Геннадий Абрамов - Ни за грош

На пороге стоял Кручинин.

– Квартира Беловых? А Яша? Он дома?

Она кивнула.

– Извините, что не предупредил звонком. Но дело неотложное. Всего несколько минут. Вы позволите?

– Пожалуйста, - растерянно пробормотала она. - Сюда.

– Старшего нет?

– Скоро должен вернуться.

– Пожалуй, так даже лучше.

Они прошли в комнату.

Катя встала у окна - колючая, настороженная.

Кручинин поздоровался с Яшей за руку.

– Надеюсь, представляться не надо? - Он покачался на каблуках. - На всякий случай, Виктор Петрович, - и дробненько рассмеялся. - Не пугайтесь, я дяденька смирный. Лев рычит во мраке ночи, кошка стонет на трубе, жук-буржуй и жук-рабочий гибнут в классовой борьбе. Ну что, братцы-нолики, побеседуем?

Яшка выглядел совершенно спокойным, а Катя смотрела на следователя с нескрываемой неприязнью.

– Хорошо, помолчим, - сказал Кручинин, с улыбкой поглядывая то на одного, то на другого. - Однако не будем терять времени. Тем более, когда оно дейстствительно дороже денег.

– Не понимаю, - сказала Катя. - Зачем вы пришли?

– Объясню. По роду службы мне необходимо коечто уточнить. А поскольку зарплата у меня маленькая и сам я крайне нерадив и работать не умею, я пришел за помощью к вам. И любую информацию готов оплатить щедро.

– О чем вы? Какую информацию?

– Ну, где, например, ваши друзья. Надеюсь, вы знаете, о ком я говорю? Добрыня Никитич и Алеша Попович. Или, в миру, Иван и Всеволод. Чем заняты. Сейчас. В данную минуту.

– Ааа... Анн-н-ндрей?

– Не волнуйтесь, Яша. Он в полной безопасности. Его не пытают, не бьют. Ведет себя по принципу: нападение - лучшая защита. В меру нахален, как большинство его сверстников, и чересчур уверен в себе. Пока. Мера пресечения определена ему достаточно легкая. Не страдает. А вот активность его дружков меня беспокоит... И вопрос к вам, Яша. Они решили выручить Гребцова, сделав за нас нашу работу? Я верно разобрался в ситуации?

Яша опустил глаза и энергично замотал головой.

– Жаль, - сказал Кручинин. - Очень жаль, - и подбросил шарик. - В таком случае у меня к вам уже не вопрос, а просьба. Объясните им, пожалуйста. Не мне, а им. И как можно скорее - если не хотите их потерять. Сообщите им следующее. В убийстве Гребцова никто не собирается обвинять. Это говорю вам я. А меня пока от ведения дела никто не собирается отстранять. Если подтвердится, что он любитель и не связан с профессиональными мафиози, как, впрочем, Иван и Всеволод, не исключено, что наказание будет символическим. Во всяком случае, для него пустяковым. Михалыч у нас человек незлопамятный, отходчивый, писать хотя и умеет, но отказывается, к тому же Гребцов перед ним извиняется восемь раз в сутки... Но если, дорогие мои... Если его приятели, выручая своего лейтенанта, снова прибегнут к насилию или еще что-нибудь подобное выкинут, предупреждаю: я им не завидую. И, конечно, рикошетом это сильно ударит по Гребцову. Вы меня поняли?

Катя закурила. Спросила:

– Решили бороться с рэкетом?

– А вы не советуете?

– Бесполезно.

– Разрешите узнать, почему?

– Поговорите с Яшей, он вам объяснит. Потому что народу выгодно.

– Народу? - рассмеялся Кручинин.

– Может быть, я неудачно выразилась. Тем, кто живет за счет дефицита. Или не так: в условиях дефицита. Частнику выгоднее заключить договор о безопасности, чем быть ограбленным. За сотню в месяц.

– К сожалению, вы правы. Имеем. Со времен застоя, как сейчас говорят.

– Снова ошибаетесь.

– Да ну?

– Никакой не застой, - заспорила Катя. - Если хотите знать, это было во время гражданского неповиновения.

– Как-как?

– Гражданского неповиновения. Тихого или громкого. На всех этажах.

– Впервые слышу.

– А вы поговорите с Яшей.

– Непременно, - Кручинин качнулся на каблуках и продекламировал: Страшно жить на этом свете, в нем отсутствует уют, ветер воет на рассвете, волки зайчика грызут... Легкий презент, - он протянул растерянной девушке шарик. - И моя визитная карточка. Пожалуйста, без стеснений. Времена меняются, молодые люди. Не дайте застрять ребятам в эпохе гражданского неповиновения. Яша, привет отцу. Будьте здоровы.

– До свидания.

– Атас, - восхитился Иван. - Особнячок отгрохал как азиатский секретарь.

Севка не верил:

– Своими руками?

К дому Хопрова они подошли в сумерках. Подзадержались в сторожке.

Изместьев стриг бороду, укорачивал усы, брился, искал куда-то запропастившуюся кепку, подробно рассказывал, объяснял, вводил их в курс дела, и перед самым уходом они немного перекусили.

– Эй! Хозяева!

На стук в дверь долго никто не отзывался. Наконец услышали шарк и недовольный женский голос:

– Кто там?

– Откройте! Милиция!

– Тьфу, пропасть.

Дверь им отворила корявая старая женщина с вислым носом. В руках она держала зажженную керосиновую лампу и смотрела на них раздраженно и зло.

– Ну? Чего надо?

– Евдокия Николаевна? - доброжелательно поинтересовался Изместьев. Тужилина^

– Ну?

– Алексей Лукич, следователь.

– Черти вас носят. Приходил уже от вас, тоже сыщик, все вынюхивал.

– Да-да, Кручинин Виктор Петрович. А это наши молодые сотрудники. Прошу познакомиться.

– Поздно мне знакомиться. Чего надо?

– Поговорить, Евдокия Николаевна. Поговорить.

– Некогда мне с вами разговаривать.

– Хозяйка, - вмешался Севка. - Вы чего-то недопоняли. К вам пришел следователь. Из прокуратуры.

Просто так, в гости, следователь к незнакомым людям не ходит. У нас к вам дело. Мы же могли вас вызвать, вы понимаете?

– А ты что за прохвост? Ишь, учить вздумал. Без сопливых разберемся.

– Мы в доме Хопрова? - спросил Изместьев. - Павла Никодимыча?

– Ну.

– А сам хозяин? Дома?

– А то вы не знаете! Болен он. Захворал.

– Можно к нему?

– Нельзя!

– Нам необходимо посмотреть на него.

– На кой? Хворый, он и есть хворый. Чего глазетьто попусту?

– Евдокия Николаевна, - снова не выдержал Севка. - Андрей Лукич вам объяснял. Мы здесь по важному делу. И хорошо бы не мешать нам, а помогать.

– Да иди, иди, черт настырный. Помощницу нашли.

Она поставила лампу на широкий самодельный стол и отошла к плите.

– Почему света нет? - поинтересовался Иван.

– Лампочка перегорела.

– Может, ввернем?

– Ступай к себе и вворачивай.

– Он там? Тоже без света?

– Обождите маленько. Покормлю хоть.

Она что-то наскоро приготовила. И толкнула ногой дверь.

В комнате горел свет. Они вошли вслед за хозяйкой и сгрудились у порога.

В дальнем углу, за белоснежной русской печью, держал на широкой деревянной кровати у окна немощный больной старик. На нем была байковая рубашка в шашечку, голову прикрывала лыжная шапочка. Глаза его из-под опущенных век смотрели на вошедших безо всякого выражения.