Бретт Холлидей - Убийство — мой бизнес

— Всегда готов выслушать дельные предложения.

— Я не предлагаю продать Тауна. Я предлагаю тебе убираться из Эль-Пасо.

— Каждый должен зарабатывать, — пояснил Шейн. — С вашими-то ста тысячами на кампанию могли бы и раскошелиться.

— Да я никогда не считал, что Таун поднимется выше. — Манни Холден сделал глоток и добавил: — Так что лучше тебе убраться в Новый Орлеан.

— А что, если я докажу, что Таун убил солдата до того, как переехать его?

Холден покачал головой из стороны в сторону:

— Все шло своим чередом, пока ты тут не объявился. И все пойдет само собой, как только ты исчезнешь.

— Меня легче купить, чем выставить, — предостерег его Шейн.

— Не думаю, Шейн. Это не твой город. Это мой город.

— Ну что ж, — промолвил Шейн и встал. Лицо его было непроницаемо. — Еще увидимся, — бросил он Кокрейну и вышел.

Когда он подошел к своему номеру, дверь была приоткрыта. Шейн хорошо помнил, что, уходя, запер ее. Он прошел мимо номера, заглянув в узкую щель, но ничего нельзя было разглядеть. Он зашел за угол коридора и остановился. Закурив, он вернулся к тому месту, откуда можно было наблюдать за дверью. Она так и оставалась чуть приотворенной. О случайности не могло быть и речи. Если это засада, то тот, кто находился внутри, вел себя слишком глупо, оставив дверь открытой, словно нарочно предупреждая его, Шейна. С другой стороны, Шейн прекрасно знал, что до сих пор жив только потому, что всегда доверял своему нюху.

Спокойно докурив сигарету до конца, он быстро прошел по коридору и, вытащив свой револьвер, оказался у двери с другой стороны коридора. Распахнув дверь левым плечом, он одним прыжком очутился посредине комнаты.

У окна в кресле сидела женщина. Увидев его, она выронила стакан, из которого пила его коньяк. Во всем остальном она сохраняла полное спокойствие. Зоркие глаза Шейна окинули всю комнату и вернулись к гостье. Он не торопясь опустил револьвер в карман.

— Кармела Таун, — только и проговорил он.

Кармела оттолкнулась обеими руками от ручек кресла и поднялась. Ее черные глаза впились в Шейна.

— Ми-ка-эль, — пропела она низким голосом, произнося его имя в три слога.

— В один прекрасный день ты нарвешься на пулю, — сказал Шейн и шагнул к ней.

— Я и так уже подранок, Микаэль, — усмехнулась Кармела Таун и протянула к нему руки. Губы у нее были сухие, горячие и жесткие. Десять лет сильно изменили ее. Когда-то это была длинноногая девчонка с какой-то особой, затаенной красотой, рвущейся из-под спуда и вспыхивающей порой в ее черных глазах. В том юном существе бурлили жизнь и страсть. Сейчас ее стройная фигура была слишком худой, напряженной, лицо осунулось, красные пятна на щеках придавали ему лихорадочный вид, но глаза все так же сверкали неестественным блеском. По ней сразу было видно, что эта женщина давно уже много пьет и мало ест и спит.

Шейн высвободился из ее объятий, и руки ее упали вниз, крепко вцепившись в его ладони.

— Ты всегда так врываешься в собственную комнату? — спросила она.

— Как ты сюда попала?

— Сунула деньги коридорному. Он спросил, не миссис ли я Шейн, я сказала «нет», и он этим явно довольствовался.

Шейн высвободился из ее рук и пошел закрыть дверь.

— Ты пролила мой коньяк. В наши дни его не так легко доставать, — холодно заметил он.

— Прости. Не так уж много я пролила, Микаэль.

Она снова уселась в кресло и достала из сумочки сигарету, сунула ее в рот и посмотрела на Шейна в ожидании огня. Шейн зажег спичку, она прикурила и глубоко затянулась, выпустив струйки дыма через нос. Откинув голову и заглянув ему в глаза, она сказала:

— Сколько воды утекло, — и замолчала, словно ее покинула смелость.

Шейн кивнул и задул спичку. Присев на край кровати, он спросил:

— Откуда ты узнала, что я здесь?

— Прочитала во «Фри пресс». Потом я видела, что ты приходил к папе утром.

— Я про отель.

— Ты здесь останавливался десять лет назад. Я решила рискнуть и спросила внизу. — Кармела сделала нетерпеливый жест рукой. — Ты видел Ланса?

— За десять лет ни разу.

Шейн потянулся за бутылкой, стоящей на тумбочке у кровати, и налил себе коньяку. Кармеле он не предложил. Она словно не заметила; ее большие черные глаза неотрывно смотрели на него.

— Он здесь, — сказала она.

— В Эль-Пасо?

Она кивнула:

— Я видела его три дня тому назад в центре. Он меня не заметил; ехал с девушкой-мексиканкой, обычной мексиканской шлюшкой, которую подцепил, должно быть, в Хуаресе на Калле-дель-Диабло. Выглядит он ужасно, — почти беззвучно закончила она.

Шейн поднял свой стакан:

— Интересно, что с ним, — и, немного помолчав, спросил: — Ты видела его после возвращения из-за границы?

— Нет. Он уехал из города и никогда не писал мне, Микаэль, — произнесла она словно сквозь сон.

— Чему тут удивляться, — сердито отозвался Шейн. — Ланс не из тех, кто приползает на коленях после того, как ему врезали по зубам.

— Я знаю. — Верхняя губа у нее чуть задрожала, и в глазах сверкнул прежний огонь, который Шейн видел много лет назад. — Я возненавидела сама себя за то, что сделал со мной папа. Но ведь я была молода, Микаэль. Для меня он всегда был богом. Мать у меня испанка, ты же знаешь. Она научила меня, что женщине следует уступать.

Шейн оставил без внимания жалобные нотки в ее голосе и нетерпеливо спросил:

— Ты знаешь, где был Ланс, чем занимался?

— Слышала, будто он уехал в Китай, а потом в Германию. Как-то мне звонил Нил Кокрейн и сказал, что слышал по коротковолновой программе пропагандистскую передачу Ланса из Берлина. Я не поверила, но позже он прислал мне вырезку из газеты, где Ланс упоминался среди американских журналистов, перекинувшихся к Гитлеру.

Шейн мрачно уставился в свой стакан и молча слушал. Кармеле, видать, надо было выговориться. Уж слишком много чего накопилось за эти годы.

— А сейчас Ланс вернулся в Эль-Пасо, — продолжала она грустно. — Он постарел, и вид у него отчаявшегося неудачника. Я думала, ты виделся с ним, что ты из-за этого и приехал.

Шейн взъерошил свою рыжую шевелюру и не без сарказма заметил:

— Если ты читала «Фри пресс», то должна знать, что я приехал помочь твоему отцу занять кресло мэра.

— Он совсем другого мнения. — Впервые с момента, когда Шейн ворвался в номер, в голосе Кармелы послышались веселые нотки. — Слышал бы ты, как он рвал и метал после твоего ухода.

— После того как я настоял на вскрытии, показавшем, что солдата убили, — пробурчал Шейн, — он должен быть благодарен мне.

— Он же понимает, что никто не поверит вскрытию. Для него лучше взять вину на себя, чтоб все поскорей об этом забыли.

— Но он был бы лучшим мэром, чем Джон Картер.

— Надеюсь, он проиграет, — с горячностью возразила Кармела. — Он привык, что все всегда по нему. Что он избранник судьбы. Никто в течение этих десяти лет никогда не оказывал ему серьезного сопротивления. Ты просто не знаешь, какой он жестокий и надменный.