Сергей Михайлов - Сезон охоты

— Меня, — усмехнулся я. — Они ждали меня.

— Вот именно. Московский поезд вот-вот должен был подойти. Но мы-то тогда ещё не знали, что ты сам, по своей воле, в их лапы идёшь! Нам и в голову прийти не могло, что ты можешь вернуться. Словом, ребята затоварились продуктами и поспешили убраться восвояси. А дорога-то одна, что в наш лагерь, что на полигон. Вот им и пришло в голову разведку провести, узнать, зачем эти молодчики на станции ошивались. Не доезжая где-то полукилометра до объекта, они свернули в лес, спрятали машину, а сами в кустах засели. Ждать пришлось недолго: через двадцать минут джип проскочил мимо них в сторону полигона. Он вёз тебя.

— Я видел ваших людей, — вспомнил я тот эпизод.

Дмитрий кивнул.

— Тогда я ещё не знал, что это был ты. В тот момент я как раз на «фишке» сидел и хорошо видел, как привезли ещё одного пленника: на нём были наручники. О том, кто этот пленник, мы узнали в самый последний момент, от Валерия, когда вытащили его из-под земли.

Я кивнул. Мы выпили ещё по одной.

— Той же ночью прибыли чеченцы. Вот тогда-то мы и сообразили, что дела на этом объекте творятся куда более серьёзные, чем мы думали сначала.

Уже порядком захмелев, я спросил:

— А того чечена, что с пулемётом на чердаке устроился, ваши ребята сняли?

— Наши. И не только его. Когда ты хату подпалил, бандюки, что в укрытии за боем наблюдали, из щелей своих повылазили. Струхнули, видать, что пожар на всю их базу распространится, а то и на тайгу перекинется. Тогда им каюк. Вот и решили вмешаться. Тут-то их наши ребята и почикали, с деревьев. А у снайпера, сам знаешь, что ни выстрел, то попадание. Те сначала понять ничего не могли, заметались в панике, как тараканы, потом снова в свои щели попрятались, палить начали направо-налево, да только всё без толку. Наши-то надёжно были укрыты, толк в маскировке знают. Бандюков десять, наверное, положили. А потом войска в дело вступили.

— Откуда здесь войска?

— Полагаю, генерал Купцов позаботился. Я ведь с тем и позвонил ему тогда, чтобы запустить весь этот механизм. Понимал, что без посторонней помощи нам не обойтись. А пока суть да дело, пока маховик военной машины раскрутился до нужных оборотов, пока докатился до этой таёжной глубинки, шесть суток минуло. Ещё немного, и они бы опоздали. Мне другое неясно: каким образом смежные ведомства об этом деле пронюхали? ФСБ, например. Хотя Купцов и говорит, что они всегда всё первыми узнают — мол, на то они и безопасность, — меня этот аргумент не убеждает. А уж как вэвэшники сюда вклинились, для меня вообще загадка.

Вера Никитина, подруга моя боевая, сработала, — вдруг осенило меня. Она же в МВД трудится, выходы имеет на всякое высокое начальство, вот и добилась отправки спецназа внутренних войск в заданную точку планеты.

Я поведал Дмитрию о своих соображениях, а заодно рассказал ему о тех злоключениях, что выпали на мою долю за последние дни — начиная с телеграммы из Куролесово и кончая схваткой с чеченцами в горящей избе.

— Одно я никак понять не могу, — добавил я в заключение. — Как они бухгалтера вычислили? Ну, со мной-то всё ясно: у них на руках был мой паспорт, а вот с Валеркой как? Ведь он, кажется, нигде не наследил.

— Почти нигде. Один след он всё-таки оставил. Помнишь его дядю из Таёжного? Ну, того, что в тамошнем казино работает? Он тебя ещё деньгами снабдил и билет тебе до Москвы купил, на своё имя.

— Конечно, помню.

— Так вот на имени своём он и погорел. Головорезы-то эти, что по пятам твоим шли, вычислили, что именно ты укатил на проходящем московском поезде. Один из станционных работников видел, как ты садился в вагон. Его ещё удивило, что ты был без багажа, вот и запомнил. По фото на паспорте тебя опознал. А билетёрша им имя твоего благодетеля сообщила. Ну а дальше дело техники. Посёлок-то маленький, нужного человека в два счёта найти можно. Они и нашли. Нажали на него как следует, пару рёбер сломали, он побоев не выдержал и всё рассказал. В том числе и про племянника своего, Валерку.

Я кивнул. Дальше и так всё понятно.

— А что слышно о полковнике с Хасаном? Удалось их взять?

— Ты же понимаешь, брат, — ответил Дмитрий, наливая ещё по одной, — никто со мной, гражданским лицом, подробностями операции делиться не будет. Однако на твой вопрос ответ у меня есть, удалось-таки у нашего генерала кое-что выведать. Так вот, и Пастухова, по прозвищу «Полковник», и чеченского террориста Хасана Рашидова удалось захватить живыми. И тот, и другой уже в Москве, дают показания на Лубянке.

— Значит, их фээсбэшники разрабатывают?

— Похоже на то. По крайней мере, я именно так понял намёк Купцова. Терроризм, как-никак. Сразу всплывает политическая подоплёка, а это уже их епархия.

— Пожалуй, — согласился я. — А Пастухов действительно полковник. Я его по Чечне помню, только тогда он ещё в майорах ходил. Та ещё мразь. — И я рассказал брату историю с той несчастной девочкой.

— А я ведь пытался разыскать её потом, когда вернулся. Но разве в этом бардаке что-нибудь найдёшь? На войне люди сотнями пропадали — а тут какая-то девочка… Так и не нашёл.

Дмитрий слушал молча. Его волнение выдавали лишь крепко сжатые кулаки с побелевшими от напряжения костяшками пальцев да желваки, ходуном ходившие по его скулам.

— Жаль, не попался он мне, — прошептал он под конец моего рассказа, уставившись невидящим взглядом в какую-то точку посреди комнаты. — Вряд ли ему сейчас пришлось бы давать показания операм из Конторы.

— Не бери в голову, брат, — усмехнулся я. — На Лубянке умеют языки развязывать, особенно таким подонкам.

Мы выпили ещё по одной. По полной, до самых краёв. Молча, не чокаясь. Третий тост. За наших — за тех, кто навеки остался там, на этой проклятой войне.

Дмитрий поднялся. В отличие от меня, он крепко держался на ногах, спиртное на него почти не действовало. Зато я был уже совсем хорош.

— Пойдём, Вань, прогуляемся, — предложил он. — Проветришься малость, хмель из головы и выйдет. Ты уж извини, силы твои не рассчитал, по себе мерил. Тебе сначала окрепнуть надо, отдохнуть как следует, а уж потом… Ну ничего, я тебя на ноги живо поставлю. Как раны заживут, баньку для тебя затоплю. Знаешь, какая у меня банька? О! Самая лучшая в посёлке. Вот этими самыми руками срубил. Ничего, ничего, парень, ты, главное, держись, не раскисай, самое страшное уже позади. Брательника нашего, Валерку, вот только жалко. Кто ж думал, что он, дурак, такое учудит! Жадность всё, будь она трижды неладна… Что ж, сам виноват. Давай, Вань, помянем непутёвого, а там и на воздух, а?

— Давай, — кивнул я. Досада на погибшего брата давно уже исчезла, уступив жалости.

Мы молча выпили и вышли на крыльцо. Вечерняя прохлада благотворно подействовала на меня, туман в мозгах несколько рассеялся.