Анатолий Ковалев - Гробовщик

— Одну минуту! — Миша исчез в другой комнате и вернулся оттуда с деревянной шкатулкой.

— Кажется, у меня имеется то, о чем вы говорите, — сказал он.

Балуев взял в руки портсигар и присвистнул.

— Откуда это у вас?

— Не догадываетесь?

— Вы — наследник старика?

— Громко сказано! Скорее — эмиссар.

— Красивое слово. Значит, жив курилка! А все его списали с счетов.

— Не все, — возразил Гольдмах. — Кое-кто охотится за стариком. Если честно, меня обложили со всех сторон. — Он тяжело вздохнул, взял из рук Балуева портсигар и хотел было закурить, но вспомнил, что это вредно для больного.

— Ну-ка, выкладывайте, что там у вас! — приказал Гена.

— Вам лучше поспать.

— Идите к черту! Похоже, что за истекшие трое суток я выспался на всю оставшуюся жизнь!

— Делать нечего, — рассудил Михаил. — Я вам расскажу. Только обойдемся без географических подробностей.

— Вы имеете в виду то место на карте, где сейчас обитает старик? Да Бог с ним! Меня это не интересует.

— Я начну с конца. Меня собираются обвинить в убийстве.

Он рассказал Балуеву о двух убитых женщинах, о двух ловушках, подготовленных для него. И упомянул о сегодняшнем разговоре с Окунем и Жигулиным.

— Да, похоже, они знают, чего хотят от жизни, — сделал вывод Геннадий.

— Одного понять не могу. Зачем понадобилось убивать Салмана?

— Салмана?

— Ну да. Я вам говорил, что обе были любовницами моего друга. У одной даже ребенок от него.

— Салман, по кличке Пентиум, был вашим другом?

— Сначала мы были компаньонами в одном деле, а потом он обеспечивал мне «крышу». Но последний год мы с ним не поддерживали отношений. Судьба развела нас в разные стороны, и мы это понимали. И вот я узнаю о его гибели, а потом одна за другой гибнут его любовницы. Ничего не понимаю.

— Вы связываете гибель Салмана с этими двумя провокациями против вас?

— А вы — нет?

— Надо подумать…

— Мне это пришло в голову из-за националистического фактора.

— Не понял.

— Мне угрожал по телефону какой-то антисемит. А Таню, тоже по телефону, назвали чеченской шлюхой. И на двери ее квартиры была нарисована свастика. Я подумал, что кому-то выгодно разыгрывать националистическую карту. И тогда же связал эти убийства.

— А у вас сохранились записи ее звонков?

— Конечно! Я как раз сегодня собирался их прослушать.

— Так давай же, черт возьми!

— Успокойся, тебе вредно так волноваться. Они сами не заметили, как перешли на «ты».

Первая запись не произвела впечатление на Балуева, а вот вторая…

«Миша! Это Таня Семенова! Все кончено! Не звони и не приезжай ко мне! За тобой следят! Я не знаю этих людей, но среди них есть женщина с малахи…»

— Что там за фон?

— Музыка, — пожал плечами Гольдмах.

— Давай-ка еще раз! Будем слушать музыку!

Они прослушали второй, и третий, и пятый раз.

— Поздравляю, Миша! Это немецкий марш времен Третьего рейха.

— Я же говорил…

— И женщина с малахитовым перстнем мне знакома.

За время службы у Мишкольца через руки Геннадия прошли тысячи украшений с драгоценными камнями. И подобные вещи он запоминал раз и навсегда. Перстень с малахитом был у вампирши, актрисы оперетты.

«Ай да Вера! Прикинулась невинной овечкой! Мать твою! А я, лопух, развесил уши! Да-да, все та же компания. Они заперли эту несчастную Таню в машине Тимофеева, и та воспользовалась телефоном. Пары минут ей хватило, чтобы предупредить Гольдмаха. Черт возьми, одна компания! Валера замочил чеченца. Игорек с вампиршей участвовали в розыгрыше с Таней Семеновой… Стоп! Кажется, я зря грешил на Охлопкова. Это Вера предупредила Тимофеева о моем визите! Мы с ней тогда только что расстались, и она догадалась, куда я поеду. Слишком неосторожно я расспрашивал ее о Тимофееве».

— Ты знаешь этих людей? — допытывался Миша.

— Да, но это не важно. Они ведь пешки в игре, а пешками часто жертвуют. Так что же получается? Это Жигулин заказал Пентиума?

— Или Окунь. Или оба. Кажется, они на время спелись. На время моего эмиссарства. Вот только зачем понадобилось убивать Салмана?

— А не мог он быть с ними связан?

— Работать на этих шакалов?

— Почему нет? Если хорошо платят. Салман был человеком пришлым. Он сравнительно недавно объявился в наших краях. И хоть считался человеком Шалуна, всегда гулял сам по себе. А теперь представь, что эти двое поручают ему операцию по выдворению из города некоего Гольдмаха. Как бы он на это отреагировал?

— Вряд ли бы согласился.

— Правильно. Потому что он сын гор, а там знают цену мужской дружбе. Салман отказывается, подписывая себе смертный приговор.

«И операцию поручают Тимофееву и его команде, зарекомендовавшей себя с лучшей стороны во время съемок триллера. Какое отношение Окунь или Жигулин имеют к Гробовщику? Что их может связывать? Надо поскорее добраться до дела скрипача Гольдмаха. Там кроется разгадка. Есть такое предчувствие. Скрипач Гольдмах. Сижу я у Гольдмаха. Как все перепутано!»

— Знаешь, Гена, это похоже на правду. А я одно время сердился на него.

— Только не надо устраивать панихиду! Пентиум — не ангел.

— Еще старик меня предупреждал, чтобы я держался подальше от Салмана, — припомнил Миша.

— Лось? Это только подтверждает мои слова. Он знал о связи Пентиума с этой бандой. Иначе зачем бы он стал тебя предупреждать?

— Я думал, он опасается Шалуна.

— Еще чего! Виталика он, конечно, недолюбливал, но тот никогда не посягал на его добро. А кстати, почему старик оказал тебе такую честь?

— Не знаю. Я был в отчаянном положении. Хотел умереть.

— На него это не похоже. Он всегда отдавал предпочтение сильным людям. — Балуев на минуту задумался. — Ну, да ладно. Ты говоришь, не сегодня-завтра эта банда доберется до старика?

— Да, но у меня нет с ним никакой связи. Правда, неподалеку живет моя знакомая. Я уже пытался дозвониться до нее.

— По своему телефону? Молодец! Вот бы ты подставил Лося! Твой телефон уже давно прослушивают. Неужели непонятно?

— Что же делать? — заволновался Михаил.

— У меня в кармане пальто лежит сотовый, — вспомнил Геннадий, — но где гарантия, что эта банда не вмонтировала туда какую-нибудь дрянь?

— Так что же все-таки делать? Переговорный уже закрыт.

— Позвонить от каких-нибудь знакомых, — посоветовал Балуев. — Есть у тебя знакомые — простые, обыкновенные люди?

— Есть, — улыбнулся Гольдмах. Он подумал о родителях Лики.

— Вот и отлично. Садись в машину и гони к ним. А я тут пораскину мозгами, как нам с тобой дальше быть. И заодно прослежу, нет ли «хвоста».

Ничего подозрительного во дворе он не заметил и, отойдя от окна, подумал: «Какой смысл следить за человеком, который пойман в ловушку?»

Боясь прослушивания, долго не решался позвонить Кулибиной, но любопытство в конце концов взяло верх.