Василий Боярков - Центр жестокости и порока

– Садись, «брат», – обратился преступник к посетившему человеку, указывая на нары, что оказались с ним рядом, – хорошо, что ты нашел время и посетил меня в столь тягостный момент моей жизни. Мы можем сейчас поговорить откровенно? Я имею в виду – не слушают ли нас случайно?

– Да, – кивнул молодой человек головой, обозначая согласие; в отличии от собеседника, никак не выдававшего нахлынувших эмоций, он легонько дрожал от нервного возбуждения, – можно говорить совершенно спокойно: наш разговор останется нашей тайной.

– Отлично! – воскликнул Джемуга, вскакивая с насиженного места и начиная «мерить» шагами небольшую тюремную камеру, ходя по ней и взад и вперед. – Надеюсь, ты уже в курсе, как меня жестоко подставили, – Игорь утвердительно кивнул головой, – меня заманили в ловушку, приставили ко мне «грязную суку», которому я стал доверять, как родному брату, и взял его на одно «стрёмное дельце!, где, не подозревая подвоха, застрелил одного «мерзкого типа», а оружие – дурак! – заставил уничтожить аккурат того самого «засланца», хм! как ты думаешь: что сделал в предложенном случае он? Правильно! Он понес его «ментовским хозяевам», где они благополучно провели баллистическую экспертизу; сам же он теперь выступает свидетелем и его где-то надежно прячут, а иначе мои хлопцы давно бы уже до него добрались, следствием чего, несомненно, явилось бы то, что я бы давно уже здесь не сидел и даже близко не находился; учитывая же драматический факт, что мы с ним были тогда вдвоем, шансов «соскочить» в подставленном случае у меня при всех раскладах не будет… разумеешь, что нужно делать?

– Пока что не очень? – засомневался Зацепин, мысленно понимая, что при любых условиях от совершения должностного преступления (что было, в принципе, далеко не в диковинку) ему в сложившейся ситуации не уйти, ведь, так или иначе, вызволить из беды «плененного благодетеля» ему все же придется. – Но сделаю все, что от меня не будет зависеть.

– Так я и думал, – утвердительно кивнул головой «крестный отец», создавший современное «монгольское иго», останавливаясь посреди камеры и внимательно вглядываясь в лицо собеседника, – сейчас у нас только один – единственный! – выход: мою судьбу, и в том числе уголовное дело, держит в руках не очень сговорчивый прокурор, который почему-то посчитал, что может что-либо изменить в распределении сил, существующем в городе… мы не должны его намерений допустить! Иначе в дальнейшем удачи нам не видать…

– Что нужно делать, «брат»? – с готовностью поинтересовался оперативный сотрудник, вдохновленный вступительной речью. – Как мне тебе помочь? Я готов даже устроить какой-нибудь беспрецедентный побег, только впоследствии, – он сморщился, – мне здесь уже не работать…

– Нет, – остановил Джемуга пылкую речь, произносимую преданным ему до глубины души человеком, – твоего прямого вмешательства не потребуется, нет! Необходимо лишь в спешном порядке, но любыми путями, передать «весточку» наиболее верному человеку, Баруну… у тебя есть с собой небольшой клочок «чистой бумаги»?

– Разумеется, – утвердительно кивнул головой Зецепин, одновременно доставая из кармана миниатюрную записную книжку, – в написании документов заключается вся моя нынешняя работа, так что писательского добра у меня хватает с избытком.

Заключенный авторитет принял переданный ему блокнотик, вырвал из него миниатюрный листочек и, присев на нарах, написал два коротких слова, после чего сложил бумажку в несколько раз, до той степени, пока не получился маленький, аккуратный шарик, затем передал послание благодарному собеседнику, или, иными словами, прямому сообщнику.

– Что делать – ты знаешь, – сопроводил он предпринятые действия понятным им обоим напутствием, – сегодня тревожная весточка должна быть доставлена адресату.

***

Барун заслужил неестественное прозвище с легкой руки Джемуги, у которого являлся ближайшим сподвижником и которого сопровождал «по жизни» с самого раннего детства; как объяснил ему предводитель «монгольского ига», обладая «подаренным именем» (согласно, разумеется, древней легенде), он становится преданным ему человеком, так как искомое наименование обозначает «исключительно верный», (как и у себя, немного переврав перевод к монгольскому слову баруун); полностью оправдывая смысл, вложенный в дарованное прозвище, вышеозначенный мужчина настолько был предан опаснейшему бандиту, насколько являлся готовым не просто пожертвовать ради него собственной жизнью, но и живым последовать в саму преисподнюю – он никогда не переспрашивал, не оспаривал, не интересовался подробностями отдаваемых ему поручений, справедливо полагая, что раз получил задание, то надо разбиться в лепешку, а его непременно выполнить. Останавливаясь на его внешности, главным образом необходимо отметить, что, достигнув тридцати трех лет от роду, он совсем не выделялся какой-нибудь мифической силой, а был обыкновенным, худощавым, но притом чрезвычайно жилистым человеком, к тому же еще и невысокого роста; как бы там ни оказалось, недостаток физических данных многократно компенсировался исключительным владением техники восточных единоборств и всеми видами вооружений, в том числе и холодного, а также смелой, бесстрастной, почти неэмоциональной, натурой; лицо вернейшего представителя сильного пола было продолговатым, внешне полностью обездушенным, не выражавшим мимики, но обладавшим смуглой, обветренной кожей; глаза, под стать волосам, бороде и усам, выделялись черной окраской, через которую невозможно было проследить, что именно происходит в мозгу, стоит заострить внимание, необычайно удачливого преступника, отличавшегося проницательным хитроумием и, в то же время, безграничной жестокостью; нос представлялся слегка сдвинутым набок, что свидетельствовало о множестве проведенных рукопашных спаррингов; губы виделись чуть утолщенными, уши топорщились, взъерошенная прическа коротких волос никогда не знала расчески; одевался грозный боец преступного мира в однотонные вещи, где серой была только рубашка, все остальное: неизменный бронежилет, брюки и прочные солдатские ботинки с высокими берцами – выделялись неизменным, черным оттенком.

Около четырех часов утра, объяснив на службе, что ему необходимо проверить важную оперативную информацию, Зецепин оставил расположение мест досудебного заключения и, учитывая важность полученного задания, отправился прямиком к дому опаснейшего преступника, подмявшему под себя мирное население покорного города. К удивлению, Барун встретил его достаточно бодрым, словно бы только и ждал, когда же ему принесут весть, поступившую от главного босса; вообще, у всех, кто его знал, создавалось впечатление, что он никогда не отдыхает и все время несет «нелегкую службу», направленную на улаживание щекотливых дел, постоянно возникающих в связи с родом деятельности его криминального руководителя и единовременно ближайшего друга.