Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Вы так не сможете, — попытался не поверить Леха.

— Ты-то смог! — жестко сказал Сырцов. — Если бы мы тебя не повязали, завалил бы всех и не поморщился. На вопросы будешь отвечать, скотина?!

— Это смотря на какие. — Нет, еще не понимал до конца боец Леха, во что он вляпался. За это и получил: на неуловимо коротком замахе Сырцов с правой врезал ему в подбородок. Леха вместе со стулом рухнул на пол, да еще и затылком вдобавок. Казарян и Кузьминский, покряхтывая, восстановили статус кво. Леха вяло помотал башкой и с трудом, разбитым в кровь ртом выговорил:

— Закованного, да? Закованного, да?

— Да, закованного, — вступил в диалог Смирнов. — Ну, а теперь расстегни его, Жора.

Сырцов без слов щелкнул ключом, снял наручники, потрепал Леху ладошкой по щеке и по-домашнему повторил:

— Будешь отвечать на вопросы, засранец?

— Буду, — принял наконец правильное решение Леха.

— Александр Иванович, я его слегка размял, теперь ваша очередь, — уступил Смирнову место вполне удовлетворенный Сырцов.

Смирнов качался в креслице. Не переставая качаться, задал первый вопрос:

— Сколько вас сегодня было в двух машинах?

Подвоха вроде бы не было, и Леха ответил быстро:

— Восемь. Трое в «БМВ», пятеро в «джипе».

— Ты в «джипе»?

— Да. На переднем сиденье с шофером.

— Значит, за старшего у боевиков. А кто главный? В «БМВ»?

— Который за рулем. Ростислав.

— Высокий блондин, накачан с избытком, правая бровь рассечена шрамом, носом слегка подергивает, в шикарном прикиде. Он? — быстро спросил Сырцов.

Леха посмотрел на него с уважением и подтвердил:

— Он. Точно он.

Ай да Сырцов! Ай да сыскарь! Атлет без мозгов, который водилой у Эли служит и которых тысячами на конвейере производят, — это про того, кто напрямую с Рузановым контактирует! Это не атлет без мозгов, это он. Сырцов, без мозгов. А его еще только что Дед похвалил. Смиренно предложил Деду:

— Александр Иванович, продолжайте.

— Каковы потери в операции? — как ни в чем не бывало продолжал задавать вопросы Смирнов. Только качаться перестал.

— Двое раненых и один вроде того… с концами.

— Убитый — пулеметчик?

— Да.

— Ты был за пассажира. Значит, и водитель ранен?

— Да. Но я руль успел перехватить.

— Где встретились с подставой?

— За Старыми Горками прямой выход на Клязьму. Там нас ждали на двух машинах.

— Кто?

— Не знаю. В пустой «рафик» уложили убитого и раненых. А Ростислав пошел к «форду» и с кем-то там разговаривал. Потом вернулся и приказал мне наказать вас.

Дед Смирнов вздохнул протяжно, подсосал нечто в зубах, которых не было (обе челюсти — вставные) и спросил непонятно:

— За что же ты должен наказывать нас?

— Вы в нас стреляли и убили одного, — быстро сообразил Леха.

— Господи, и такой за старшего! — печально удивился Смирнов. — Жора, он — дурак или прикидывается?

— Прикидывается, — безжалостно определил Сырцов.

Смирнов шмыгнул носом, кося под маразматика, достал носовой платок, утер слезящиеся глаза и взрывно высморкался. После этого аккуратно сложил платок, возвратил его в карман и поинтересовался:

— Ты будешь нам служить, Леха?

— Это что, — вспомнив уроки Сырцова, встрепенулся Леха, — вы меня перевербовываете? Перевертыша из меня делаете?

— Нет, Жора, ты его не доучил, — укорил Смирнов. — Я тебе что — деньги собираюсь платить, в жопу целовать за доставленные сведения? Не надейся. Я свистну — ты прибежишь и доложишь нам все, что знаешь. Кто ты, Алексей Решетов, есть сейчас? Ответь мне.

— На этот глупый вопрос не желаю отвечать.

— Чему же ты его учил, Жора? — страдальчески полюбопытствовал Смирнов. — Бездарно отбрехиваться? Ложиться под первого попавшегося квалифицированного волкодава?

— Не под первого попавшегося волкодава, Александр Иванович, а под хорошего инструктора. Под меня, — возразил Сырцов.

— Помнишь, что Жуковский Пушкину написал? — спросил Смирнов и выбрался из кресла-качалки. Выбрался и стал напротив стула, на котором мирно сидел Леха. Леха увидел смирновские глаза и впервые в жизни испугался по-настоящему. Смирнов поморгал часто и процитировал Жуковского: — «Победителю ученику от побежденного учителя».

— Что-что, а Леха — не Пушкин, — убежденно заявил Сырцов.

— Об этом я догадался, — сказал Смирнов. — После того, как ты его заломал.

— Саня, — попросил Казарян, — может, хватит?

— Пока нет. — И Дед попросил Сырцова: — Жора!

Сырцов левой рукой поднял за грудки Леху и правым коленом ударил его по яйцам. Очень больно было Лехе. Он прижал локти к паху и немужественно застонал. Он стонал в скверной позе и туго соображал. Смирнов, слегка модифицировав, повторил давний и самый главный вопрос:

— Теперь ты работаешь на нас, Леха?

Леха не отвечал.

— Пока у тебя отсюда два выхода, Решетов. Первый: мы сдаем тебя ментам. Отломят тебе срок или не отломят — жизнь твоя как наемника кончилась.

— А с чем вы меня ментам сдать можете? — попытался Коньком-Горбунком выступить Леха. Видимо, боль в яйцах поутихла.

— Нигде не зарегистрированный «Калашников» и показания четверых свидетелей, неудачный ты мой питомец, — популярно объяснил положение дел все тот же Сырцов. — Выход второй: мы тебя отпускаем и — есть у нас такие возможности — даем знать твоим работодателям, что тебя словили, как клопа на подушке. В этом случае тебе тоже конец, и конец окончательный — смерть.

— Жора, — распорядился Смирнов, — возьми его игрушку и постреляй с участка художника. А я из «узи» отвечу. Их слухач, я думаю, в лесу.

— Понял, шеф, — сказал Сырцов и удалился.

Через три минуты раздалась дьявольская очередь. Вышедший во двор Смирнов пострелял из «узи» в воздух. Пострелял и вернулся на террасу.

Террорист Леха сидел как гость.

— Леша, — добро сказал Смирнов, — сейчас вернется мой друг Георгий Петрович Сырцов, и он обо всем с тобой договорится.

Вернулся Сырцов, глянул на Смирнова, глянул на Леху и приказал:

— Пошли, стрелок.

Они ушли, Сырцов и Леха. Казарян, противу кавказских обычаев, налил себе стакан водки и выпил. Кузьминский, укоризненно глянув на него, налил себе и тоже выпил. Восстановил справедливость. Смирнов, приводя в исходное еврейский автомат и вроде бы не глядя на них, спросил:

— На кого обижаетесь?

— На тебя, — тут же ответил Казарян.

— За что?

— Не говоришь. — Казарян плеснул себе еще граммов семьдесят, но не стал их выпивать, поболтал только. — Кто они?

— Догадываюсь, Рома, но не знаю. — Смирнов подошел к столу, налил и себе, выпил. Понюхал ладонь. — Главный теперь у нас — Жора. Мы старые, мы к делу не особо годные. Мы только для того, чтобы он был не один.

В одиннадцать ноль-ноль Сырцов спросил у секретарши: