Дэвид Гудис - Зарубежный криминальный роман

— Не получается? — спросил Швоб.

— Она не здесь держится, — ответил Виктор.

Он внимательно осмотрел дверь, нагнулся и переставил клещи вниз, на высоту задвижки.

— Вот здесь, — сказал он после первой попытки. — Только помогите мне. Иди сюда, Респланди.

Они усилили рычаг куском трубы. Дверь начала угрожающе скрипеть: Шап положил на засов руку, чтобы лучше следить за ходом событий. После нескольких энергичных нажимов засов подался. Шап понял, что болты начали сдавать, и между металлом и деревом образовалась едва заметная щель. Он выпрямился, зарядил револьвер и через зарешеченное окошко глазка дважды выстрелил. Раздалось два вибрирующих звука. Шап отошел за выступ стены.

По другую сторону двери Респланди бросил трубу и, одобрительно присвистнув, отпрянул в сторону; Виктор, у которого реакция была не такая быстрая, сначала медленно убрал рычаг, а потом отошел на несколько шагов.

— Не двигайтесь! — крикнул Швоб.

Он трижды выстрелил в окошко глазка. Портрет дедушки, висевший долгие годы над дверью в кабинет, упал в звоне разбитого стекла. Коридор и лестничная клетка наполнились шумом. Четвертая пуля попала в шестисантиметровое дерево и застряла в нем.

— Продолжайте, — скомандовал Швоб. — Вы ничем не рискуете.

Виктор вновь занялся рычагом. Шап торопливо вбежал по лестнице в комнату дяди Жюля: только это окно выходило на фасад дома, маленькое, зарешеченное толстыми прутьями окно, прямо над входной дверью. Шап просунул руку сквозь прутья решетки и снова дважды выстрелил: пули расплющились о плиты террасы. Швоб тут же стал палить наугад, но Виктор все же отступил от двери, и Респланди укрылся под сводом.

Определив, где находится Шап, Швоб выпустил еще несколько пуль: одни отскочили от решетки, другие попали в стену комнаты. Потом наступила тишина. Прошло немного времени. Шап, прислонившись к стене, внимательно слушал. Ему не верилось, что атака захлебнулась. Внезапная тишина его удивила. Пьеро нарушил ее, крикнув в лестничную клетку.

— Погреб!

— Проклятье!

Шап бросился вниз; влетевшая в окно пуля просвистела рядом. Шваб, видимо, предусмотрел его действия, потому что снова выстрелил в глазок в коридоре, но и Шап подумал о такой возможности, и держался начеку.

Хотя дверь погреба и была толстой, ее старинные запоры не внушали никакого доверия. И защищать ее было неудобно, поскольку закрывала она узкий проход, продолжение погреба.

— Дверь не выдержит, — сказал Шап спустившемуся Пьеро. — Быстро поднимайся наверх, осторожно в коридоре! Будь готов без промедления выпрыгнуть в окно. Обо мне не беспокойся.

На ощупь он пробрался за котел отопления. Это была выгодная позиция, здесь он мог выдержать приступ и, при удачном стечении обстоятельств, попытаться бежать через вышибленную дверь.

Тем временем дверь жалобно стонала. Шап, напрягшись, ждал, что она с минуты на минуту слетит с петель, и готовился открыть огонь. Внезапно раздались два сильных взрыва. Дверь больше не стонала, она трещала. «Крупная дробь», — подумал Шап.

Виктор грубо выругался и стал отступать к гаражу, разряжая свой пистолет прямо перед собой. Послышался издевательский хохот старого Рагондена. Потом разрывы справа. Пьеро выпрыгнул в окно, обогнул дом и атаковал Шваба сзади.

Через несколько мгновений Шап поднялся в коридор. И почти тотчас до него донесся шум отъезжающей машины и крик Пьеро: «Смылись!»

Шап открыл дверь и вышел на террасу с револьвером в руке. У входа Пьеро с ружьем все еще прислушивался и вглядывался в темноту. Вдруг в ледяном воздухе до них донесся голос Рагондена, он напевал песенку старого хулигана: «Я лыс как бильярдный шар, я старый хулиган!»

— Вот именно, — сказал он, появляясь, — лыс как бильярдный шар, ж я не прочь подпортить кому-нибудь шкуру.

— Где ты был? — спросил Пьеро.

— Где я был? Да дома, конечно. И стрелял себе спокойно из окна. Если бы я хотел, я бы мог их всех изрешетить.

— Чертов дед! — восхищенно засмеялся Пьеро.

— Чего нам здесь мерзнуть? Зайдем в дом, — предложил Шап.

— Вы не подумали о двери в погреб, невинные младенцы. А они подумали. И я тоже.

— Ах ты, старый разбойник!

— А твоя мать ни о чем не подозревает. Я налил ей столовую ложку успокоительного в чай, и она спит крепким сном. Ну что вы на это скажете?

— Старик! Мы гордимся тобой!

— Вот так я и всегда себя веду, — сказал Рагонден. — Давно я так не смеялся.

Он прямо лопался от гордости: «Теперь его не утихомиришь, — подумал Пьеро, — будет выступать до утра». Но в душе был очень доволен своим отцом.

Шап думал, что это только начало; он был куда меньше возбужден, чем Пьеро. Рагонден уверил его, что Швоб и его друзья разбиты в пух и прах. Шап признал справедливость этих слов, но не спешил ликовать по поводу победы. Моральная позиция противника была сильнее. Рано или поздно Швоб это осознает, и тогда его жизнь станет невыносимой.

— В общем, — он показал на свое оружие. — Будь у меня пугач, это дало бы тот же эффект.

— Черт! — воскликнул Рагонден. — На тебя не угодишь.

И тут послышались шаги. Металлическую щеколду двери подняла чья-то нетерпеливая рука, и трое мужчин, быстро отступив в кухню, мгновенно опустили железные ставни.

— Откройте! — загремел голос.

Друзья были ошеломлены.

— Не притворяйтесь, — продолжал голос. — Если вы мне сейчас не откроете, я завтра же напишу рапорт федеральным властям.

— Да ведь это Робишон, — тихо сказал Пьеро.

— Ты уверен?

Робишон был сельским полицейским.

— Ну что? Да или к черту?

Шап пошел открывать. Робишон вошел, и при виде ружей Рагонденов, злорадно захохотал.

— Ты не можешь отрицать! — сказал он Рагондену.

— Что отрицать?

— Не строй из себя дурака, это тебе не идет. Но я тебя предупреждаю: если теперь ты примешься палить по ночам и мешать людям спать, я этого так не оставлю, слышишь, Рагонден? Не оставлю.

Он стукнул ногой об пол, энергично нахлобучил кепи и с угрожающим видом стал перед Рагонденом. Тот не знал, что отвечать.

— Признайся, что я тебе ни разу ничего не сказал с тех пор как ты браконьерствуешь. Но в этот раз, баста! Я приказываю тебе оставить в покое кабанов, а не то я доложу мэру. К тому же это с твоей стороны эгоистично: мы организуем отстрел в воскресенье, и ты можешь принять в нем участие наравне со всеми.

Рагонден вздохнул и принял раздосадованный вид. Пьеро с трудом сдержал смех. Он обратился к Робишону:

— Послушай, будь другом, не станем об этом вспоминать, а теперь, в качестве извинения за причиненное беспокойство, не примешь ли дюжину дроздов.

— Хо-хо! — польщенно хихикнул Робишон. — Взятка должностному лицу!

— Ну-ну!

— Твой сын все же умнее тебя. Я принимаю дроздов по дружбе, но, надеюсь, вы не отпустите меня с пересохшим горлом!