Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Я могу сегодня же выехать? Шахим Алиханович посмотрел на часы.

— Та-а-к… 12. 30. К часу мы тебе оформим мандат. С высоким начальством это тоже оговорено. Кого возьмешь с собой?

— Сугурова. Он вернется завтра из Дербента и пусть сразу же отправляется ко мне в Черкесск. И Дараева. Он согласится, если вы отпустите…

Денгизов опять едва заметно улыбнулся.

— Старая дружба не ржавеет? Ладно. Забирай и Вадима. По-моему, у него сейчас ничего серьезного нет. Желаю вам успеха… — он поднялся и энергично потряс руку Жуниду. — Перед отъездом зайдешь минут на десять. Дам тебе пару советов…

— Есть.

— Давай. Собирайся.

Документ, выданный майору милиции Жуниду Халидовичу Шукаеву Ставропольским краевым управлением и подписанный Колосуниным, действительно открывал перед подателем его двери всех следственных органов Северного Кавказа и Давал немалую свободу действий. За областными управлениями, разумеется, оставлялось право продолжать дознание по тем же делам, но предлагалось согласовывать принимаемые меры с Шукаевым и оказывать ему всяческую помощь людьми и транспортом.

В Черкесск они с Вадимом приехали в пятом часу вечера. Наскоро умывшись и перекусив в гостинице, заказали назавтра номер Арсену Сугурову и пешком пошли в управление.

Погода была ясная, солнечная, по городу вместе с майским ветерком носился сладковатый запах сирени.

— С чего начнем? — спросил Дараев, когда за поворотом улицы показалось здание управления.

— С Коноплянова, — весело ответил Жунид и подмигнул другу — Визит — не из приятных, но, говорят, долг прежде всего.

— Он, я слышал, не очень-то ласково принял тебя неделю назад?

— Я не барышня и в ласке не нуждаюсь, — уже без улыбки отозвался Жунид. — Начнем мы с изучения собранных данных по обоим делам. Кровь из носу — сегодня надо это закончить. Хоть целую ночь будем сидеть..

Коноплянов принял их холодно, как, впрочем, и следовало ожидать. Не заметно было, чтобы с него окончательно слетел тот напыщенно-важный вид, который он всегда принимал, разговаривая с посетителями с высоты своего начальственного положения, но рукой по столу он на этот раз не хлопал и в густом баритоне явно поубавилось категорических ноток.

— Да. Я знаю. Хорошо, можете приступать. Гоголев и Леонтьев предоставят вам…

Лишь под конец короткого разговора Виталий Николаевич не удержался от саркастического замечания:

— Будем рады поучиться у вас, как распутывать заковыристые дела, — сказал он и наклонил голову, показывая, что аудиенция закончена.

По приказу Гоголева им вручили объемистые папки с делами и предоставили в их распоряжение пустующую пока комнату — кабинет Бондаренко. Сергей Тимофеевич уехал в Гомель, а новый начальник угрозыска еще не был назначен.

— Займись ювелирным ларьком, — сказал Жунид, зажигая настольную лампу и пододвигая Вадиму одну из папок. А я фабрику возьму. Потом обменяемся.

Первый час прошел в молчании. Только шелестели переворачиваемые страницы да росла груда окурков в пепельнице, стоявшей около Шукаева.

— Не нравится мне, — наконец не выдержал Вадим Акимович.

— Что?

— Бондаренко достаточно опытный мужик, и по материалам расследования это видно: в порядочке каждая мелочь… Но есть несколько непростительных промахов.

— Каких?

— Никто не занимался мужем продавщицы Паритовой, завхозом театра. Отпуск взял в апреле. И почему-то — Дагестан. Я бы проверил, куда и зачем ездил этот завхоз.

— Вот мы и проверим.

Еще час молчания. Дараев давно кончил и сидел, задумчиво глядя в окно на темневшую за окном верхушку старого клена, слабо освещенную с одной стороны уличными фонарями. Потом встал, потянул носом и открыл форточку.

— Надымил ты, не продохнешь.

В это время послышался звук вставляемого в замочную скважину ключа Со стороны приемной Жунид приложил палец к губам Ключ, торчавший изнутри, повернулся и выпал с глухим стуком на ковровую дорожку, протянутую под дверью В приемной застучали каблучки — удаляющиеся шаги женщины. Шукаев одним рывком подскочил со стула, открыл дверь, и Вадим услышал его голос в коридоре.

— Одну минуту, девушка!

Когда Дараев выбежал в коридор, Жунид уже разговаривал с ней. Это была Галина Васюкова, секретарь-машинистка начальника угрозыска. В руках она держала пачку газет и журнал «Советская милиция».

Шукаев глянул на часы.

— Уже восемь, Галя. Рабочий день давно кончился. Когда мы входили сюда с Виктором Ивановичем, вас в приемной не было…

— Я… я забыла. Положить Сергею Тимофеевичу почту Я всегда так делаю утром, а сегодня забыла.

— И вернулись ради этого из дому?

Ее бледное напуганное личико взялось красными пятнами.

— Да… я побоялась… он должен завтра-послезавтра приехать… он ведь еще никому не передал дела… поехал устраивать семью… Ну, думаю… лучше я вернусь, положу почту ему на стол. Он иногда очень рано на работу приходит…

— Что ж, похвально, — делая вид, что не замечает ее смущения, сказал Шукаев. — Положите, конечно. Пошли Вадим.

— Здравствуйте, Галя, — с удивлением глядя на нее сказал Дараев.

— Здравствуйте. Простите, Вадим Акимович, я не узнала вас.

— Ладно уж. Что-то вы сегодня в расстроенных чувствах.

Они вернулись в кабинет Бондаренко Васюкова осторожно, как хрупкую бьющуюся вещь, положила газеты и журнал на приставной столик и ретировалась.

— Странно? — спросил Жунид, когда она ушла. — Или нет? Тыщи объяснений, конечно, можно найти. Предположим, она тайно влюблена в Бондаренко и хотела воспользоваться случаем — просто посидеть в его кабинете, подышать, так сказать его воздухом… А, может, действительно, такая уж она исполнительная и совестливая, мало ли?..

— Но не исключено и худшее, — сказал Вадим.

— Да, конечно. Однако Гоголеву пока не скажем. Возьмем себе на заметку, — Шукаев снова взял карандаш и лист бумаги. — Ладно, вернемся к делу. — Через минуту он уже что-то азартно строчил и черкал.

Вадим Акимович стал ходить по комнате, от стола — к углу и обратно, по-прежнему молча, — кто-кто, а уж он-то отлично знал, что соваться к Жуниду с разговорами, когда он занят, так же бесполезно, как пробовать сдвинуть с места каменную стену. Поднимет голову от стола, посмотрит сквозь тебя невидящими, потусторонними глазами и снова уткнется в бумагу.

Прошло еще около сорока минут, когда Жунид, кончив писать, произнес, в конце концов, долгожданное: «Все. Точка».

Дараев и теперь не стал любопытствовать, ожидая продолжения.

— На, посмотри, — Жунид протянул Вадиму Акимовичу листок бумаги с какими-то странными схемами и записями: кружки, прямоугольники, квадраты, внутри которых мелким бисером что-то написано, а на них, в разные стороны — стрелки, ровные, косые, дугообразно изогнутые.