Джеймс Саллис - Драйв

Когда Гонщик вырос, он стал не нужен отцу. Его мать сделалась ненужной отцу еще раньше. Потому Гонщик не удивился, когда однажды вечером за ужином мать набросилась на отца с мясницким ножом в одной руке и хлебным — в другой. Ни дать ни взять — ниндзя в клетчатом переднике. Прежде чем отец успел опустить кофейную чашку, она уже отхватила ему пол-уха и взрезала горло. Гонщик как раз доедал бутерброд с колбасным фаршем — предел кулинарных способностей матери.

Он всегда поражался силе, с которой эта покорная, молчаливая женщина нанесла удар, — будто всю жизнь копила силы для одного-единственного внезапного яростного поступка. С того дня она уже мало на что годилась. Он помогал как мог. Скоро приехала полиция и мать забрали, отлепив от мягкого кресла с давними напластованиями грязи, а мальчика отправили в Тусон к приемным родителям, неким мистеру и миссис Смит, которые до последнего дня, что он у них прожил, не могли сдержать удивленных, слегка растерянных улыбок всякий раз, как он входил в дом или спускался из чердачной комнатки, где коротал время в полном одиночестве, словно лесная птица, пойманная в силок и обреченная жить в неволе.

За несколько дней до шестнадцатилетия Гонщик спустился из своей комнатки на чердаке со спортивной сумкой, со всеми своими вещами, и ключами от «форда-гэлакси», которые выудил из ящика кухонного стола. Мистер Смит был на работе, миссис Смит вела занятия в воскресной школе: когда Гонщик еще ходил туда два года назад, он постоянно получал призы за знание библейских цитат. Стоял жаркий день самого разгара лета, и в его комнатушке было нечем дышать; впрочем, во дворе оказалось ненамного лучше. Капли пота капали на листок бумаги, пока он писал:

Простите, что взял машину, но пешком мне далеко не уйти. Пожитки в доме в полной сохранности. Спасибо за то, что приютили меня, за все, что сделали. Я действительно вам благодарен.

Забросив спортивную сумку на заднее сиденье, он выехал из гаража, у перекрестка перестроился в левый ряд, дождался сигнала и повернул на Калифорнию.

Они встретились в дешевом придорожном баре между Сансетом и Голливудом, к востоку от Холмов. По другую сторону шоссе, у магазинчиков, торгующих кожей и туфельками на шпильках от пятнадцатого размера и выше, дожидались автобуса ученицы католической школы. Гонщик узнал парня сразу, как только переступил порог. Штаны цвета хаки, темная футболка, куртка. Непременные часы с позолоченным браслетом на запястье. Кольцо в ухе и печатка на пальце. Из колонок текла джазовая импровизация: трио, может быть, квартет, с увертливым, как скользкий угорь, ритмом — никак его не ухватишь.

Парень взял стаканчик «Джонни Уокера» — «Блэк Лейбл», без льда. Гонщик остался при своем напитке. Они направились к дальнему столику.

— Ревелл Хикс о тебе говорил.

Гонщик кивнул:

— Нормальный мужик.

— Вокруг полно непрофессионалов. Понимаешь, о чем я? Каждый считает, что он крут, что готовит лучший соус для спагетти, что за рулем нет ему равных!

— Если ты с Ревеллом знаком, стало быть, ты — профи?

— Он и о тебе так говорил. — Парень опрокинул виски в рот. — Вообще-то, я слышал от него, что в этом деле ты лучший.

— Так и есть.

— А еще я слышал, что работать с тобой непросто.

— Ну, если мы поймем друг друга, проблем не будет.

— А что тут понимать? Я держу гараж, намечаю цели команде. Или ты работаешь в связке, или нет.

— Нет.

— Ну что ж, честно и откровенно. Ты сам сделал свой выбор…

— Да-да, упустил еще одну блестящую возможность и слил бачок.

— По крайней мере, позволь тебя угостить.

Парень направился к стойке за следующей порцией.

— И все же я не врубаюсь, — заметил он, ставя на стол пиво и стопки. — Ты не мог бы пролить свет на причины? Просветить меня, так сказать…

— Я гоню тачку. И только. Я не работаю в команде, не обсуждаю планы, не лезу с советами. Ты говоришь мне, где старт, где финиш, в какое время встречаемся. Я никого не знаю и знать не хочу, не ношу ствол. Я только веду машину.

— С таким отношением к делу ты, наверное, теряешь кучу предложений.

— Отношение тут ни при чем. Это принцип. Я отказываюсь от работы гораздо чаще, чем соглашаюсь.

— Я предлагаю легкое дело.

— Все так и говорят.

— Ну не скажи… Только это и вправду проще простого.

Гонщик пожал плечами.

Один из богатых районов к северу от Финикса, объяснил Парень. Семь часов по трассе мимо сплошных вилл, выстроенных там, где раньше росли одни кактусы. Написав что-то на клочке бумаги, Парень подтолкнул листок двумя пальцами Гонщику через стол. Ему припомнилось, что так обычно делают продавцы подержанных машин. Глупый жест. Понта много, а толку чуть. Какой мало-мальски уважающий себя человек на такое купится? Какой идиот спустит на тормозах?

— Это шутка, да? — спросил Гонщик.

— Ты не хочешь участвовать, не хочешь доли — пожалуйста. Можно и фиксированную выплату. Так даже проще.

Гонщик залпом опрокинул виски, а пиво отставил. Что ж, кто платит, тот заказывает музыку.

— Извини, что потратил твое время.

— Хочешь, я припишу еще один ноль?

— Припиши три.

— У каждого своя цена, но нет человека, который стоил бы так дорого.

— Согласен. Вокруг — полно водителей. Так что выбирай любого.

— Полагаю, я уже сделал свой выбор. — Парень кивком попросил Гонщика не торопиться с уходом и вновь придвинул к нему пиво. — Просто я хотел тебя проверить. — Парень почесал ухо; позже Гонщик подумал, что, возможно, это был знак. — В команде четверо. Делим куш на пять частей: две мне, по одной на каждого из вас. Пойдет?

— Ну, это куда ни шло.

— По рукам?

— По рукам.

— Отлично. Еще стаканчик?

— Почему бы и нет.

К стихающему квартету добавился альтовый саксофон и, повиснув на хвосте, повел мелодию.

Выйдя от «Бенито», Гонщик очутился в преображенном мире. Как и большинство городов, Лос-Анджелес вечером жил совершенно иной жизнью. У самого горизонта теснились последние оранжевые перья облаков, постепенно рассыпаясь, тая, по мере того как солнце уступало первенство вспыхивающим городским огням, нетерпеливо спешащим ему на замену.

Трое молодцов в бейсболках на бритых затылках обступили машину Гонщика. Та никак не могла показаться им сто́ящей — всего-навсего непритязательный «форд» восьмидесятого года выпуска. Не заглянув под капот, нельзя и вообразить, что он сотворил со своим автомобилем. И все же они были здесь.

Гонщик пошел было к машине, но остановился в сторонке.

— Клевая тачка, приятель, — заметил один из пареньков, постучав по капоту.

Он покосился на приятелей. Вся троица дружно загоготала.

Вот покатуха-то.

В руке Гонщик держал связку ключей, один из которых торчал наружу, зажатый между указательным и безымянным пальцами. Шагнув вперед, он ударил паренька в горло, почувствовал, как ключ прорезает слои плоти; проследил взглядом, как тот повалился наземь и начал судорожно глотать воздух.