Игорь Шинкаренко - Мистерия в парижском омнибусе

—

Боже мой, да! За исключением… одного условия, которое вы примете, я в этом не сомневаюсь, и ради которого я удовлетворюсь устным обещанием.

—

О чем ещё идёт речь?

—

Я вас попрошу мне предоставить ваше слово чести, что вы никому не расскажете о наших сегодняшних договорённостях.

—

О! Если речь идёт об этом… Не в моих правилах бахвалиться таким… да и желания такого у меня нет.

—

Не превознося ваши строгие правила, все таки не могу не осведомиться у вас по этому поводу, ведь вы могли бы побеседовать на эту тему с кем-то из ваших друзей… например с тем, кто у вас попросил мой адрес…

—

Персона, которая у меня попросила ваш адрес, не имеет ничего общего с моими делами, — сказал месье Дюбуа. — Мои дела его не интересуют, и у меня нет оснований посвящать его в это дело.

—

Я вам верю…, — возразил господин Бланшелен, — но мне хотелось бы иметь подтверждение ваших слов.

—

Вы, надеюсь, не дойдёте до того, что станете требовать от меня изложить на гербовой бумаге обязательство хранить молчание.

—

Я уже имел честь вам сказать, что вашего слова чести для меня было бы достаточно.

—

Итак, я вам его даю.

—

Я его получил, и считаю, что этого достаточно. Осмелюсь ли я вас спросить теперь имя вашего друга… того, который желал узнать, где я живу?

—

Зачем? Вы его не знаете.

—

Но я был бы рад познакомиться с ним. Без сомнения, он нуждается в моих услугах, и это поможет мне увеличить моё благосостояние. Я всегда стараюсь расширить мою клиентуру.

—

Это ваше желание мне понятно, и я пошлю к вам этого господина. Речь идёт о том, чтобы разыскать одного должника.

—

Это — моя специальность, и я сделаю все возможное, если ваш друг решит использовать мои способности и возможности. Это— негоциант, без сомнения? Светский человек не обратился бы к агенту, чтобы вернуть долг.

—

Это — не негоциант… это — художник.

—

Художник! О! Тогда я знаю, кто это. Вы были с ним, тем вечером, в ложе в театре Порт-Сен-Мартен. Это — месье Поль Амьен.

—

О! — Тихо произнёс достаточно удивлённый месье Дюбуа. — Вы знакомы с ним?

—

Нет. Но мне его показали знакомые, и я его частенько встречал на улице или в театре. Такое лицо невозможно забыть… исключительно парижский тип. У него много таланта, да и репутации столько же, сколько и таланта.

—

Тогда бесполезно, чтобы я вам его рекомендовал.

—

Абсолютно бесполезно. Я охотно оказал бы ему помощь, если бы мои услуги могли хоть чем-нибудь ему помочь. Но я вам все таки буду обязан, если вы не будете меня ему рекомендовать.

—

Почему?

—

Потому что я не считаю, что у него серьёзное намерение прибегнуть к моим услугам. Художник-кредитор, это хоть и редкость, но случается. Но художник, который преследует должника… такого я не видел и не слышал никогда. Эта идея, конечно, могла прийти на ум месье Амьена, но я держал бы пари, что он не стал бы настаивать на взыскании долга уже через пару дней… и даже если случайно он будет помнить об этом чуть дольше, то все равно вскоре забудет, а у меня нет времени на пустяки, которые заканчиваются ничем, и я предпочитаю не вмешиваться в дело, которое мне, возможно, придётся оставить в одно прекрасное утро. Поэтому я вас попросил бы, если месье Амьен будет настаивать на своей просьбе узнать мой адрес, скажите ему, что вы его забыли.

—

Хорошо, я вам обещаю не сообщать ему его. Но хорошо, что вы меня предупредили, так как я от него не скрыл бы ваше место жительства, и вероятно, что я увижу месье Амьена в самое ближайшее время. Итак, давайте возвратимся к более значительным вещам. Когда вы мне принесёте свидетельство о кончине дочери Романо?

—

Завтра… или самое позднее послезавтра, если вы мне сегодня подпишите обязательство, которое гарантирует моё право на посредничество.

И так как он увидел, что месье Дюбуа не спешил брать перо, чтобы закрепить их отношения, Бланшелен добавил:

—

Чего вы опасаетесь? Вариант, который я вам предложил, не оставляет места для любой двусмысленности. Вы меня вознаградите только после того, как сами обогатитесь.

Между нами нет никаких возможных недоразумений… и также никаких затруднений. У нас есть общие интересы, и мы их урегулируем очень легко, когда наша цель будет достигнута… и этот счастливый момент не замедлит наступить, я в это верю. В течение двух дней вы получите доказательство, что наследница по завещанию месье Франсуа Буае больше не живёт вместе с нами в этом мире, и когда вы об этом официально заявите, то не пройдёт и месяца, как вы вступите во владение вашей долей наследства.

Эта приятная перспектива, обрисованная столь кстати, убедила месье Дюбуа. Он сел на стул перед своим бюро, открыл один ящик, достал лист бумаги, отмеченный гербом государственного казначейства, и оформил своим красивым почерком обязательство, составленное в терминах, указанных месье Бланшелен, который его внимательно прочитал и спрятал в своём портфеле с очевидным удовлетворением.

—

Теперь, месье, — сказал этот продавец наследства, — у меня есть эта бумага, равносильная полумиллиону франков в вашем кармане, и кроме того прибавляющая сто тысяч франков к моему скромному состоянию. Мне остаётся только попрощаться с вами, и просить вас напоследок дать распоряжение, чтобы ваши слуги всегда меня провожали к вам, когда я им представлюсь. Я надеюсь, что смогу вам вручить свидетельство о смерти послезавтра утром до полудня. И тогда настанет ваша очередь сделать все остальное, чтобы мы оба были довольны нашим сотрудничеством.

—

Очень хорошо. Я буду вас ожидать, — тихо произнёс месье Дюбуа.

Он провел негоцианта из своего кабинета в коридор, который вышел вслед за ним, не произнеся больше ни слова, и задумчиво возвратился к своему бюро, когда лёгкий шум заставил Дюбуа поднять голову.

Его дочь Аврора приоткрыла только что дверь, которая сообщалась с салоном, и стояла на пороге кабинета.

—

Можно войти? — спросила она улыбаясь.

—

Да, я один, — ответил месье Дюбуа.

—

Но только на протяжении последних десяти секунд. Я уже думала, что этот господин никогда не уйдёт.

—

Значит ты знала, что у меня посетитель?

—

Я шла к вам, и когда уже собиралась войти, услышала два голоса в вашем кабинете… и тогда решила подождать, когда вы останетесь

одни.

—

Я надеюсь, по крайней мере, что ты не слушала наш разговор у двери?

—

Нет, конечно, но у меня острый слух, а вы говорили громко очень.

—

И ты поняла, о чем мы беседовали?

—

Не совсем. Но я уловила на лету одно имя.

—

Какое имя?

—

Имя месье Поля Амьена, и была очень удивлена. Так что вам этот господин говорил о нем?