Владлен Щербаков - Анархист

Игорь толкнул дверь, в лицо ударил холод и застарелый запах коровьих туш. Осторожно спустившись по ступеням, щелкнул выключателем. Жгут проводов под низким потолком, зарешеченные плафоны, подпорки земляных стен. В свете маломощных ламп коридор показался проходом в преисподнюю. Пройдя несколько метров, на земляном полу, утоптанном ботинками братьев, Игорь заметил след волочения. Затем след изменился, как будто кто-то боролся, а затем снова обычные следы обуви. Почудился приглушенный голос, затем крик. Звуки, если и впрямь не почудились, шли слева и будто из-под земли. Игорь сориентировался, там, левее, находился погреб. Братья туда не ходили, овощи в последние годы закупали на рынке в разумном количестве и хранили в холодильнике при столовой.

Сердце забилось быстрее, с нехорошим предчувствием Игорь повернул налево. В конце коридора, куда едва достигал свет, угадывался дверной проем. Игорь медленно открыл дверь. Глаза уже свыклись с полумраком, Игорь разглядел балки низкого потолка, прогнившие доски, подпирающие земляные стены. В дальней части овощного хранилища мерцал квадрат на полу. Присмотревшись, Игорь заметил верхняя часть приставной лестницы. В погребе кто-то водил фонарем. Внутренний голос подсказывал не спускаться, но проем притягивал как магнит. Игоря наполнил сладостный ужас. Он шагнул вперед, склонившись, ухватился за стойки. В сплетении нечленораздельных звуков расслышал знакомый голос:

- Жить хочешь? Не верю!

Игорь лег на землю, опустил голову в подземелье. Сюрреализм! От увиденного закружилась голова. В свете фонаря дрожало мясистое лицо мужчины средних лет. Глаза выпучены, щеки влажные с потеками грязи, но губы кривились в улыбке. Луч дрогнул, опустился. Мужчина лежал на боку у стены, скрючив ноги. Какое-то несоответствие было в одежде. Неправильно сшитый пиджак. Нет! Это правая рука обрублена по локоть! Левой мужчина держал концы жгута и улыбался. Луч быстро переместился, свет ударил в глаза. Игорь едва не свалился на сцену жуткого спектакля.

- Стой на месте! - пальнул приказ из погреба.

Игорь так резко отшатнулся, что, не успев встать, упал на спину. В следующую секунду он ослеп от яркого света.

- Что ты делаешь, Вадим?

Игорь не пытался заслонится, не закрывал глаза. Сознание жгла картина увиденной пытки.

- Вставай! Разлегся, Лев Толстой! - доносились слова. - Пойдем, исповедуюсь.

Игорь смотрел на себя будто со стороны. Вот он встает, идет, согнувшись, по коридорам. Сзади как конвоир идет Вадим. Вот они пересекли двор монастыря. Светит солнце, колышется трава, где-то пилят дрова, доносятся отдельные слова братьев. А в овощном хранилище пытают человека.

Игорь пришел в себя только в комнатке Вадима, когда тот двинул засовом.

- Что ты делаешь, Вадим?

- Представь, Игорек, перед тобой два человека: пожилой и подросток. тебе надо сделать выбор, кто останется в живых. от тебя зависит, кому жить, кому умереть.

- Почему я должен кого-то убивать?

- Я не сказал убивать. я предположил ситуацию, где от твоих действий зависит умрет один или другой. различие объектов в возрасте.

- Глупая, невозможная ситуация. даже думать не хочу.

- Думать не хочу - недостойные слова. значит ты согласен так и жить растением. а раз так - не лезь в людские дела.

- Зачем ты завел этот разговор. Зачем ты вообще здесь.

- От жизни не убежишь. Твой же бог приказывает жить! так что ж ты закапываешься в землю!

- Давай, ответь на вопрос, кого жить оставишь? подростка? "слеза ребенка", и "маленькая девочка" и так далее. Нет, брат, крайности отбросим. Ладно, ты выбираешь подростка, по глазам и вижу. Подросток еще не жил, у него столько открытий впереди. И вроде как справедливо по времени: пожил один, дай пожить другому. Как же так? а что значит время для бессмертной души? для вселенной в голове старика? какая разница, какая вселенная погибнет? хорошо, задача усложняется. Условия не меняются, но получена информация об объектах: пожилой - потомственный петербуржец, академик, занимается вопросами лечения тяжелой болезни, а подросток - плод матери-алкоголички, неспособный к обучению, жестокий и не в колонии только потому, что не достиг четырнадцати. Ну? какой твой выбор? нет, Игорек, самому умирать нельзя! Представь, оба висят над пропастью, только ты можешь спасти, времени нет на двоих. Выбирай, иначе погибнут оба! а еще усложним: пожилой - старый еврей-ростовщик, малой - из гитлерюгенда с фаустпатроном за спиной. Выбирай!

- Почему я должен выбирать? почему ты решил, что у тебя есть право задавать такие вопросы? я скажу тебе! ты всегда считал себя выше других! умнее всех считал! ты и мышцы качал тогда, чтобы чувствовать себя сверхчеловеком! думал, все по твоему должно быть, потому что, видите ли, ты за справедливость! всем желал счастья, но чтобы счастье одинаковое было для всех, как прокрустово ложе, иначе всех сжечь к чертовой матери! а счастье у всех разное: работяга выпил пивка и счастлив как олигарх! кто тебе жить не давал? Что ты зациклился на свободе? Ты был одним сплошным комплексом, боялся, что тебя заденут, ограничат, обидят, засмеют, вот отсюда вся твоя энергия. Помнишь, ты сказал «почему я должен жить в такой стране»? Тебя не народ волновал, а про себя ты в первую очередь думал! Ты всех ненавидишь, исподволь вызывая ненависть к себе. Тебе никто не нужен, поэтому и ты не нужен никому!

- Наконец-то! здравствуй, Гарий! Теперь ты понял, за что я сидел? Давай и ты вылазь из норы! Нет того бога, которого навязывают. Любить сразу всех нельзя! Это значит ко всем безразлично относиться! и там ничего нет. Нет и все! Здесь надо жить! Бог - это вселенная, мы частицы вселенной и обладаем всеми правами. Правом выбора, правом на действия! по такому праву Мокшанцев выбил у меня внутренности, лишил меня нормальной жизни, по такому праву я казню его. А если на твоем языке – бог дает жизнь, бог ее и отнимает, только действует опосредовано – человечьими руками!

Из глаз Вадима лился синий свет. Игорь дернул головой, пытаясь избавиться от морока.

- Пока приходи в себя, а я пойду с ментом закончу. - губы Вадима скривились в улыбке. - К тому же формально за это я уже отбыл наказание.

Игорь остался один. Комната, келья, как называл ее Вадим, залита желтым светом, но с непривычным спектром, слишком много красного. Тихо, воздух как пластилин, сквозь толстые стены проникают звуки. Он и не сразу понял, что звонят колокола. Так кто же он - монах или Гарий?

Бога нет, значит не морали. Я - дитя божье, вырасту, стану Богом, значит, мне можно все. Нет, Махно определенно маньяк. Даже имя у него Вадим – смутьян значит. Но что же заставляет задуматься над его словами. Он не боится смерти, не боится небытия, ему безразличны удовольствия, у него нет жадности до жизни. Поэтому он свободен. Неужели бог это только страх?