Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу

— Через три часа. — Кирилл допил воду, вытер платком рот, усы. — Но ты дослушай, это интересно. Эмилия, сам понимаешь, в Щербинку не на электричке поехала. Взяла машину мамы и водителя. В результате у домишка Ленки Карих, вернее, её хозяйки, тут же собралась толпа. Наш сотрудник с ребятами Аргента подобрались как можно ближе, но в гвалте и гаме разобрать ничего не сумели. Ну, рыбница чуть в обморок не грохнулась от такого курьера! Эмилия как из гламурного журнала, а Карих — в полушалке и валенках с галошами. Завидую Кольке Шамаеву, что такое увидеть довелось! Девчонка в енотовой шубке, а тётка — в телогрейке! Ладно, поехали назад. Материал, скорее всего, там, в «Рено». Вдруг их неподалёку от МКАД гаишник тормозит. Наши ход сбавили, наблюдают. На всякий случай «братва» Аргенту доложилась. А он как с печки упал: «Это неспроста, сейчас всё изымут, нужно любой ценой отстоять!» «Братва» тут уже на Кольку кладёт с прибором, и с места в карьер — к гаишнику, который как раз «Рено» отпустил. Не задаром, конечно. Колька «корочками» машет, грозно интересуется, почему этот автомобиль тормознули. Они ведь ничего не нарушали! Гаишник, видно, недавно на пост встал — ещё тощий, нервный. Торопится поскорее вложения отбить, а тут, сразу видно, есть чем поживиться. Не ошибся, рубановский водила дал ему на лапу. А тут — совместный патруль ментов и «братвы»! Картина маслом… Рожи, сам понимаешь, у аргентовских соколов не благородные. Гаишник запихал купюру в рот и давай жевать, пробовал даже снегом заесть. Ничего не вышло. Вырвало его, так «братва» не побрезговала, проверила, что там… Оказалось, «пятихатка» и никакого досье. Ну и ржали же они потом всю дорогу!..

— Ох, Кирюш, отвёл я душеньку!

Алексей хохотал так громко и заразительно, что отдыхающие, оставив свои беседы, прислушались с осторожным интересом. У причалов гремели цепи и звенели склянки.

— Полегчало малость, а то прямо… сердце заломило! Да, «Рено»-то потеряли? Что дальше было?

— Нет, проводили до шлагбаума, до дома то есть. А там опять облом! Подбежали какие-то козлы, типа футбольных фанатов. Пацаны ещё, рожи замотаны шарфами, а в руках — то ли биты, то ли арматура. Ну и обрушили всё это на «Рено» — стёкла выбили, кузов помяли, даже пламя полыхнуло под колёсами. К счастью, погасло в луже. Охранник от шлагбаума, конечно, сбежал. Бедный водила уже с жизнью простился — сам потом сказал. Эмилии лицо осколками посекло — вся в крови выскочила. Но тут опять наши постарались. Достали стволы и сделали вираж, прямо в толпу этих фанатов. И орут все разом: «Пошли отсюда, салаги, а то ливер вывернем!» Мальчики струсили — и врассыпную. Явно не ждали, что у Эмилии такие «крутяки» в охране. Роза Рубанова, мать девчонки, вылетела во двор. Глаза — семь на восемь! Так благодарила спасителей, что Кольке стыдно стало. Оказалось, одноклассница дочку затравила от ревности. Стефана, само собой, не поделили. У той девахи вообще пена ртом пошла. Эмилия молчит, как партизанка. Сколько мать ни упрашивала, так толком и не сказала, было у них или не было. Может, ребят стеснялась. Пришлось им уехать для виду, чтобы после на другой машине вернуться. И что ты думаешь? Вечером из-за шлагбаума вылетел «Феррари» — и прямёхонько на Каланчёвку, в тот самый дом, о котором говорил Арсений. По домофону лично Роза позвонила, через минуту вышла назад. То ли ждали её прямо за дверью, то ли в почтовый ящик бросила. Так что четыре части из семи уже в руках Тураева. Остаются Анька Шубина, туркменский пограничник и питерский баклан. Я очень надеюсь, что Аргент или его «быки» передачу про Вороновича не засекли. У них на телик времени нет, а в нервной клинике пациентам больше нечем заняться. Мы с Хельви в холле сидели вместе с другими больными и увидели. Как вывели меня на Вороновича…

— Поехали. Кирюш!

Алексей, опираясь ладонями на горячий стол, поднялся тяжело, неуверенно, чувствуя полное своё бессилие и в то же время понимая, что нельзя терять ни минуты.

— Душ примешь — и вперёд! В другой раз погуляем…

— А я всё думаю, Лёш, чего твоему пруду не хватает.

Кирилл, прищурившись, осматривал геометрически правильные дорожки, клумбы, парапеты. Поддерживая старшего брата под локоть, он шёл легко, пружинисто, будто не грызли его душу сомнения и предчувствия.

— Ты бы кувшинки посадил, что ли! Или азоллу — такой папоротник плавучий. Затянет водоём, как кружевом — я у себя в Черногории такой развёл. А лучше всего здесь будет понтодерия сердцевидная — как раз в тон клумбе. Когда вернёшься сюда, подумай над этим. В Ницце вряд ли такое встретишь!

— Подумаю, — пообещал Алексей, поднимаясь по широкой лестнице к входу в розовую виллу. — Только не знаю, приживутся ли они тут. — Он остановился, обернулся, оглядел свои владения, будто прощаясь. — Но если даст Бог возвратиться, непременно попробую высадить. — Алексей немного постоял, жадно вдыхая влажный тёплый воздух. И повторил с невыразимой тоской, почти шёпотом: — Если даст Бог возвратиться…

Теперь им со Стефаном придётся вместе уходить из гимназии — за три-то месяца до окончания… Нет, лучше всё же закончить, не обращая внимания на скандалы. Есть ещё вариант — перейти на домашнее обучение. Но так обычно поступают те, кто болен, а они и здоровы, и счастливы…

Можно подумать, что вокруг их одни девственники, которые лишь в стыдных снах видят что-то нехорошее. И учителя об этом ничего не знают, потому что молчат, как по уговору. Вот стоят такие мальчишки и девчонки у интерактивных досок, пишут пальцами или карандашами на дисплее цифры, буквы и знаки. А после разбиваются на пары и идут трахаться — или к себе домой, или к друзьям на хату. И если до сих пор Эмилию порицали за излишнюю разборчивость и неприступность, то теперь клеймят как шлюху, ведьму и доносчицу.

В Сети, на панелях с гимназическими новостями, в безграмотных «олбанских» записочках, в нарочито громких разговорах возникают то фотографии Эмилии, то её имя, то подробности цыганского колдовства «на приворот». И откуда они смогли узнать, да ещё так быстро? Эмилия и бельё застирала, и даже утюгом прогладила, чтобы предки раньше времени не всполошились. Так всё равно разнюхали!

«Жучки» у папы на вилле стоят, или прислуга очень уж любопытная? Знать бы, что всё так получится, потерпели бы до окончания гимназии. А там им уже будет по шестнадцать. Эмилии исполнится двадцать второго июля, Стефану — тридцатого августа. Думали пока тайком встречаться, но не повезло.

Шестнадцать — уже что-то. Можно даже пожениться, но с согласия родителей и властей. Пока предки ничего не знают, хотя вся гимназия гудит. Они без понятия или делают вид? Не хотят, чтобы их обсуждали и жалели? Девочка надежды подавала, шла на золотую медаль, готовилась учиться в Англии, а теперь у неё совсем другие перспективы. То, что простилось бы другой гимназистке, Эмилии Рубановой не простится никогда. В их элитном заведении, как и везде, не любили умных и красивых.