Дэвид Гудис - Зарубежный криминальный роман

Пьеро Рагонден покашлял прежде чем войти в кухню, он улыбался и протирал руки замасленной ветошью.

— Чего тебе? — спросил старый Рагонден с вызовом.

— Чего мне? Я тебе мешаю? Я пришел выпить перно, надеюсь, я в своем праве. Я хотел сказать Жану, что с завтрашнего дня я буду ночевать вместе с ним.

— Ты хочешь спать здесь?

— Да, здесь, и ты мне это не запретишь. (Он смягчил тон.) Иногда вы разговариваете слишком громко, я все слышал (он повернулся к Шапу). Лучше мне ночевать у тебя. Извини за то, что я наговорил тогда за ужином, я ведь не знал.

— Я не сержусь, — отвечал уныло Шап.

— Ты смазал грузовик?

— Да, я смазал грузовик! Ты думаешь, что можешь разговаривать со мной как с маленьким? И нечего переводить разговор на другую тему!

— Садитесь наконец, — пригласил Шап. — Сейчас я принесу бутылку.

Он сходил за бутылкой перно и графином воды, поставил на стол три больших стакана, и каждый налил себе, сколько хотел.

— Ну, — обратился Шап к Пьеро, — что тебя волнует?

— Лучше тебе не оставаться одному в доме. Они на все способны. И их трое, а ты один, не считая девицы. С тобой одним они могут справиться, но вдвоем мы их живо отвадим.

Шап молча покачал головой. Не зная, что ответить, старый Рагонден достал кисет.

— Я прав, — убеждал Пьеро, — подумайте хорошенько и увидите, что я прав.

— Может, ты и прав, но я не допущу, чтобы ты подвергался опасности, это было бы слишком подло, поставь себя на мое место.

— Что скажет старшее поколение?

— Что я скажу? Это я приду с ним ночевать, вот что я скажу.

— Нет, если ты это сделаешь, мама сразу заметит. Не стоит посвящать в это дело все семейство. А так она ничего не заподозрит. Я справлюсь не хуже тебя.

— Не смеши меня, — саркастически уронил отец. Сын пожал плечами.

— Он силен, — обратился Пьеро к Шапу, — силен. Таких уже теперь не делают.

— Я и сейчас мог бы проучить тебя, молодой человек, — напыжился Рагонден.

— Ох! Да перестаньте вы беспрерывно ссориться! Вы оба силачи. Пожалуй, я предпочту остаться в одиночестве.

— Ты нам не доверяешь.

Шап сделал протестующий жест.

— С завтрашнего вечера Пьеро будет ночевать у тебя. Я предпочел бы сам прийти, у мальчика маловато рассудительности, но это лучше, чем ничего.

Шап переводил взгляд с одного на другого, качая головой. Они смеялись и через стол гулко хлопали его по спине.

Чтобы завоевать симпатию и уважение хозяйки пансиона, Жерому Шевиньо потребовался месяц. Как и многие пожилые люди, мадам Блан была недоверчива и в то же время по-детски наивна. Жером был единственным жильцом, и все заботы доставались ему. Завтракал он дома, а обедал и ужинал, как правило, в ресторане на улице Галанд. Однако, желая завязать дружеские отношения со своим жильцом, по воскресеньям мадам Блан приглашала его пообедать с ней и с ее племянницей.

Этот достойный пятидесятилетний господин, тихий и скромный, склонный к семейным радостям, весьма ценил воскресные встречи. По утрам он читал газету в Люксембургском саду. Затем заходил в кондитерскую и к цветочнику. Его любезность создавала особую атмосферу сердечности. Беседа Жерома разнообразила обед. Чувствовалось, что перед вами человек образованный, много повидавший, по всей вероятности переживший разочарования, но безусловно добрый.

— Нам досталась жемчужина, — отзывалась о нем мадам Блан.

Он сконфуженно улыбался и отводил рукой комплимент. Однако он наслаждался обретенным счастьем как человек, долго лишенный тихих радостей. И действительно, никогда он не знал такой радости, пока не перебрался в дом 30-с по улице Жан-де-Бовэ.

— Как немного надо, чтобы изменить судьбу человека, — нежно говорил он.

Вполне достаточно оказалось смены имени. Жером Шевиньо с удовлетворением произносил свое простое и честное имя. Пока он был Скополотрони, тысячи превратностей отравляли его существование; будучи Шевиньо, он видел перед собой лишь ясный и простой жизненный путь, почетное и безбедное существование. Иногда, нежась в своей постели в лучах бледного февральского солнца, он вспоминал о Шапе.

«У бедняги, должно быть, куча неприятностей», — лениво думал он.

И тотчас отгонял от себя мрачные мысли. Он видел лишь силуэт высокого крепкого парня, скорее даже угадывал его во мраке, и мысленно называл его: 7181ВХЗ. По номеру его машины, который ярко виднелся в белом свете фары. Этот номер он ловко подсунул Швобу вместе с пенсне, разбитым в ходе некоего довольно зловещего предприятия. И несмотря на всю свою осторожность и осмотрительность, Швоб покорно принял его правила игры, словно наивная послушница.

«Они перебьют друг друга и попадут в руки полиции».

От одной мысли о подобной перспективе он начинал радостно кудахтать, так как давно собирался свести счеты со Швобом. Тем же ходом он рассчитывал избавиться от Виктора, невероятное терпение которого вызывало у него опасения. Респланди не представлял серьезной угрозы. Пока все шло по плану. Скополотрони верил, что уже не за горами тот день, когда ему нечего будет опасаться нежелательной встречи и он сможет без оглядки распоряжаться своим состоянием и вступить в спокойную, достойную старость. Но на улице Жан-де-Бовэ никто не мог бы догадаться о его расчетах, этот умный человек умело носил свою маску.

Два-три раза в неделю, достаточно далеко от своего квартала, он брал такси и, меняя несколько раз машины и неизменно заканчивая путь пешком, наносил визит Тонтону.

— Привет! — говорил Тонтон. — А вот и Виталино, как дела?

— Зови меня Жеромом, черт побери, возьми это себе за правило!

Они поднимались в квартиру Тонтона, садились за стол в кухне и открывали бутылку славного итальянского вина.

— Что нового? — спрашивал Скополотрони.

— Ничего.

— А!

— Но Ньокви утверждает, что машина твоих приятелей все еще в районе.

Ньокви был бродячим торговцем.

— Ты виделся с ним?

— Нет, он передал мне.

— Он не задавал вопросов?

— Он не любопытный.

Скополотрони попивал винцо, приятели перекидывались в карты или говорили о пустяках, вспоминали молодость.

— Удивляюсь, — повторял Тонтон, — как это твой друг Поль всплыл на поверхность. Я ведь привязал к нему достаточный груз, чтобы он не высовывался.

— Наверное, плохо привязал.

— Но я же не ребенок, ты ведь меня давно знаешь.

— Ба, оставь это! Это не так серьезно, и с некоторой точки зрения меня даже устраивает, что его нашли.

И добавлял игриво:

— В День всех святых мы отнесем к нему на могилу букет хризантем, ему будет приятно.

Тонтон от души веселился.

— Чертов Вита… Извини! Чертов Жером!

Но дни шли за днями, и Скополотрони стал реже смеяться. Ему приходило в голову, что его планы могут сорваться и, следовательно, Швоб и Виктор могут вернуться. От этих мыслей у него пропадал аппетит. Вернувшись в Париж, его былые приятели будут представлять для него постоянную и, он не обманывал себя, смертельную угрозу. Скополотрони достаточно хорошо знал их и понимал, что они не упустят возможности расправиться с ним, а такая возможность рано или поздно представится.