Илья Риф - Великий комбинатор возвращается!

Гуляя без дела по острову, Ипполит Матвевич случайно подошел к большой избе с открытыми окнами и, заглянув в одно из окон, увидел детей, сидящих за деревянными партами. Дети, склонив головы над партами, что-то писали на листах бумаги гусиными перьями, то и дело макая их в круглые желтые сосуды, видимо, чернильницы. Спиной к ученикам стоял губернатор и что-то писал мелом на черной классной доске. Присмотревшись, Воробьянинов увидел, что пишет губернатор криво и косо, и что почерк у него отвратительный. Ипполит Матвеевич обладал почерком идеально каллиграфическим, и поэтому сильно возмутился увиденным им форменным безобразием. Он решил дождаться перемены и высказать свои замечания незадачливому учителю. Вскоре зазвенел колокол и дети, оставив перья на партах, с веселыми криками выбежали на улицу. Низко склонив голову, чтобы не удариться о дверную коробку, Воробьянинов вошел в класс и подошел к губернатору, который что-то старательно выводил на доске.

– Добрый день, уважаемый губернатор! – сказал предводитель и слегка прикоснулся рукой к смуглому плечу юноши.

Губернатор быстро повернулся.

– А, это вы! – произнес он. – Как устроились?

Воробьянинов посмотрел на доску.

– Никакой каллиграфии! С таким почерком и детей учить! – он показал рукой на доску. – Что это?

– Урок каллиграфии, – смущенно ответил Григорий Коробов. – Вот, детей писать учу, – Григорий засмущался еще больше.

– И вот это вы называете каллиграфией? – возмущению Ипполита Матвеевича не было предела.

Он нашел тряпку и начисто вытер классную доску, затем забрал из рук губернатора мел и начал выводить на доске буквы и слова. Строчки получались красивыми и ровными, буква в букву, слово в слово, – в общем, идеальная каллиграфия.

– Вот так надо писать! – сказал гордо Воробьянинов и вернул мел смущенному Коробову.

– Понимаете, почерк у меня плохой, – как ни бьюсь – ничего не получается. А учить детей больше некому, – прежний учитель Семен Ильич скончался два года назад. – оправдывался губернатор.

Вдруг губернатор отошел от гостя шага на два назад, внимательно на него посмотрел и сказал:

– А как вы отнесетесь к тому, если я вам предложу стать смотрителем школы, уважаемый Ипполит Матвеевич?

Давно предводитель не чувствовал себя так спокойно и безмятежно, как на этом, затерянном в океанских просторах маленьком острове, заселенном приветливыми и добрыми православными людьми. Сегодня утром он без всякого сожаления отдал товарищу Бендеру злополучный бриллиант и вдруг понял, что не нужно ему больше ни шумных городов, ни дорогих яхт, ни дамского обожания, ни раскошных ресторанов и отелей, – не нужно ничего того, к чему стремился он всю свою длинную и бестолковую жизнь.

– Так что вы ответите на мое предложение? – губернатор вопросительно смотрел на Воробьянинова. –

Ипполит Матвеевич приосанился, выпрямился во весь свой значительный рост и сказал: – А вы знаете, губернатор, я согласен!

Коробов облегченно вздохнул: – Тогда прямо сейчас и приступайте, – у меня дел невпроворот.

Перемена окончилась и дети снова заполнили класс.

– Господа, прошу встать! – сказал Коробов, обращяясь к классу. – Теперь у вас новый смотритель школы и учитель, – зовут его Ипполит Матвеевич. Прошу во всем его слушаться! Не буду вам мешать, Ипполит Матвеевич! – губернатор вышел из класса и прикрыл за собой дверь.

Ночью боцман с помощью навигационных приборов, снятых еще с бразильского сухогруза, определял координаты острова Спасения; Бендер находился рядом с ним и ждал результатов. Небо над островом было безоблачным и звездным; Сухомлин сверял показания секстанта с положением звезд, изучал асторономическую карту и карту Атлантического океана. Поколдовав около часа над приборами и картами, он обозначил карандашем на карте океана жирную точку, подозвал Бендера и сказал:

– Мы здесь, Остап Ибрагимович, а вот здесь – караванные пути торговых судов, – боцман обозначил линию на карте, – между островом Спасения и караванными путями не менее трехсот морских миль. – Далеко нас шторм занес!

Надо спешить, пока на Атлантике лето и относительное затишье. Сейчас еще можно добраться до судоходных районов океана, а начиная с октября, на плоту это будет сделать невозможно.

– Выслушав боцмана, Остап сказал: – С завтрашнего дня, Алексей Антонович, приступаем к строительству плота; работаем полный световой день, – берите руководство работами в свои руки.

– Да, нельзя терять ни часа! – ответил боцман. – Плот должен быть устойчивый, из трех настилов, с высокими бортами, парусом и рулевым управлением. Материалы и инструменты, слава Богу, есть. Так что, завтра с рассветом и приступаем…

На следующий день, с первыми лучами солнца, Бендер, боцман и Шура Балаганов приступили к работе. На песчаном пляже, в первую очередь, установили стапеля, – направляющие бревна с уклоном в сторону лагуны, по которым готовый плот спустят на воду.

Перед началом работ боцман и Остап, в сопровождении губернатора Коробова на легкой лодке-пироге обследовали проходы между окружающими остров скалами и определили максимальную ширину будущего плота, необходимую для его выхода из лагуны в открытый океан. Ширина самого большого пролива доходила до семи метров, правда, проход был извилистым и криволинейным; поэтому, для свободного прохода по извилистым участкам, установили ширину плота четыре метра, а длину – восемь.

Первоначально, боцман отбирал бревна одной толщины, размечал длины, а Бендер с Балагановым, вооружившись пило-двухручкой, пилили бревна по нужным размерам. Затем бревна очищали от коры, а боцман тесал бревна с двух сторон, – этого важного процесса он не доверял никому.

– От того, как будут отесаны бревна, – говорил он, – будет зависить герметичность днища плота.

Работали путешественники от зари до зари, с небольшими перерывами на обед и ужин. По просьбе Бендера, пищу доставляли прямо к стапелям. Поздно вечером, когда на остров опускалась темная южная ночь, уставшие работники отправлялись в свои избы и засыпали мертвым сном, а с первыми лучами солнца вставали и снова приступали к работе. Вот только Шура Балаганов в избу вечером не шел, а причесав пятерней рыжие кудри, оставался сидеть на пляже.

– Вот посижу немного на песочке, морем полюбуюсь, – говорил он и смущенно отводил глаза в сторону.

– Только не долго! – отвечал ему Бендер. – Завтра на работу, и вам, Шура, понадобятся свежие силы.

Остап быстро засыпал после работы, утром просыпался, будил Балаганова и они отправлялись на свою судоверфь. Как-то под утро Бендер проснулся и подошел к открытому окну. Рассвет еще не начался, но уже серело, – это солнце неслышно подбиралось к горизонту, готовясь плеснуть золотыми лучами в мир божий. Остап сладко потянувшись, осмотрелся, – койка Балаганова была пуста. Вчера после работы бортмеханик остался на пляже.