Чингиз Абдуллаев - Искусство выживания

– Спектакль окончен. Надеюсь, у тебя ничего не болит?

Учитывая, что я был старше его лет на десять-пятнадцать, мне стало даже обидно, что он обращается ко мне на «ты».

– Кто ты такой? – Я тоже решил обращаться к нему на «ты».

– Я – твой лечащий врач, – пояснил он, видимо, удивившись такому обращению, – и поэтому можешь называть меня Эдуардом Александровичем.

– А ты меня – Ильгаром Бахрамовичем.

– Первый раз вижу бомжа, который требует, чтобы его называли по имени-отчеству, – с удовольствием хмыкнул он.

– Я не бомж, – возразил я, чувствуя, как краснею от возмущения, – я актер, и меня наняли исполнить эту роль. Так что не переходи на личности. Я же не говорю тебе, что первый раз в жизни вижу делягу-врача, который готов за деньги выписать какую угодно историю болезни.

– Ну, ты и хам, – покачал он головой. – Ладно, нам все равно не жить вместе. Ты мне явно не подходишь. Судя по всему, ты у нас птица-говорун. А раз столько болтаешь, значит, у тебя ничего не болит.

– Нога болит.

– Пройдет, – отмахнулся этот тип, даже не посмотрев на мою ногу. – Сейчас медсестра возьмет твою одежду и переоденет тебя. Постарайся при ней не так много болтать. Договорились, актер?

– Хорошо. Можно, я оставлю у себя мобильный телефон?

– Можешь оставлять все, что хочешь, актер, – снова повторил он и, качая головой, вышел из реанимационной.

Почти сразу появилась медсестра и помогла мне раздеться. Затем ненадолго вышла, но я успел вытащить деньги, документы и телефон и спрятать их под подушку. Сестра вернулась, неся в руках больничную одежду, и спросила:

– Вы сможете сами переодеться? – Это была строгая женщина лет сорока, с типично азиатским широким лицом, узкими глазами и вдавленным носом.

– Спасибо, я все смогу, – пообещал я. – А куда денут мою одежду?

– Отправим в стирку и в химчистку, – пояснила медсестра, – она вся в крови. У вас что-то болит?

– Левая нога.

В отличие от нахального врача, хотя она тоже знала, что я почти не пострадал и, очевидно, была в курсе всего замысла, сестра добросовестно осмотрела мою ногу, пощупала ее и сообщила:

– Перелома нет, у вас сильный ушиб. Головой вы не ударились при падении?

– Нет. Только ногой.

– Тогда ничего страшного. Это заживет. Реанимационная будет вашей палатой. Кроме меня с Эдуардом Александровичем, сюда никто не будет заходить. У вас есть какие-нибудь просьбы или пожелания?

– Нет, ничего.

Она забрала мою одежду и вышла. Я остался лежать на кровати. Кажется, все прошло благополучно. Но только я так подумал, как раздался телефонный звонок. Это был Арвид.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Ничего не болит?

– Нет.

– Ты все сделал правильно, – подбодрил меня Арвид, – а теперь они сильно подставились и не знают, что им делать.

– В каком смысле?

– Они сообщили Лихоносову, что это будет подстава и ты нарочно упадешь под его машину, но не учли, что мы будем снимать весь процесс аварии на пленку. И там четко видно, как он совершает наезд, а затем выходит из машины и дважды бьет ногой лежащего на асфальте пострадавшего. Представляешь, что произойдет, если мы обнародуем эти записи?

– Представляю. Как он мог там глупо подставиться?

– Хейфиц сказал ему, что все это просто уловка, не авария, а сплошное надувательство. Вот он и не сдержался.

– Что мне теперь делать?

– Пока ничего. Теперь ход за Хейфицем. Посмотрим, что именно он предложит. Ведь его оператор тоже снимал весь процесс на свою камеру. Но ты все сделал почти профессионально. Никто не заподозрит, что это был сознательный прыжок на машину. И такое количество брызнувшей крови! В общем, подождем. Может, он предложит нам мир, который будет лучше доброй ссоры, и отдаст нам добровольно своего Лихоносова.

Я впервые в жизни слышал такой длинный монолог Арвида, состоящий из десяти предложений. Обычно бывает не больше двух или трех. Поэтому, попрощавшись с ним, я улегся поудобнее и закрыл глаза. В этот момент снова зазвонил телефон. На этот раз это был сам Леонид Иосифович.

– Как вы себя чувствуете, Салимов? – спросил он.

– Спасибо, все нормально.

– Вы прекрасно прыгнули на машину. Очень натурально и естественно. Просто настоящий творческий акт. Мы сразу решили, что не будем вам мешать, а уже потом вмешаемся и представим наши доказательства. Мы засняли весь процесс на пленку. Теперь надо, чтобы вы выступили в вечерней программе новостей. Вся страна и весь мир узнают о подлом и преступном замысле Глеба Мартыновича. Думаю, он будет раздавлен и уничтожен. Я гарантирую после вашего выступления очень крупные неприятности нашему другу Палехову. Как вы считаете, мы сможем их гарантировать?

– Полагаю, что да.

– Я тоже так думаю. Когда мы будем готовы, я вам позвоню, чтобы вы заранее подготовились.

– Подождите, – прервал я его, – мы так не договаривались. Я думал, что вам нужна только информация о наезде Лихоносова, а теперь вы меняете условия игры и требуете, чтобы я еще и выступил.

– Что вы хотите? – Хейфиц был деловым человеком и сразу вникал в суть любой проблемы.

– Еще двадцать пять тысяч.

– Только после вашего выступления на телевидении. Если все пройдет благополучно, получите еще двадцать пять тысяч долларов. Это я вам гарантирую.

– Спасибо. В таком случае считайте, что я уже выступаю там, где вы захотите.

– Это мы посмотрим, – и он, не прощаясь, отключился.

Я сразу перезвонил Арвиду и рассказал ему о звонке Хейфица.

– Чего хочет эта лиса? Мы сидим и не понимаем: почему он разрешил, чтобы наезд состоялся? Ведь он должен был понимать, что после этого мы размажем его протеже по стенке и заставим Лихоносова перейти к нам.

– Его оператор снимал весь процесс аварии на пленку.

– Знаю. Точно как и наш. И там наверняка похожие кадры.

– Вы меня не поняли. Хейфиц предлагает еще двадцать пять тысяч долларов, чтобы я выступил с опровержением этой аварии и рассказал о том, как ее готовил Глеб Мартынович.

– Не нужно называть никаких имен, – строго одернул меня Арвид. – Он что, сошел с ума? Или считает, что может купить вашу жизнь за такую ничтожную сумму? Если вы решитесь выступить, то после подобного заявления за вашу жизнь никто не даст и пяти рублей, настолько очевидной будет ваша внезапная и очень скорая смерть. Вас даже не защитят больничные стены. Не говоря уже о том, что у самого Хейфица тоже будут большие неприятности.

Кажется, впервые в жизни я почувствовал, как дрожит от негодования голос Арвида. Он просчитал все варианты и явно разозлился. Наверное, идея с аварией была именно его, а позже понравилась и самому Палехову.

– Что вы мне советуете? – спросил я своего опасного собеседника.

– Ни под каким видом не выходить из реанимационной палаты и не отвечать на звонки Хейфица. Скажешь позже, что у тебя отняли мобильный телефон. Эдуарда Александровича мы предупредим, чтобы к тебе не пускали посторонних.