Анатолий Ковалев - Гробовщик

— Чего суетишься, голуба? Похороним твоего друга по высшему разряду. В первый раз, что ли?

— Я… я не об этом хотел поговорить, — от волнения начал заикаться Окунь. — Нам надо срочно встретиться… Сглазу на глаз…

— В семь часов тебя устроит? У трансформаторного завода, на пустыре. Пойми меня правильно, голуба. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Могут принять за сговор. — И в конце добавил: — Я приеду на черном «шевроле».

Пустырь возле трансформаторного завода был излюбленным местом сходок авторитетов. Завод уже несколько лет стоял, поэтому безлюдность вокруг гарантировалась. Еще это место привлекало тем, что плавно переходило в парк имени Лермонтова, где всегда можно скрыться в случае опасности.

Окуня удовлетворял такой расклад. Он радовался, что сумел склонить несговорчивого Гробовщика к этой встрече именно сегодня. Завтра ему будет некогда заниматься подобными делами. Завтра он возьмется за решение внутренних проблем. Надо выяснить, кто мутит воду?

Думать о неприятном не хотелось. Тем более когда приходится гадать на кофейной гуще. С большим энтузиазмом он принялся планировать сегодняшний вечер после разговора с Поликарпом. На разговор он отводил не более часа. Жаль, что Гробовщик назначил на семь. Во-первых, где убить три часа? А во-вторых, в семь у Верки начинается спектакль. Ничего, он приедет ко второму акту. А потом они отправятся к нему. Не зря же он заказал кухарке роскошный ужин.

Они будут сидеть при свечах и вспоминать детство. Что может быть лучше этих воспоминаний? Особенно летние каникулы. Они всегда проводили их вместе. И его и ее родители предпочитали на лето сплавлять детей в деревню, к дедушке. Там-то и закралась в сердце тайная страсть к кузине. Он пронес ее через всю жизнь, а тайна так и осталась тайной. Вряд ли когда-нибудь он откроется ей. А впрочем, она сама все видит. Тогда в детстве, у деда на сеновале, они преспокойно могли обжиматься и целоваться, ни о чем не задумываясь. Условности, придуманные солидными дядями и тетями, отравляют жизнь. Иногда в нем просыпалось что-то детское, он начинал думать как ребенок и даже высказываться вслух, если рядом была Вера. Поэтому она до сих пор считала его инфантильным, а остальные почему-то — твердокаменным, жестоким и себе на уме.

Чтоб убить время, он поехал в клуб. Еще по дороге наметил две комбинации, на которые поставит в рулетку. И загадал: если выиграет, сегодня же ночью овладеет кузиной. Пора им уже определиться в этой жизни. Она перестанет быть дерзкой, как только окажется в его объятиях!

В клубе народу было не густо. Все те же верные соратники. Они громко, уже хмельными голосами, приветствовали своего единоличного босса. Это не улучшило ему настроение. Он пытался понять, где же остальные? Неужели насмерть запуганы?

Ему повезло сразу и довольно крупно. Хоть какая-то радость в такой неудачно начавшийся день! Вторая, намеченная в машине комбинация тоже не подвела. Потом он проиграл. Проиграл еще раз. И вдруг сумасшедшая фортуна поцеловала игрока взасос. Такого с ним еще никогда не случалось. Один выигрыш за другим. К шести часам он стал обладателем нескольких толстых пачек долларов. Распорядился на всю сумму купить корзины с цветами и отвезти в театр оперетты, в гримерную одной замечательной актрисы. Велел передать ей записку следующего содержания: «Появлюсь во втором акте. Поговорим за жизнь».

Странно, он совсем не думал о предстоящей встрече с Гробовщиком. А между тем сказать ему было нечего. Как доказать, что ты не верблюд, когда все признаки налицо? А главное, сотрудничество с Тимофеевым. Это как злокачественная опухоль и никуда от нее не деться! И всему виной Верка! Его любимая Верка, которая будет утопать в цветах, пока он корячится перед греком!

Корячиться перед греком — вот что невыносимо! Кто он такой, этот Поликарп? Жук навозный! Его организация втрое меньше! Его претензий никто не принимает всерьез! Однако по убойному ремеслу ему нет равных. С этим нельзя не считаться! Смерть давно гуляет с Гробовщиком под ручку. Она избрала его своим поводырем.

Окунь покинул клуб в половине седьмого. Приказал везти его к трансформаторному заводу. Предупредил охрану, что надо быть начеку, возможны провокации.

Было еще светло, но пасмурный день казался бесконечными сумерками. Редкие снежинки долетали до пуленепробиваемых стекол «ниссана» и тут же, под давлением воздуха, снова взвивались вверх

Из головы не выходила сеструха. Со времен детских шалостей на сеновале минуло тридцать лет. Больше половины из них он провел в зоне. Он писал ей письма, она не отвечала. Он гордился сестрой, она его презирала. Но тогда, тридцать лет назад, была любовь. И он пронес ее через годы. Они уже не маленькие. Стесняться родства глупо.

Хватит, хватит об этом, уговаривал он себя, пора настроиться на неприятный разговор.

Пустырь перед трансформаторным заводом представлял собой заасфальтированную площадку в двести квадратных метров, ограниченную с одной стороны бетонным забором, а с другой массивом парка культуры. Груда металлолома в виде разобранных на запчасти электрокаров занимала почти четверть пустыря. Возле этой кучи и велел припарковать машину Окунь.

— Лучше бы к лесу, — возразил один из его охранников. — Здесь слишком открытое место.

— А там дорога, — вступил в спор с охранником шофер.

— И что с того? — не сдавался тот. — Эта дорога ведет к транспортным воротам завода. Кто ею теперь пользуется? Я здесь работал одно время, поэтому знаю, что говорю.

Окунь внимательно выслушал доводы обеих сторон и счел разумным перебраться к лесу.

Они простояли минут десять, не вылезая из машины, молча оглядываясь по сторонам. Наконец вдалеке из-за поворота вынырнул черный «шевроле». Поликарп опаздывал, но не торопился. Его машина притормозила примерно в двадцати метрах от «ниссана», и несколько секунд все чего-то выжидали. Затемненные стекла «шевроле» не давали никакого представления о том, что происходит внутри.

— Может, выйдем? — не выдержали нервы у Окуня.

— Пусть сначала они, — остановил его порыв все тот же охранник.

И, словно послушавшись парня, дверцы «шевроле» разом открылись. Вылезли трое здоровенных детин, а вслед за ними выкатился Анастас Карпиди в черном пальто нараспашку и без головного убора.

«Жарко ему, а меня бросает в дрожь», — успел подумать Окунь.

Вылупившись на свет Божий, Гробовщик и его окружение не двигались с места, будто хотели сначала насладиться ландшафтом.

— Пора! — скомандовал охранник Окуня.

Именно Окунь со своими телохранителями сделали первые шаги к сближению. И сразу услышали за спиной шум мотора. Оглянулись. Со стороны транспортных ворот на высокой скорости приближался старенький, давно не мытый «москвич».