Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

Установив детонатор на другой шашке, и убедившись, что он крепко в ней сидит, Альфред собрался в обратный путь, даже перекрестился. И вдруг услышал шум снаружи — громкие шаги и неясный звук голосов. Альфред похолодел. Бежать! Спасаться!

Но убежать он не смог, ноги отнялись. Альфред съехал по стене на пол. Вспыхнул свет, который показался ему ослепительным, и он зажмурил глаза.

— Эй! Ты что здэс дэлаешь, сабака? — услышал Альфред грозный оклик, — А это что такое?

«Неужели вот так? Неужели так скоро?»

Альфред нащупал на телефоне кнопку вызова и ещё крепче сжал веки.

— Эй, Шамиль! У тебя всё готово?

— Готово, — спокойно ответил Шамиль стоящий в глубине сада в окружении десятка чёрных людей и десятка белых статуй.

— Огонь! — скомандовал Пархом.

Раздался такой грохот, что его наверняка услышал каждый человек в городе. Дом Пархома взлетел на воздух и рухнул в огромную воронку, которая вполне могла сойти за вход в преисподнюю. Людей стоящих и сидящих за столом в саду взрывной волной разбросало в разные стороны. Мараков ударился головой обо что-то твёрдое или это твёрдое упало на него сверху.

Он потерял сознание…

Окно в процедурном кабинете, оборудованном под больничную палату, лопнуло. Эдика Эзау, стоящего у окна, с ног до головы осыпало осколками. Он резво отпрыгнул от окна и возмущённо воскликнул:

— Ни фига себе! Что это ещё за манёвры?

Правая сторона его лица была в крови — посекло осколками.

— Это не манёвры, — качнул забинтованной головой Сидоров.

— А что это за хрень?

— Это Альфред с Окрошкой Пархома взорвали…

Константин Леонтьевич открыл глаза и прямо перед собой увидел бледное лицо Пархома. Щека у него была грязной, а дублёнка на плече дымилась.

— Живой? — хрипло спросил Пархом, похлопывая себя по плечу, пытался затушить тлеющую замшу.

Мараков скорее понял, чем услышал Пархома.

Пархом не стал помогать полковнику подняться с земли, шатаясь, пошёл к тому месту, где раньше стоял стол, и, подняв одно из опрокинутых пластиковых кресел, отряхнул сидение и уселся, закинув ногу на ногу.

Мараков приподнялся на локтях, сел, тряхнул головой и скривился от боли. Болела не только огромная шишка посредине черепа, давило виски, ныл затылок, шумело в ушах. Полковник огляделся. На месте дома возвышалась куча обломков, они горели. Горел и перевёрнутый джип. У джипа лежал труп одного из чеченцев и тоже горел. Огонь освещал всё вокруг, его блики играли на лицах «куртизанок». Казалось, гипсовые дамы гримасничают и смеются. В дальнем конце сада стоял Шамиль со своими боевиками. Они о чём-то тихо разговаривали по-своему, поглядывая в сторону Пархома.

— А где?., — выдавил из себя Мрак, и собственный обычно громкий командный голос показался ему слабым, как у умирающего.

— Анна Ивановна? Тут она, за столом.

— За столом? — полковник посмотрел на лежащий кверху ножками стол. На земле, за ним, действительно, лежало что-то бесформенное.

— Рядом с Малютой, — хохотнул Пархом и взглянул через плечо на эту бесформенную кучу, — верней, на нём. Как два голубка. Лежат, обнявшись.

— Цела?

Пархом снова посмотрел через плечо и ответил:

— Почти.

Мараков кряхтя, поднялся и подошёл к перевёрнутому столу.

Янка лежала на прокуроре, голова у неё была неестественно повёрнута в сторону. Более чем на девяносто градусов. И у девушки не было одной ноги, примерно по колено. Мараков огляделся в поисках Янкиной ноги, но нигде не увидел.

Где же нога? Как же Янка без ноги теперь будет, подумал полковник и тут же пришёл в себя.

Всё! Теперь-то абсолютно точно, что своей недвижимости в Турции он лишился навсегда. И ему сразу стало легко, словно тяжёлый камень свалился с души.

— Интересно, а прокурор-то жив? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Янка твоя — самоотверженная девушка, — серьёзно сказал Пархом, — Телом своим прокурора закрыла. Спит, небось, Малюта.

Мараков откинул тело Янки, похожее на одноногий изломанный и списанный манекен.

— Не-а, не спит, — сообщил он Пархому, заметив острый кусок керамической черепицы с крыши пархомовского особняка, застрявший у Никиты Ивановича в горле, — мёртвый, — для верности Мараков проверил у Малюткина пульс.

— Да? — вяло, без интереса отреагировал Пархом, — Ну, и хрен с ним. Всё равно я его менять собирался.

К ним подошёл Шамиль. За его спиной стояли оставшиеся в живых чеченцы. Мараков насчитал восьмерых.

— Мы уходим, — коротко сказал Пархому начальник охраны.

— Как это уходите? Куда уходите? А как же контракт?

— Что контракт? Мы тебя, Пархом охранять нанимались, а умирать не подписывались. Умереть мы и у себя в горах можем.

— А ты не горячишься, Шамиль?

Шамиль промолчал, но было ясно, что он уже всё решил и уговаривать его бесполезно.

— Ну и валите! — рассердился Пархом. — Только не рассчитывайте на бабки. Ничего вы у меня не получите. Контракт вы нарушили, значит, хрен вам, а не бабло!

— А вот это ты горячишься, — возразил Шамиль. — звони Колобку, пусть деньги готовит. На всех. На мёртвых тоже.

Шамиль кивнул своим, и они пошли к воротам. Пархом посмотрел им вслед и плюнул на землю. Сказал зло, но тихо, так, чтобы не услышали чеченцы.

— Твари, чернозадые! Вовремя я их с охраны банка снял. Как чуял…

Вот он, удобный случай, подумал полковник Мараков. Они с Пархом остались наедине. Найти зажигалку, и… А можно и без зажигалки обойтись. Свернуть головёнку, да и концы в воду. А зачем, подумал тут же, теперь-то зачем? Нет, полкан, надо деньги зарабатывать. Без Пархома ты — никто. Генерал-майор без пяти минут? Ну и что? Генеральская зарплата, конечно, лучше полковничьей, но разве это деньги?

Зажигалка валялась на земле, рядом с сигаретой, выпавшей из губ Янки. На мундштуке темнело пятно от помады, но может, это была просто грязь. Пархом поднял сигарету и зажигалку, подул на сигарету, сдувая мусор и крошки земли, закурил. Выдохнув в морозный вечерний воздух струю дыма, спросил:

— А неплохой получился фейерверк, а, Мрак? Дас ист фантастиш!

И расхохотался. Хохотал долго, не меньше минуты. Мараков с тревогой подумал: а вдруг Пархом сошёл с ума? Это бы совершенно ни к чему. Но Пархом, отсмеявшись, вытер слёзы и серьёзным тоном спросил:

— А это не твоя работа, Мрак?

— Максим Игоревич! — обиженно произнёс полковник.

— Да понимаю, не твоя. Ты не камикадзе. Но убить меня хотел. Я знаю…

— Максим Игоревич, с чего вы взяли?

— Интересно, какую ты мне смерть готовил? — продолжал Пархом, не обращая внимания на возмущения Маракова, — И где и когда? Наверное, на ипподроме. Больше меня тебе достать негде. Не здесь же, в моём… — вздохнул, посмотрев на развалины, — в моём бывшем доме. Сюда тебя с оружием не пропустили бы.