Александр Харламов - Высшая мера

– Вот и славно!– улыбнулся Качинский, поигрывая пистолетом комиссара.– Одевайся немедленно, не надо нам смуту наводить раньше времени…Нужно, чтобы караул ничего не заподозрил!– бывший белый офицер кинул политруку его форменную гимнастерку и галифе. Тот с ленцой и медленно начал одеваться, но был тут же одернут Малиной:

– Ты тут не балуй…Шансов никаких…

Тут он был прав. Против четверых здоровых мужиков, пусть и истощенных долгим лагерным сиденьем, изнуряющей работой, скудным питанием, шансов не было никаких. И самое главное, что умный лейтенант это прекрасно понимал. Когда форма была одета. Он вопросительно покосился на кобуру, висящую на спинке стула. Только лев Данилыч понял его взгляд и насмешливо улыбнулся:

– Только если так…– пустая кобура полетела в Ковригина, которую комиссар поймал на лету.– Подчиненные и правда не поймут.

Впятером мы вышли из квартиры политрука, стараясь привлекать к нашей довольно странной процессии как можно меньше внимания. Впереди нас шагали, делая понурый вид Мотя и Малина, потом вышагивал бледный, как полотно Ковригин, а замыкали шествие я с Качинским, при чем Лев Данилыч держал свою руку с «тт» в кармане, чтобы в том случае, если лейтенанту взбредет какая-нибудь шальная мысль в голову, он бы от своей пули не ушел .

Смотря на бледное землистого цвета лицо лейтенанта, мне самому становилось не по себе. Господи. Во что мы все влезли? Почему именно на мою долю выпали все эти приключения? Почему именно меня выбрали для агентурной работы заграницей?

На мгновенье в голове мелькнула мысль о том, чтобы кинуть Головко и всю его контору. Сбежать вместе со всеми, найти Валентину и сбежать с ней хоть на край света! Но я тут же ее отверг…НКВД – серьезная организация, с ней шутки плохи, и своих обидчиков она умеет наказывать неотвратимо и болезненно, никакой край мира не спасет. Вон, Троцкий Лев Давыдыч, скрылся в Мексике и что? И там достали ледорубом по голове. Вообщем лучше не рыпаться и выполнять все. Что они советуют, а там, там возможно что-то изменится, ведь Валечка обещала ждать, просила только вернутся, и я вернусь, во чтобы то ни стало вернусь, лишь бы только увидеть блеск ее счастливых глаз и почувствовать малиновый вкус ее нежных губ.

Снег под ногами мягко скрипел. Помимо воли, видимо от волнения, которое легко читалось на каждом лице, мы шагали в унисон, чуть ли не строем. Даже воры приноровились к широкому размашистому шагу, пусть и не строевому, но четкому, как куранты на Спасской башни.

У оружейки Ковригин остановился. Да и мы неловко затоптались, не понимая, что делать дальше. Самый важный и охраняемый объект Темлага представлял собой длинный продолговатый барак, со всех сторон обшитый толстыми металлическими листами. На входе нас встретил часовой, меряющий шагами расстояние по периметру с одной лишь легкой винтовкой «Мосина». Металлическая дверь была прикрыта, лишь смотровое окошко еле заметно светилось тусклым светом лампы внутри.

– Рядовой ко мне!– приказал Ковригин, чуть помявшись. Он с удовольствием сдал мы нас всех, если бы не дуло «тт» смотревшее ему в спину из кармана телогрейки Качинского. Солдат поправил ружье и шагнул к комиссару, переводя настороженный взгляд с Моти на меня, потом на Малину и обратно. Все верно! Для него дико и неправильно, что замполит лагеря расхаживает по нему в такой странной компании. Взгляд паренька метнулся к пустой кобуре, а пальцы скользнули по ремню винтовки. Нельзя было терять ни секунды! Надежда на исконное русское авось не оправдалась. Боец что-то заподозрил. Глаза его метнулись к Ковригину…Но было уже поздно. Малина тенью скользнул в сторону, уходя с возможной линии огня. Его рука с финкой блеснула на солнце серебристой молнией, впиваясь солдатику куда-то в область шеи. Рядовой захрипел, хватаясь за прорезанное горло. Кровь фонтаном брызнула наружу, ноги подкосились, но вор не дал ему упасть. Одной рукой ловко снял с плеча винтовку, а другой аккуратно подхватил падающее тело под руку.

– Сука вы, товарищ лейтенант…– глядя в глаза Ковригину, проговорил тихо Качинский.– А сняли бы его с поста, как положено, жил бы паренек!

– Я…– тяжело и испуганно вздохнул лейтенант.

– Ты! Как будто я не знаю, что часового с поста может снять только начальник караула или лицо его замещающее. Подойдя просто так к нему, ты наделся, что он сообразит обо всем раньше и поднимет тревогу, а нет…

– Я…– попытался оправдаться Ковригин.

– Сука ты!– процедил Лев Данилыч, наблюдая за тем, как Малина с Мотей оттаскивают труп часового за оружейку, оставляя на идеально белом снегу кровавые полосы.– Еще один такой фортель, и ты труп!– он больно ткнул пистолетом в спину комиссара, подталкивая того к запертой двери.

– Шумнешь или что-то сделаешь не так, умрешь первым!– зашипел злобно бывший полковник.– И по херу, если честно, что с нами потом будет…ТЫ этого все равно не увидишь, понял?

Ковригин кивнул, косясь на оттопыренный карман телогрейки Качинского. Именно там пряталась его смерть, за грубой холщовой потертой тканью зэковской робы. И она, костлявая, впервые была настолькко близко, что обжигала своим дыханием его горящую огнем щеку.

Он шагнул к оружейки и постучал. Смотровое окошко потемнело. Кто-то рассматривал нас с той стороны.

– Товарищ комиссар? Что случилось?– голос был напряженным, но не встревоженным, как я и предполагал. Дотошный лейтенант, скорее всего, частенько приходил с различными проверками куда угодно, суя свой длинный нос в дела, которые его напрямую и не касались.

– Рейдовая проверка, старший сержант Капущенко! Открыть оружейку.

– Где часовой?

– Был снят с караула лично мною за нечищенное оружие и нарушение устава внутренней и караульной службы. Вы еще за это понесете персональную ответственность, как старший наряда. А сейчас немедленно открыть дверь!

– Товарищ лейтенант…– жалостливо промямлил по ту сторону двери вертухай.

– Исполнять!

– Есть!– глухо щелкнул замок. Металлический тяжелый затвор поехал в сторону.

– Пора!– я поймал напряженный, по-волчьи злой взгляд Качинского. Сухо ему кивнул, готовый ко всему.

Дверь поехала в сторону, и события понеслись вскачь, словно сорвавшиеся с места кони. Я только успел разглядеть, как рука Моти метнулась к Ковригину, а тот, нелепо взмахнув руками, медленно стал заваливаться назад, хватаясь за прорезанный бок, а Лев Данилыч мощным ударом ноги придал ускорение открывающейся двери оружейки. По ту стороны комнаты кто-то простонал от боли, отлетел, громко загремев перевернутыми стульями, а я рванул внутрь, внутренне матерясь на вора, который все же кончил упрямого комиссара.

Выстрел…Тело среагировало раньше, готовое к чему-то подобному. Пуля просвистела у самого виска, опалив ледяную с мороза кожу. Сука! Кто-то все же успел среагировать из солдатни и выстрелить. Гулко почти в пустом помещении ухнул выстрел «тт» Качинского, выплевывая смерть. Солдатик, отчаянно пытающийся передернуть заклинивший затвор винтовки, схватился за сердце и стал сползать по стенке на пол, удивленно рассматривая расплывающиеся багрово-красное пятно на своей гимнастерке. Позади затопотали тяжелые шаги ворвавшихся внутрь оружейки Малины и Моти. Некогда было оглядываться и смотреть куда они двигаются. Перекатом ушел с возможной линии огня и подобрал винтовку вертухая, и только сейчас смог спокойно выдохнуть, возвращаясь в прежнее состояние. Затвор в руках привычно щелкнул, дослав патрон в патронник. Видимо, от волнения паренек растерялся и не смог дрожащими руками совершить привычные манипуляции с оружием.