Василий Боярков - Центр жестокости и порока

– Хорош друг, – скорчил бывший полицейский саркастическую гримасу, имея в виду взаимовыручку двух социально опущенных личностей, – ну что же, придется самому от него избавляться.

Рыжий так и продолжал лежать в том же самом положении, в каком его недавно оставил отставной полицейский – в форме эмбриона, скрючившего руки и ноги; он не подавал никаких признаков жизни, и, единственное, то раздувавшийся, то вновь уходивший внутрь носа кровяной пузырь свидетельствовал, что «измочаленный бомжик» пока еще остается живым. Недолго думая, неглупый защитник правопорядка, юридически отлично подкованный и, как следствие, мгновенно сообразивший, чем именно условно-осужденному может вылиться внезапная смерть человека, пускай и никчемного, но все-таки неотъемлемого члена современного общества, вызвал по мобильнику скорую помощь, намереваясь не позволить «куску пахнущего дерьма» благополучно скончаться. Однако приехавшие медработники повели себя несколько неадекватно; другими словами, она неожиданно заявили, что транспортировкой опустившихся личностей – а тем более их спасением! – они заниматься не будут, вследствие чего пусть хозяин дома сам придумывает, куда бы «издыхающую мерзость» пристроить.

– Да вы что, совсем, что ли, «…вашу мать», «охренели»? – очень удивился отставной полицейский правилам, существовавшим, несмотря ни на что, но все же в российском городе; впрочем, спорить не стал, а перевел разговор в более продуктивное русло: – Я дам вам немного денег… сколько скажете, только увезите его из моего дома, а то, боюсь, греха бы какого не вышло.

В то же самое время в Рос-Дилере, в следственном изоляторе, в камере предварительного заключения, находился глава местного преступного клана Джемуга, которому грозил весьма внушительный срок заключения. Выбрал себе необычное прозвище заключенный человек совсем неслучайно, причем обзавелся он им еще в самом раннем детстве, когда он был простым беспризорником и в девяностые годы побирался по помойкам одного провинциального городка, являвшегося тем не менее региональной столицей; ни настоящего имени, ни тем более фамилии он не помнил, ведь ему приходилось думать о насущном пропитании практически с пяти лет; присвоенное же имя ему полюбилось по той простой причине, что, «отбывая очередной срок в детдоме» (куда его, маленьким, периодически доставляли и откуда он постоянно сбегал), являясь тогда еще несмышленым ребенком, юный свободолюбец, при прочтении одной занимательной книжки, сумел себе отчетливо уяснить, что в далекие, минувшие времена был некий прославленный полководец Джамуха, командовавший пленами древней Монголии и которого опасался сам Чингисхан, в те славные годы еще Темуджин. Мальчик не переставая твердил: «Ну и что, – имея в виду Джамуху, – что он его потом все равно убили? – предполагая казнь в виде сломанного хребта. – Ведь потому с ним и расправились, что смертельно боялись». Таким образом, полностью потеряв сведения о настоящих предках, настолько уверился, что являлся прямым потомком славного воина, насколько даже в паспорте умудрился проставить себе одно, единственное, имя Джемуга, без фамилии и без отчества, не преминув переврать его на звучный, а главное, как ему казалось, более значимый лад.

Некогда беззащитный ребенок давно уже вырос и теперь превратился в уверенного мужчину, закаленного в уличных драках и постоянных преступных противоборствах; на вид ему было чуть более тридцати лет, что соответствовало и дате, проставленной в основном документе; он не был красавцем, но и не имел какой-то отталкивавшей наружности, удивительно сочетая в себе безраздельную мужественность, существовавшую без единого признака страха либо сомнений, и в меру необходимую привлекательность; здесь можно подчеркнуть, что невысокая фигура имела природную коренастость, а лицо, и действительно, отличалось чисто монгольскими очертаниями – слегка продолговатое, оно выглядело бронзовым, с зауженными глазами, и украшалось тонкими, спускавшимися книзу усами. Касаясь его характера следует отметить, что он был самоуверенным, упрямым, безнравственным типом, а еще и невероятно жестоким, проще говоря, не знающим жалости ни к своим ни к чужим… хотя если касаться понятия «своего», то таковых для него попросту не было, так как, выросши в промозглых трущобах, грозный, беспринципный человек считал, что добился всего в состоявшейся жизни сам и никому ничем не обязан; все же остальные должны ему только прислуживать, а ежели кому-то чего-то не нравилось, то такие бесследно исчезали, приобретая статус «пропавшего без вести».

В Рос-Дилере он появился с момента самого его основания, когда в небольшой деревушке появился первый игорный дом и «заложилось» строительство огромного мегаполиса; имея от природы кипучую и деятельную натуру, тогда еще молодой, не достигший совершеннолетия, человек, активно включился в развитие зарождавшегося общества и взял на себя обязанность «сколотить» устойчивую преступную группу, способную держать в страхе не только постоянное население, но и приезжающих тратить денежки богатеньких толстосумов. Неудивительно, что похожих, предприимчивых деятелей было несколько человек, прибывавших в небольшой тогда еще населенный пункт в сопровождении – одни небольших, а другие более значительных группировок; но именно Джемуга, поначалу оказавшийся едва ли не в гордом одиночестве, а потом все более обрастая преданными сподвижниками, остававшимися от поверженных конкурентов, сумел организовать невероятно действенный клан, которому лично придумал название и ласково именовал его «мое монгольское иго». Подобно пчелиному улью «трудилось» созданное криминальное сообщество сплоченным, продуктивным и слаженным механизмом, способным держать в страхе всю прилегающую округу – оно обложило преступной данью все имевшие маломальский доход заведения. Нетрудно догадаться, охотников поспорить за криминальную власть, в том числе и приезжих, больше не находилось.

Вместе с тем, кроме охотников разделить сферы влияния «опасного бизнеса», существовали еще и правительственные структуры, пытавшиеся сломить авторитет и могущество чрезмерно влиятельного бандита; вот и сейчас, закончив трудную, но грамотно проведенную операцию, преступник, уже тогда являвшийся «крестным отцом» всего преступного населения города, был помещен в следственный изолятор, причем в отдельную камеру, дабы исключить ему всяческое сношение с внешним миром. На наступивший момент его доставили в комнату для допросов, где бандита посещал прокурор, лично Замаров Дмитрий Аркадьевич, значимостью высокой должности намеревавшийся склонить задержанного к признательным показаниям. Если касаться внешности государственного обвинителя, то, достигнув тридцатисемилетнего возраста, он дослужился до звания советника юстиция, выделялся высокой, атлетически сложённой фигурой, невзирая на четвертый десяток лет не начавшей еще обрастать возрастными, лишними, килограммами; лицо его выглядело худым, книзу несколько вытянутым, и не было лишено мужской привлекательности; говоря подробнее, можно выделить, что прямой, если не аристократический нос отлично сочетался с тонкими, выдавшими хитрость, губами и гладкой, не имевшей загара кожей, а серые, с голубым отливом, глаза выражали ум, проницательность и способность к построению логических выводов (но не лишались и какой-то жёсткости, а возможно, даже жестокости); голова виделась ровной, ухоженной, отличавшейся короткой стрижкой, светлыми волосами и немного оттопыренными ушами; одежда составляла стандартный мундир, выдававший представителя службы прокуратуры и снабженный необходимой символикой.