысль о чужом ребенке вдруг засвербила в мозгу. Не о Ликином швейцарском чаде, а о пацане той самой девицы, в убийстве которой его собираются обвинить. Надя говорила, что мальчику лет пять-шесть. Черненький. Неужели Салман постарался? Судя по всему, у него были какие-то шашни с этой Полиной. А вот другой девице, Тане Семеновой, он не успел сделать ребенка. А может, она бегала на аборты. Не хотела.

Никто не хотел умирать. Был такой замечательный фильм. И вот все трое убиты. Странно, но он почему-то чувствует свою причастность ко всем этим убийствам. Ведь все делалось ради того, чтобы он исчез, испарился, не мешал безраздельно властвовать. Сначала его решили подставить с Семеновой. Застать преступника на месте преступления, что может быть проще? И он чудом спасся от милиции. Теперь понятно, чьих это рук дело. Жигулин твердо идет к задуманной цели, не обращая внимания на трупы. Кажется, он добился своего. Полина умоляла бежать за границу. Все делала и говорила по заученному сценарию. Жигулин дал им последний шанс. Свел вместе. Решил, что он клюнет на смазливую бабенку. Хотя Полина ему наверняка рассказала про Эмираты. Тогда Гольдмах не клюнул. Не клюнул и теперь. Что в этом понимает бывший милиционер? Он судит людей по себе. Он бы не пропустил такую фифу. А уж этот уродец и подавно!

Итак, последний шанс. Он сказал: нет. Она вышла в коридор. Там ждал ее круглолицый. Не мог не ждать. Нет, он затащил ее в мужской сортир для конфиденциального разговора. Кстати, и в клуб она попала не без его помощи. Она сказала Жигулину примерно следующее: «Ничего не вышло. Я предупреждала, что Гольдмах на меня не клюнет». И тогда он всадил ей пулю в голову. Почему в сортире? Почему он не боялся случайных свидетелей? Потому что все было заранее подготовлено, и второй этаж оцеплен его людьми. Свидетелей нет. Кто убийца? Тот, кто находился на втором этаже. Мышеловка захлопнулась.

Неудача с Таней Семеновой их многому научила, и теперь они действовали наверняка. Кто они? Жигулин и К°. Абстрактная К°. Да не такая уж абстрактная, если вспомнить разговор с Окунем. Он настойчиво выпихивал его за кордон. И пытался узнать место обитания старика. Да, они заодно! Они, как пить дать, заодно! И всю эту дешевую комедию разыграли для него! И тогда, когда он в первый раз приехал ночью в пустую квартиру Семеновой, у него было полное ощущение розыгрыша. Может, Таня, как и Полина, с самого начала участвовала в этой игре, не подозревая, чем она для нее кончится? Надо бы еще раз прослушать записи ее телефонных звонков. Что это даст? Из мертвых ее не воскресишь.