Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Не знаю. Я пока констатирую факт. Жаль, что ни Юсуф, ни буфетчик не заметили, какого он цвета. Может, это два разных чемодана. А может, — один и тот же…

— Да… — протянул Дараев. — Задача со многими неизвестными.

Жунид промолчал, думая о своем. Потом, когда они уже выезжали на асфальт, вдруг сказал, как будто продолжая только что прерванный разговор:

— Пожалуйста, выясни, как-будем в Черкесске, — пили что-нибудь за обедом кассир, охранник и этот… третий, с чемоданом?

— В столовой спиртное не подают. Правда, они могли принести с собой.

— Вот именно.

В станицу Ольгинскую ездили втроем — Жунид, Вадим и Арсен. Оперативную группу, выделенную Гоголевым, Шукаев оставил в районе пасеки с заданием засветло, насколько удастся, выяснить, в каком направлении проследовала тачанка, о которой рассказал ногаец Юсуф.

В Ольгинской им пришлось до самых сумерек дожидаться Итляшева, охотника, слышавшего днем третьего мая крики и выстрелы в лесу, на правобережье Кубани. Вернулся он часов в семь с двумя трофеями — зайцем и лисицей, попавшими в расставленные накануне капканы. Заперев животных в деревянные клетки, стоявшие во дворе, зверолов, несколько встревоженный визитом милиции, вернулся в дом, где его ждали, чтобы допросить, Шукаев и Дараев. Арсен остался в машине.

Поскольку Итляшева до сих пор официально никто не допрашивал из опасения вызвать гнев Коноплянова, решившего вопрос по обыкновению с плеча: «Охотничий гай — и баста!», Вадим Акимович составил протокол по всей форме в присутствии двух соседей, согласившихся быть понятыми.

На этот раз им повезло больше, во всяком случае у Жунида был вид человека, который впервые за долгое время почувствовал, наконец, что он на верном пути. Оживился он, когда Итляшев заговорил о трех незнакомых мужчинах, показавшихся ему подозрительными.

— Чем они обратили на себя ваше внимание? Зверолов не понял вопроса и недоуменно смотрел на Дараева. Густые брови охотника поднялись вверх, придавая его сухому, аскетического склада лицу сходство с большой, сильной, но доброй птицей. Доброту и спокойное достоинство, как у многих людей, которые проводят долгие дни в лесу, наедине с природой, излучали глаза Итляшева — задумчиво-неподвижные, внимательные, глаза человека, который никогда не лжет.

— Почему они вам не понравились? — упростил вопрос Шукаев.

— В лицо не смотрят, — негромко ответил Итляшев.

Неторопливо достал кисет с махоркой, свернул цигарку. — И один к одному не подходят… — говорил он по-русски довольно хорошо, правильно строил фразы.

— Как это — «не подходят»?

— Барсук со змеей рядом не живут, — охотно объяснил он. — Лиса с волком — нет. А эти… вышли к дороге — сразу видно — чужие один к другому, совсем не подходят.

— Вы запомнили их?

Итляшев слегка пожал плечами и бросил снисходительный взгляд на Дараева.

— Я охотник.

— Тогда — как они выглядели?

Итляшев откашлялся, полез в карман суконной куртки за носовым платком, степенно вытер тонкие губы и стал рассказывать с той же спокойной обстоятельностью, которая сквозила в каждом его движении. По его словам, на одном из встретившихся ему неизвестных была одежда с чужого плеча. На угловатом высоком человеке, лица которого он не видел, потому что тот, сморкаясь, прикрыл его носовым платком, мешковато сидел комбинезон, какие носят железнодорожники и мастеровые паровозных депо. Глаза Итляшев запомнил: маленькие, бегающие и злые. Второй — ниже среднего роста, грузноватый, в брезентовом плаще с капюшоном и охотничьей винтовкой, но не охотник. На вопрос Жунида, почему Итляшев сделал такой вывод, зверолов ответил: «Сытый. Толстый, Руки чистые, белые. Ружье плохо держит. Не охотник». Третий… тут Итляшев неожиданно развел руками — не знаю, мол, что и сказать.

— Не рассмотрели его?

— Почему не смотрел? Все видел, все помню. Однако, крашеный он.

— Как это — «крашеный»!? Что вы имеете в виду? — не утерпел Шукаев.

— Брови крашены, борода. Под папахой седые виски, а борода и брови черные, как будто сажей намазал. Чужой весь, не настоящий.

— Грим, — прошептал Жунид.

— Как сказал? — спросил зверолов.

— Нет, ничего. Продолжайте.

Итляшев слегка насупился. Не любил, видимо, когда его перебивали. Посмотрел на притихших, скромно сидевших в углу на стульях понятых, как бы призывая их в свидетели, что не по его вине затягивается дело, и коротко, но с прежней степенностью, закончил:

— Тот, крашеный, мешок на спине держал. В мешке — баул. Все.

— Почему вы решили, что это баул? — подался к нему Жунид.

— Оглянулся я, когда они прошли. Сначала думал — коробка, потом, смотрю, ручка торчит.

— В мешке был четырехугольный предмет?

— Конечно.

— Тогда не баул, а чемодан?

— Не знаю. Разве это — не одно?

— Не совсем, — доставая чистый лист бумаги, сказал Дараев, — баул другой формы.

— Значит — чемодан.

— Ружье какое?

— Бердана.

— Вы не разговаривали с этими людьми?

— Я здоровался. Приветствовал, как положено. Не ответили. Мимо прошли. В глаза не смотрели.

— В котором часу это было?

— Тень от деревьев была, — сказал Итляшев. Вадим и Жунид переглянулись.

— А точнее не можете вспомнить? Часов при вас не было?

— Не носим. Зачем часы? И так скажем. Сейчас… Капканы проверил, домой пошел. Идти — два часа, немного больше, чем два. Дошел, разделся, руки помыл еще… смотрел — четыре часа было — значит…

— Значит, вы встретили их в половине первого, или где-то без четверти час?

— Так.

Это Жунид тоже записал в свой блокнот.

— Ну, что же. Спасибо вам, — Шукаев встал и протянул охотнику руку. — Большое спасибо вам, дорогой товарищ Итляшев. Благодаря вашей наблюдательности нам удалось установить нечто очень важное.

Итляшев тоже поднялся, с видимым удовольствием пожал руку Жуниду.

— Сейчас жена стол соберет, ужинать будем. Барашек есть, паста есть. Гостями будете.

— Нет. Благодарим, но — не обижайтесь — времени у нас в обрез, — сказал Дараев, протягивая зверолову протокол для подписи. — Вот здесь подпишите… и вы, — повернулся он к понятым.

— Да. Мы должны ехать, вы уж нас простите, — поддержал друга Жунид. — Для застолья не время сейчас — бандитов ловить надо.

Вопроса не последовало. Итляшев был не только наблюдателен, но и сдержан.

Когда они сели в машину, Шукаев довольно потер руки.

— Наконец-то хоть что-то конкретное, — сказал Вадим Акимович. У него тоже поблескивали глаза. — И этого человека не допросили по горячим следам. Какое головотяпство.

— А что «наконец-то»? — хитровато улыбаясь и глядя сбоку на Дараева, спросил Жунид.

— Опять чемодан, — сказал Вадим и погрозил другу пальцем. — Нечего прикидываться, ты не хуже моего понимаешь, что деталь, которая в третий раз попадается нам по пути, не может быть случайной. Сам же меня пристыдил!