Владимир Першанин - Мы умрем в один день

Теперь, выпивая, Фалеев думал только об одном — как отомстить Глинскому. Планов возникало великое множество, но все они оказывались неосуществимыми.

Но однажды его осенило. Коттедж! Надо сжечь новый коттедж, который строит Глинский. Он там каждый кирпич облизывает, и это будет настоящая месть! Воображение даже нарисовало такую дурацкую картину. Врач, пошатываясь, бредет прочь от груды закопченных развалин и держится ладонью за сердце. Они встречаются, Фалеев помогает ему дойти до квартиры, и Глинский понимает, что вот он, настоящий друг, который может подставить плечо в трудную минуту. Возможно, они снова начнут работать вместе…

Фалеев не верил до конца в собственную решимость, даже когда приготовил бутылку с бензином. Чтобы не оставить отпечатков, он хранил ее в целлофановом пакете. Он выбрал и место, куда бросать — в окно нижнего этажа. На его глазах рабочие втаскивали сюда половые доски.

В один из вечеров Фалеев выпил триста граммов перцовки и пришел на стройплощадку. Было тихо, накрапывал мелкий дождь. Он поджег ватную пробку, пропитанную одеколоном, и швырнул бутылку в окно. Задребезжало выбитое стекло, и пламя желтым облаком мгновенно осветило внутренности пустого дома.

Фалеев не рассчитал только одного: Глинский и еще несколько человек, строившие рядом свои дома, уже давно наняли сторожей с собаками. Фалеева догнали в сотне метров от места преступления. Сначала его искусала собака, а потом безжалостно испинал ногами крепкий, спортивного вида парень.

Вызвали милицию. Глинский этого очень не желал, но замять скандал не успел. Озлобленный, избитый Фалеев стал давать показания здесь же, на месте, под вой пожарных машин.

Фалеева арестовали как виновного в умышленном уничтожении личного имущества граждан, а затем началось следствие по делу о хищении лекарств в городской больнице. Глинский и Ирина Викторовна в основном успели спрятать концы, но от суда уйти не смогли. Появилась даже статья в областной газете с броским заголовком «Хищники в белых халатах».

Ирина Викторовна попала под амнистию. Глинский и Фалеев получили небольшие сроки. Кроме того, Фалееву присудили иск за нанесенный ущерб, который пробил окончательную дыру в былом благополучии семьи.

Года через полтора вернулся из заключения Глинский. От полученных переживаний он сильно сдал и перенес в колонии инфаркт. Недостроенный полусгоревший коттедж он продал — заканчивать его не было сил и желания. Ему оформили пенсию по инвалидности, но вскоре случился второй инфаркт, и Глинский умер.

Вернулся из колонии и Фалеев. Старшая дочь успела без него выйти замуж и родить девочку. В двухкомнатной смежной «хрущевке» стало не повернуться. Радости от его возвращения никто не испытывал. Он снова поступил на ватную фабрику к своим старым знакомым станкам.

Иногда Фалеев брал бутылку и приходил на кладбище. Садился невдалеке от мраморной плиты на могиле Глинского и, понемногу наливая, разговаривал сам с собой и фотографией бывшего шефа.

Рассуждал, что как ни хитри, а судьба рассудит по своему. Вот он, Глинский, такой известный и удачливый человек и все же слег раньше в гроб. Фалеев, конечно, мелкота против него, а живет и здравствует. Выпил вот стопку и закусывает колбасой с луком. Хорошо! Нервничая и допивая бутылку, он начинал обличать Глинского и плеваться, стараясь попасть в фотографию.

За этим занятием его поймал сын Глинского и сильно избил.

Человек в меховой куртке спал, привалившись головой к окну. Его силуэт едва выделялся в затененном углу пустого вагона, но Серый разглядел добычу сразу, едва открыв дверь. Постоял, прислушиваясь к вязкой ночной тишине, потом не спеша достал из-за пояса обрезок резинового шланга, залитого свинцом. За спиной шумно дышал, переминаясь с ноги на ногу, В ладя Кусок.

— Пошли…

Быстро, почти бегом пересекли вагон: впереди — Серый, за ним Владя и последним — щуплый Костя Ремиз. Они встали полукругом вокруг спящего, и Владя осторожно потянул сумку. Серый держал наготове шланг. Сумка не поддавалась, Владя дернул сильнее.

Что-то мелькнуло, и спавший человек, развернувшись, всем телом, вдруг с силой ударил Владю в лицо блестящей металлической штуковиной. Костя отчетливо услышал, как хрустнули зубы. Владя, вскрикнув, полетел в проход между сиденьями. Серый взмахнул шлангом, но человек в куртке, сунувшись вперед, ударил его стволом пистолета в живот, под задравшуюся куртку. Серый выронил шланг и, скрючившись, пытался устоять на ногах. Костя Ремиз шарахнулся было прочь, но негромкий свистящий окрик заставил его замереть.

— Стоять! Пристрелю, как шавку…

Они выходили на промысел к ночным электричкам, сопровождая последние перегоны на окраины города. В пустых, кое-как освещенных вагонах шмонали пьяных, проспавших свои остановки, раза два срывали шапки с одиноких припозднившихся женщин. Неделю назад поймали в вагоне, стоящем в тупике, бродяжку и изнасиловали ее. Для двоих из них она стала первой женщиной. У бродяжки отобрали сорок рублей денег и банки с консервами, а сорванную одежду разбросали по вагону.

Иногда пьяные сопротивлялись. Таких ударами кулака отрубал Владя, занимавшийся раньше боксом. И Серый, не раздумывая, пускал в ход свой тяжелый шланг, разбивавший в кровь лицо. Костя предпочитал благоразумно держаться в тени.

Добыча ночных набегов не была слишком богатой, однако ее хватало на кое-какие модные шмутки, дискотеку и выпивку, к которой приучил своих приятелей Серый. Это были первые, пока еще не слишком уверенные шаги в мир шальных дармовых денег, риска и приключений. Щенячья практика когда-нибудь закончится, начнутся серьезные дела, и они со смехом будут вспоминать, как били морды пьяным и выворачивали у них карманы.

Сейчас было не до смеха. Владя Кусок так и остался сидеть на полу, сгибаясь и разгибаясь, как монах во время молитвы. Он зажимал ладонями рот и всхлипывал от боли. Между пальцев сочилась кровь. Серый и Костя сидели на скамейке напротив человека в куртке. Сейчас при свете фонарей на площадке Костя хорошо разглядел его. Широкоскулый, лет тридцати, он держал на коленях пистолет с массивным длинным стволом.

Левая штанина ниже колена была в темных пятнах крови и порвана — парень в куртке был ранен.

— Кто такие? — наконец спросил он.

У него был тусклый невыразительный голос вконец измотанного человека. Но Серому, и тем более Косте, не пришло в голову кинуться на парня, отобрать пистолет. Оба мгновенно почуяли в нем волка, с которым им не тягаться.

— Да так, — пожал плечами Серый, — думали, пьяный, решили разбудить…

Парень в куртке, морщась, потер ногу. Он тоже понял кто эти трое. Шевельнул стволом в сторону татуированных пальцев Серого.