Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Он старался создать атмосферу теплоты, сердечности, чтобы подбодрить Мадлен и пробудить у хозяйки интерес к их приключению. Сам он чувствовал себя собранным, полным радости и энергии.

— Сядьте! — крикнул он Мадлен.

Он пересек пустынную набережную, добежал до бочек, поднял с земли пиджак и жилет. Кратковременное купание в такой сезон не повредит, но еще бы немного — и все… Однако не страх и не физическое изнеможение потрясли его больше всего. Перед глазами его вновь и вновь возникала картина: Мадлен спокойно ступает в воду и без всякой борьбы, с непостижимой отрешенностью отдается воле волн. Смерть она даже не удостоила вниманием, подумал он. Он поклялся себе отныне не выпускать ее из поля зрения, защищать ее от нее самой, поскольку теперь был уверен, что она не совсем в своем уме. Он пробежался, чтобы согреться. Женщина с ухватившимся за шею ребенком наполнила два стакана.

— Где она?

— Тут, рядом… переодевается.

— Где телефон? Я вызову такси.

— Там, — она кивнула на аппарат в углу бара. — Я нашла только старый комбинезон, вам подойдет?

Она повторила вопрос, когда Флавьер повесил трубку.

— Очень хорошо, — ответил он.

В эту минуту из кухни вышла Мадлен, и он испытал очередное потрясение. В убогом платье из набивной ткани, без чулок, в холщовых туфлях это была другая Мадлен, отнюдь не внушающая робости.

— Быстренько идите сушиться… — сказала она. — Право, я огорчена… В другой раз постараюсь быть поосторожней…

— Очень надеюсь, что другого раза не будет, — проворчал Флавьер.

Он ожидал изъявлений благодарности, чего-то негромкого, но значительного, что приличествовало бы важности переживаемого момента, и вот на тебе: она пытается шутить! Кипя от негодования, он натянул комбинезон, который оказался ему велик. Вдобавок ко всему он будет выглядеть смешным! В зале женщины уже шептались друг с дружкой, вмиг став заговорщицами, а он, чья радость разлетелась на тысячи осколков, тщетно пытался отыскать концы рукавов, с отвращением взирая на пятна мазута на комбинезоне. Его ярость обернулась против Жевиня. Вот уж кому придется сполна за все заплатить! И пусть кто-нибудь другой теперь сторожит его жену, если ему так надо. Флавьер услышал клаксон подъехавшего такси. Конфузясь и краснея, он толкнул дверь.

— Вы готовы?

Мадлен держала на руках ребенка.

— Не так громко, — прошептала она. — Вы его разбудите.

Она с величайшими предосторожностями протянула его матери, и эта заботливость вконец ожесточила Флавьера. Едва не вспылив, он сгреб в охапку мокрую одежду, подсунул купюру под нетронутый бокал с коньяком и вышел. Мадлен догнала его бегом.

— Куда прикажете вас доставить? — холодно осведомился он.

Она села в машину.

— Поедемте к вам, — предложила она. — Думаю, вам не терпится одеться во что-нибудь приличное… Мне-то все равно.

— И все же скажите, где вы живете.

— На проспекте Клебера… Моя фамилия Жевинь… Мой муж занимается судостроением.

— А я адвокат… Мэтр Флавьер.

Он опустил стекло, отгораживавшее их от водителя.

— На угол улиц Мобеж и Ламартина.

— Вы, должно быть, сердитесь на меня, — произнесла Мадлен. — Но я правда не знаю, как все это вышло…

— Зато я знаю, — отрезал Флавьер. — Вы решили покончить с собой.

Он помолчал немного, ожидая ответа — возражения, протеста, — и, не дождавшись, сказал:

— Вы можете мне довериться. Я способен такое понять… Какое-нибудь горе… разочарование…

— Нет, это не то, что вы думаете, — вымолвила она.

И вновь стала незнакомкой из театра, женщиной с веером, другой Мадлен — той, что стояла вчера в неподвижности подле заброшенной могилы…

— Мне и в самом деле вдруг захотелось броситься в воду, — продолжала она, — но, клянусь вам, я сама не знаю почему.

— А как же письмо?

Она покраснела.

— Письмо было к мужу. Но то, что я пыталась ему объяснить, настолько необычно, что я предпочла…

Она повернулась к Флавьеру и положила ему на руку свою ладонь.

— Верите ли вы, что можно прожить еще раз?.. Я хочу сказать: после смерти возродиться в ком-нибудь другом… Вот видите! Вы не находите что ответить… Вы принимаете меня за помешанную…

— Но послушайте…

— Но я не сошла с ума, нет… И вместе с тем мне кажется, что мое прошлое простирается очень далеко… За моими детскими воспоминаниями стоит что-то другое — будто иная жизнь, прожитая когда-то, властно напоминает о себе… Не знаю, зачем я вам все это рассказываю…

— Продолжайте, — взмолился Флавьер. — Продолжайте!

— Мысленно я вижу предметы, которых никогда раньше не видела… и лица, массу чужих, но почему-то знакомых лиц, которые, я уверена, существуют только в моей памяти. И временами у меня бывает ощущение, что я очень, очень стара.

Флавьер слушал ее грудное контральто, боясь шелохнуться.

— Должно быть, я больна… Хотя, будь это болезнь, образы не были бы столь яркими. Они были бы беспорядочны, бессвязны…

— Скажите: там, на берегу, вы поддались безотчетному порыву или повиновались обдуманному решению?

— Скорее второе… но я не могу толком во всем этом разобраться… Я чувствую, что все дальше ухожу от самой себя, что моя настоящая жизнь где-то там, далеко позади… и зачем тогда жить дальше? Для вас, как и для всех остальных, смерть — противоположность жизни… А для меня…

— Не говорите так, прошу вас, — сказал Флавьер. — Подумайте о муже.

— Бедный Поль! Если б он знал!

— Он-то как раз и не должен ничего узнать. Все это останется нашей с вами тайной.

Флавьер не смог удержаться, чтобы не придать своему голосу оттенок нежности, и она вдруг улыбнулась ему с неожиданной теплотой.

— Профессиональной тайной, — уточнила она. — Теперь я спокойна… Мне крупно повезло, что вы оказались рядом.

— Да, действительно… Мне нужно было повидать одного подрядчика — его стройплощадка находится чуть дальше, — и не будь погода так хороша, я непременно поехал бы на машине.

— А я была бы уже мертва, — прошептала она.

Такси остановилось.

— Приехали, — объявил Флавьер. — Надеюсь, вы извините меня за беспорядок в квартире. Я холост и к тому же весь в делах.

В подъезде никого не было. На лестнице тоже. Флавьер почувствовал бы себя весьма неловко, если бы кто-нибудь из жильцов узрел его в подобном одеянии. Открывая дверь и впуская Мадлен, он услышал, как зазвонил телефон.

— Это, наверно, клиент. Садитесь. Я на одну минуту.

Он поспешил в кабинет.

— Алло!

Это был Жевинь.

— Я тебе уже дважды звонил, — сказал он. — Мне вдруг вспомнилось кое-что по поводу самоубийства Полины… Она бросилась в воду… Не вижу, правда, чем этот факт может оказаться тебе полезным, но я решил, что нелишне будет сообщить тебе об этом — так, на всякий случай… Ну а ты что скажешь?