Сергей Михайлов - Сезон охоты

— Глянь-ка, глаза открывает!

Я, действительно, пытался открыть глаза. Усилие это мне давалось с превеликим трудом. Микрон за микроном, я приподнимал налитые свинцом веки — и вот наконец распахнул их полностью.

Надо мной склонилось две мужские головы. Бородатые.

«Чехи»! — стрельнуло у меня в мозгу. — Взяли всё-таки, живым взяли!

Или мёртвым? В том бородаче, который справа, я смутно узнал своего отца — видел его как-то на фото, что мать зачем-то хранила. Ну конечно же, я на том свете! Умер, то есть.

Чушь какая! Того света не бывает. А какой бывает? Уж на этом-то меня точно быть не должно.

— А крепко, видать, его контузило, — проговорил один бородач.

— Ну, от контузии ещё никто не умирал, — отозвался второй. — Оклемается.

И тут до меня наконец дошло: я жив! И эти двое — не «чехи», а наши, обычные, русские ребята. Даром, что бородачи.

— Мужики, я живу, — пролепетал я, с трудом управляясь с собственным языком. — Живу, понимаете!

— Конечно, живёшь. Куда ж ты, Иван Рукавицын, денешься.

Я попытался встать.

— Лежи, лежи! Куда это ты, парень, собрался?

Я мотнул головой — и она отозвалась тупой ноющей болью. Я невольно застонал.

— Мне надо. Обязательно надо, — бормотал я, плохо понимая, что несу.

Несмотря на протесты бородачей, я сел. И тут пелена окончательно спала с моих глаз.

Я сидел на траве, в лесной глуши, а вокруг щебетали птицы, ласково веял летний ветерок, сквозь кусты бузины и молодой подлесок приветливо пробивались солнечные лучи. Здесь же, на траве лежало две снайперские винтовки, коробки с патронами, походная рация. Чуть поодаль было свалено несколько рюкзаков и армейских вещмешков.

Где-то вдалеке гремели беспорядочные выстрелы.

Война. Я на войне. Я всё ещё на войне.

Жутко болела голова, всё тело ломило и трясло, словно с жуткого похмелья. Я попытался встать, но вместо этого меня вырвало. В голове что-то взорвалось — и мне внезапно стало легче.

Я огляделся. Из двоих бородачей остался один. Тот, который показался мне моим отцом, куда-то ушёл.

— Дай покурить, — прохрипел я, обращаясь ко второму.

Тот, всё время сидевший рядом, прикурил сигарету и сунул мне её в рот. Я с наслаждением затянулся.

— Где я? — спросил я.

— У друзей. Всё, расслабься, самое страшное уже позади.

— Стреляют. Где это?

— Всё там же, на полигоне. Не волнуйся, всё под контролем.

— Кто вы?

— Мы-то? — Он улыбнулся. — Мы-то местные, промысловики. А вот тебя каким ветром сюда занесло, это ещё вопрос.

Я махнул рукой. Не до объяснений мне сейчас. И без того хреново.

— Выпить есть? — спросил я.

— Найдём.

Он вынул из рюкзака фляжку, плеснул из неё в алюминиевую кружку.

— На, держи. А это на закус, — и он сунул мне в руку солёный огурец.

Я залпом выпил, и только на последнем глотке понял, что это был чистый спирт. Дыхание перехватило, глаза полезли из орбит.

— Да закусывай ты, чего тянешь.

Я сунул в рот огурец, челюсти сами судорожно заработали, подчиняясь вековому рефлексу.

Вроде прижилось. Ух, ну и отрава! По груди тут же разлилось приятное живительное тепло.

Я снова сунул в рот сигарету. В моей больной, битой-перебитой головушке мягко зашумело. Я чувствовал, как силы возвращаются в моё тело.

— Мне надо идти, — сказал я. Шатаясь, кое-как поднялся на ноги.

— Куда это ты собрался, парень?

— Туда, — махнул я рукой в ту сторону, откуда стреляли. — Я там ещё не закончил.

— Ага, тебя там только и не хватает. Остынь, парень, там и без тебя закончат. Уж можешь мне поверить.

Вояка из меня, действительно, сейчас был никакой. Этот мужик прав.

— Как я всё-таки здесь очутился? Ничего не помню.

— Ещё бы помнить! Да в тебя чуть ли не в упор из гранатомёта пальнули, как жив остался, до сих пор диву даюсь. А потом тебя Дмитрий наш через ход подземный выволок. За ноги. Некогда было церемониться, вот он за ноги и вытянул. Брательника как-никак спасал.

Шорох за спиной заставил меня обернуться.

Из кустов мне навстречу шагнул сияющий Валерка, этот рыжий проходимец из села Куролесово.

— Опа-на! — невольно воскликнул я. — С того света, что ли?

— Как и ты, — рассмеялся он и затряс мою руку. После боевого крещения он позволил себе перейти со мной на «ты». А я этого поначалу и не заметил. Когда же заметил, то с лёгкостью простил ему. Как ни верти, а парень заслужил прощения, это уж точно.

— Может быть, ты мне объяснишь, что здесь всё-таки происходит? — обратился я к рыжему.

Глаза его ещё больше засияли. Казалось, он сейчас выскочит из собственного тела от переполнявшей его радости.

— С удовольствием.

Но рассказать он мне ничего не успел.

Над нашими головами, над самой кромкой леса, с грохотом пронеслась вереница вертолётов — туда, к полигону. И тут же прогремело несколько взрывов. Вертушки, сделав круг, вновь пронеслись над нами и зашли для второго залпа. То, что они обстреливают полигон, мне стало ясно с самого начала. Знакомая картина, навидался таких атак на своём веку выше крыши, и в Афгане, и в Чечне.

Потом всё стихло. Отстрелявшись, вертушки улетели на базу, выстрелы со стороны полигона прекратились. Неужели всё закончилось? Хотел бы я только знать, что именно закончилось?

Откуда-то справа до моего слуха донёсся шум двигателей. Я прислушался. По характерному звуку я узнал колонну БТР. Да что здесь в конце концов происходит? Целая воинская операция: вертолёты, бронетранспортёры — танков только не хватает. Я не удивлюсь, если на полигон с воздуха выбросят десант спецназа.

Из леса к нашему биваку начали выходить вооружённые люди. Здоровые, крепкие мужики, дублёные, прокопчёные, настоящие таёжные богатыри. Трое или четверо из них были со снайперскими винтовками. Всего их собралось пять человек, шестого несли на самодельных носилках. Он стонал и, похоже, был в беспамятстве. Раненый! — догадался я.

— Матвеева на шоссе! Там передать санитарам, — распорядился бородач, в котором я поначалу ошибочно признал своего отца.

Его взгляд упал на нас с рыжим. Суровые глаза тут же потеплели, вокруг них веером разлетелись мелкие морщинки.

— А, вот вы где, герои!

— Дмитрий Петрович, я…

Рыжий попытался что-то сказать, но от переполнявших его чувств сбился и смущённо умолк.

— Погоди, Валерий, — отстранил его бородач, — с тобой мы после потолкуем. Дай мне сначала с брательником поздороваться. Ну здравствуй, брат Иван. А я — Дмитрий.

И он стиснул меня в объятиях, из которых, как мне поначалу показалось, живым я уже точно не выберусь.

Он и вправду походил на моего отца. На нашего с ним отца. Здоровый бородатый мужик под два метра ростом, таёжный волк, уверенный в себе, крепко стоящий на ногах. Было ему лет сорок или даже больше.