Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

— Еще немного, и я бы уснула.

Она бросила рассеянный взгляд на свою прическу.

— Неплохо! — одобрила она. — Да, так мне больше идет. Правда, все это непрочно.

Она тряхнула головой, и шпильки разлетелись. Тряхнула сильней, и узел развалился: волосы рассыпались по плечам застывшим водопадом. Она разразилась смехом. Флавьер тоже — настолько ему перед этим было страшно.

— Бедный ты мой! — сказала она.

Он продолжал смеяться, сжимая голову в ладонях, и чувствовал, что не в силах больше оставаться в этой комнате. Он задыхался. Скорее на солнце, к трамваям, в толпу! Надо немедля забыть увиденное. Сейчас он вроде алхимика, получившего наконец золото… В ванной он отвернул краны до отказа и наспех привел себя в порядок, поминутно натыкаясь на полочку над раковиной.

— Я спущусь сама? — предложила она.

— Нет! Подожди меня. Что, уж и подождать не можешь?

Голос его так изменился, что она подбежала к двери ванной.

— Что с тобой?

— Со мной? Ничего… Что со мной должно быть?

Флавьер заметил, что она причесалась, как прежде, и не мог решить, рад он этому или нет. Он как попало повязал галстук, надел пиджак, взял Рене под руку.

— Как видишь, я не потерялась! — пошутила она.

Однако Флавьер не был расположен смеяться. Они вышли из отеля и сразу превратились в обычных гуляющих, изнывающих от скуки. Флавьер уже ощущал усталость. Под черепом пульсировала боль. В сквере он был вынужден присесть.

— Извини меня, — сказал он. — Похоже, нам придется вернуться. Что-то мне не по себе.

Она сомкнула губы и постаралась не встречаться с ним взглядом, но покорно помогла ему добраться до отеля и принялась штопать чулки, а он тем временем пытался собраться с силами. Надолго ли хватит ее — торчать взаперти в этой случайной комнате, денно и нощно населенной всевозможными звуками и унылой, как зал ожидания? Удерживать ее он не имел никакого права. И еще он догадывался, что она не вполне успокоилась на его счет. В полдень он попытался было встать на ноги, но нахлынувшее головокружение опрокинуло его на кровать.

— Положить тебе компресс на лоб? — спросила она.

— Нет-нет. Это пройдет. Иди кушать.

— Но ты правда в порядке?

— Да, уверяю тебя.

Однако едва за ней закрылась дверь, Флавьера охватила паника. Это было глупо, поскольку все вещи Рене оставались здесь. Она вовсе не собиралась исчезнуть… «Она может умереть», — подумал он и потер лоб, отгоняя эту безумную мысль. Время шло. Флавьер будто слышал его приглушенный равномерный шорох — шорох сыплющейся струнки в песочных часах. Обслуживали в здешнем ресторане не спеша, он это знал. И все-таки она могла бы и поторопиться. Должно быть, пользуясь его отсутствием, она наслаждается любимыми лакомствами, в которых обычно отказывала себе из опасения, что ему будет не по нраву ее гурманство. Как он не любит эту ее почти животную черту! Еще тогда, в бистро Курбвуа, когда она вышла из кухни одетая как судомойка, — о, как он тогда страдал!.. Вот уже час, как ее нет. Здорово она, видно, проголодалась! От ярости и отчаяния голова у него разболелась еще сильней. Он чуть было не разрыдался от сознания собственного бессилия. Когда она наконец вернулась, он устремил на нее негодующий взгляд.

— Почти полтора часа, чтобы одолеть несчастный бифштекс!

Засмеявшись, она присела на кровать, взяла его за руку.

— Там подавали улиток, — ответила она. — И возились, как всегда, ужасно долго… Как ты тут?

— Да что со мной случится…

— Ну же! Не будь ребенком.

Он отчаянно цеплялся за эту прохладную руку, и мало-помалу на него нисходило умиротворение. Он задремал, по-прежнему сжимая пальцами ее руку, словно дитя любимую игрушку. Когда миновало четыре часа пополудни — самое мучительное для него время, — он почувствовал себя лучше и изъявил желание выйти.

— Далеко мы не пойдем. А завтра я схожу к врачу.

Они спустились вниз. На улице Флавьер притворился, будто что-то забыл.

— Подожди меня здесь, ладно? Я только позвоню по телефону.

Он вернулся, вошел в бар.

— Это дневное меню?

— Да, месье.

— Не вижу, где тут улитки.

— А улиток и не было.

Флавьер осушил бокал, задумчиво промокнул рот платком.

— Впишите мне в счет, — сказал он.

Затем бросился к ней. Он говорил без умолку, рассыпался в любезностях: при желании он умел быть галантным. Повел ее ужинать в фешенебельный ресторан близ Старого порта. Удалось ли ей разглядеть нарочитость за каскадами его жизнерадостного красноречия? И замечает ли она, сколь пристальным иногда становится устремленный на нее взгляд? Но в их отношениях столько наигранного, а Флавьер такой странный человек…

Вернулись они за полночь и проспали долго. В полдень Флавьер пожаловался на головную боль.

— Вот видишь, — сказала она, — стоит нам хоть немного нарушить привычный режим…

— Больше всего мне досадно, что от этого страдаешь ты. Придется тебе снова обедать без меня.

— Я постараюсь не задерживаться.

— О нет, пускай это тебя не волнует.

Флавьер прислушался к ее удаляющимся шагам, потихоньку открыл дверь, вскочил в лифт. Быстрый взгляд в холл, в зал ресторана. Ее нигде не было. Он вышел, обнаружил ее в конце улицы, ускорил шаг. «Вот оно, — подумал он. — Все начинается сначала». Она была в сером костюме, и на тротуаре вокруг нее трепетали тени, отбрасываемые ветвями лип. Она шла быстрым шагом, слегка наклонив голову, не глядя по сторонам. На улице, как в прежние времена, было полно офицеров. Газеты пестрели жирными заголовками, и Флавьер заметил слова, которые будили давнишние воспоминания: «Бомбардировки…», «Неминуемое поражение…». Она свернула на маленькую улочку, и Флавьер стал держаться к ней поближе. Улица была узкая, по обеим сторонам ее шли лавочки — антикваров, букинистов… Где он мог раньше видеть такую улочку? Она напоминала улицу Святых Отцов. Рене перешла на другую сторону и вошла в небольшую гостиницу. Флавьер не решался последовать за ней. Какой-то суеверный страх удерживал его напротив входа в здание. «Гостиница «Центральная» — значилось на мраморной вывеске, а на двери висело объявление:

«Свободных номеров нет».

Флавьер едва нашел в себе силы перейти улицу. Он взялся за вырезанную в виде клюва дверную ручку, которой только что касалась рука Рене. Внутри он обнаружил небольшой холл и доску с ключами, откуда Рене, по всей видимости, минуту назад сняла свой.

За стойкой сидел мужчина и читал газету.

— Что вам угодно? — спросил он.

— Дама… — произнес Флавьер. — Дама в сером. Кто она?

— Та, что сейчас поднялась наверх?

— Да. Как ее зовут?

— Полина Лажерлак, — ответил мужчина с режущим слух марсельским выговором.

Когда Рене вернулась, Флавьер лежал в постели.