Инна Тронина - Отторжение

— Будем рубить, Андрей! — тяжело вздохнула Александра. — Что касается адвоката, то я соглашусь на любой гонорар — лишь бы взялся. Если откажется, что ж делать! Поищем других. Но, как мне кажется, Хенталов вряд ли откажется от хорошего заработка. Так что завтра я на машине возвращаюсь в Москву, отсыпаюсь и начинаю поиски.

Сашка не уходила, пристально смотрела мне в глаза, словно решалась на что-то. И, наконец, расхрабрилась.

— Андрей, я люблю Прохора, давно люблю. Он мой, понимаешь?

— Ещё бы не понимать! Об этом и покойная Виринея знала. Уже хотела, ради счастья мужа, отойти в сторону…

— Неужели? Вот ведь женское сердце… Она, наверное, думала, что он изменяет. А ведь мы и не целовались ни разу, — со слезами в голосе сказала Саша. — Теперь вот получилось так, что она действительно отошла в сторону. Ладно, я поехала. Позвони своим, чтобы приняли гостью. Пока!

И Александра, прижимая к себе букет, быстро сбежала по лестнице. Я закрыл дверь, сделал несколько дыхательных упражнений, и пошёл звонить Светке в офис. Лишь бы Саша туда доехала без приключений — ведь выпила она немало…

Франсуаза явилась в девять часов вечера и сразу же принялась за воспитание нерадивого. Её возмутило, что я уже два дня не менял розы в вазах, а по квартире расхаживал в неподобающем виде — то есть в камуфляже. Кроме того, выглядел я мрачно, но нужно было почаще улыбаться. Ведь завтра Восьмое марта, а в России принято в этот день исполнять все желания женщин.

От пшённого блинка Франсуаза деликатно отщипнула крошечку, но есть не стала. Оказывается, так можно располнеть, закупорить сосуды, да и лицо заблестит от жира.

Сама Фрэнс, я не спорю, была верхом совершенства. Ясные, прозрачные глаза-каштаны, идеальная персиковая кожа, спортивная короткая стрижка — волосок к волоску. Когда скинула переливающуюся норковую шубу, оказалась в чёрном костюме, усыпанном мушкой «под золото». По сравнению с Фрэнс я почувствовал себя старым толстым уродом, махнул на всё рукой. Душ я принять так и не успел. Уже хотел пойти и закрыться в ванной, как зазвонил городской телефон.

— Андре, сказать, что тебя нет дома? — крикнула Фрэнс, выбирая мне полотенце и купальный халат.

Я моментально прикинул такой вариант — не годился. Кого же это несёт? Сигнал местный — значит, не Оксана. Могут, конечно, и в фирму вызвать. Обречённо вздохнув, я отрицательно помотал головой, взял у Фрэнс махровый халат с геометрическим рисунком и ушёл в свой кабинет.

— Слушаю!

— Добрый вечер, Андрей. Захар Сысоевич беспокоит.

Мягкий говорок генерала Горбовского словно облил мою душу тёплой водой. Я разом вернулся в совсем ещё недавние времена, когда всё было просто и ясно. Я жил в Ульянке, обожал свою работу, не волок на горбу дела и проблемы всей фирмы. Отвечал лишь за себя и за агентуру. А, самое главное, верил в свою страну, в её народ.

Тогда майор Горбовский мог позвонить мне просто так, поговорить о жизни, поздравить с успешно проведённой операцией. Теперь же появление на горизонте генерал-майора с Литейного ничего хорошего не предвещало.

— Слушай, Андрюшка, что вы там опять натворили?

— В смысле?…

Я уселся за письменный стол, положив перед собой свёрнутый халат. И с раздражением услышал, как Франсуаза выливает воду из настольных и напольных ваз. Еле уговорил её не ставить свежие розы каждый день. Здесь ведь не Испания и даже не Франция. Там розы можно срезать в своём саду, а не закупать в магазине по бешеной цене.

Но супруга моя всё равно нервничала. Ей казалось, что в увядающих цветах заводятся какие-то вредные микроорганизмы, и розы на второй день начинают поглощать кислород. Не знаю, откуда Фрэнс выкопала такие сведения. В итоге я предложил ей лично заниматься розами, так как у меня есть дела поважнее.

— Дикарь! — рассмеялась она и поцеловала меня в подбородок.

А я вдруг оскорбился и строго попросил никогда больше не произносить этого слова в мой адрес.

— Ты сам знаешь, что вы наделали! — Захар старался сдержать эмоции, но это плохо ему удавалось. — Маскарад этот с телом бандита. Ещё неизвестно, кто его убил. Не ты? — Горбовский понизил голос и кашлянул.

— Нет, не я, к сожалению. Наоборот, он едва меня не прикончил. Но до этого тебе дела нет, и начальству тоже. Я имел полное прямо пристрелить Косарева в целях самозащиты. Разрешение на пистолет имею, значит, и применять могу.

— А кто его загасил-то? Роман? — не отставал Горбовский.

— Да Романа тогда и в Питере не было. Он уехал в Смоленск, на праздники — кто угодно подтвердит. Детьми клянусь, что тот человек мне не подчинялся. Пристрелив Косарева, он спас меня. Или это тебе всё равно? Опять бандиты права качают?

Дверь скрипнула. Франсуаза заглянула в щёлку, с возмущением показывая мне окурки в блестящей от масла тарелке из-под блинов. Хоть бы не начала после Захара выговаривать — двоих Боливар не вынесет. Жене не нравилось, что я так близко принимаю к сердцу политические события. Например, ту же войну в Чечне.

— Франция тоже воевала в Алжире, но менее демократичной от этого не стала! — убеждала меня супруга. — И совершенно не обязательно постоянно об этом помнить. Всё равно, Андре, ты ничего изменить не сможешь.

Странно, ведь Франсуаза — не курица, не трусиха. Напротив, она — экстремалка. В девяносто третьем году ползала под пулями у стадиона «Асмарал» на Красной Пресне. Но воспринимала это скорее как оплаченную игру в войну для взрослых. На Западе это, между прочим, широко практикуется. Зачем она приехала? Зачем звонит Захар? Мне бы после всего одному побыть… Опять про лицензию речь пойдёт — уже чувствую.

— А других пятерых кто там завалил? Тоже не твои ребята?

Генерал, кажется, закурил. Держа во рту сигарету, он всегда говорил невнятно.

— Тоже не мои ребята.

Всё верно, не они, а я сам. Правда, Клара Шаманова — не в счёт.

— Захар Сысоич Ковьяра с Косаревым больше нет, Гуляева — тоже. Может, «спасибо» скажешь? По России арестовано несколько сотен человек, так или иначе причастных к деятельности этой банды. Задание выполнено. Я не прошу наград, но не желаю выслушивать разносы. Я очень устал, Захар Сысоич.

— Да, спасибо, спасибо, Андрюшка! Ты ведь помог ФСК, хотя не должен был. Но начальство меня напрягает, да и Москва тоже… Устроили спектакль с телом Ковьяра, прятали его от официальных властей, держали в погребе. И эти два мужика, механик и московский тип, шум подняли. Якобы твоё агентство практикует пытки холодом и голодом. Да ещё сотрудники оружием в лицо тычут…

— Сысоич, иначе мне было Ковьяра не приманить. Мы с ним по правилам играть не договаривались. Ты же раньше понимал всё это! Где тот рефери, который будет нас судить? Ладно, пусть нам взять его не удалось, пусть свои убили. Но, в самом начале операции, руководство соглашалось не только на живого, но и на мёртвого Ковьяра. Лишь бы на свободе не гулял…