Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— Шелленберг, вы мне это уже говорили. Да я и сам знаю. — Гиммлер снял очки и принялся их протирать. — Отвлекающий маневр с гидрокомбинатом в Вермоке проводится квалифицированно, чисто. Союзники верят, что нам необходима норвежская тяжелая вода. Вам не обязательно напрашиваться на комплимент.

— Нет-нет, я не претендую на лавры. И я не случайно акцентировал внимание на нашей стратегии, то есть на стратегии СС и лично вашей, рейхсфюрер.

— А разве стратегия СС может отличаться от стратегии рейха?

Шелленберг почувствовал, что лед под ногами дал трещину.

— Я бы сформулировал вопрос иначе: может ли стратегия СС стать стратегией рейха? — осторожно выпутался он, помня об idee fixe [10] Навязчивая идея (англ.) Гиммлера. — Надеюсь, это риторический вопрос. Вы и без меня знаете, сколько крутится возле фюрера желающих возглавить процесс. Но если интересы СС поставить во главу угла, а это ваши интересы, то вполне может статься, что идея национал-социализма обретет новую энергию. Ведь, по сути, СС — это и есть рейх.

— Не знаю… — изобразил простодушие Гиммлер. — Если сверхоружие будет создано, все решится само собой, не так ли?

Шелленберг сел поудобнее.

— Дело в том, что период работы над бомбой — год. Что будет за год при таком развитии событий — неизвестно. Вам надо проявить решимость, действовать на опережение и, получив мир на западных границах, взять власть в рейхе. Но — уже с урановым оружием. Они не хотят говорить с СС? Они будут говорить с бомбой. Пройдет время — и мы поставим точку в этой истории.

— Нам, — тихо сказал Гиммлер.

— Простите? — не понял Шелленберг.

— Нам надо проявить решимость. А если точнее, — палец рейхсфюрера уперся в его плечо, — вам .

— Конечно, рейхсфюрер, именно это я имел в виду. — Шелленберг отлично понимал, кто станет козлом отпущения в случае, если о контактах с англо-саксами станет известно фюреру или кому-то из его окружения. Тогда объяснить их необходимость смог бы только сам Гиммлер, санкции которого он добивался. Сейчас он осознал, по какому лезвию ему предстоит пройти, чтобы рейхсфюрер не утратил интереса к его судьбе. Будучи прирожденным стратегом, он тонко чувствовал конъюнктуру и шел на риск с просчитанной уверенностью в том, что это единственный способ сохранить себе жизнь в перспективе неизбежного разгрома нацистского государства. Спастись вместе с Гиммлером, взойдя на вершину пирамиды, или спастись самому — Шелленберга устраивали оба сценария, но второй был опасен втройне.

— А что вас, собственно говоря, смущает? — с той же показной наивностью спросил Гиммлер.

— Время, рейхсфюрер, только время, — вздохнул Шелленберг. — Теперь оно не работает на нас. Через месяц мы сами убедимся, каких успехов достигли наши физики во главе с Боте, Вайцзеккером, Гейзенбергом. Очень немногие знают совокупный результат, который обеспечивают, на первый взгляд, разрозненные лаборатории, причем каждая из них занимается отдельной научной задачей. В Лос-Аламосе всё в одном месте. У нас — повсюду. Это нервирует наших врагов. Однако важно помнить, что в процессе научного исследования нужно пройти определенные этапы, сократить которые невозможно. Нельзя ускорить, например, процесс обогащения урана. Это проблема, ибо мы можем попросту не успеть. Я не сомневаюсь, бомбу мы сделаем. Но в какой военно-политической ситуации к тому моменту окажется Германия? Что будет с технической базой, с ресурсами? Именно поэтому говорить с британцами и их союзниками надо начинать именно сейчас. А аргументом в этом разговоре должна стать урановая бомба германского производства.

Гиммлер подумал и спросил:

— А что там этот ваш отельер? Зачем он?

— Он очень нужен, потому что доверие и желание говорить с нами должно родиться там, у них, как бы само собой. Мы достаточно проявили инициативу, но союзники перекормлены готовностью сдать рейх под скромные дивиденды. Через Хартмана мы рассыплем урановую приманку. Они почуют ее, и сами выйдут на диалог.

— Что ж, — Гиммлер надел фуражку, — действуйте, Шелленберг… Кажется, подъезжаем? Какая жара!.. Через месяц вернемся к этому разговору уже на полигоне в Белоруссии. Там и увидим, что это за зверь. Честное слово, до сих пор не понимаю, чем это лучше того же фау?

— Пока ничем. — Шелленберг тоже надел фуражку и поправил рукава кителя. — Но когда мы доведем бомбу до приемлемых габаритов, именно фау доставит ее по нужному адресу.

— Не забывайте, Шелленберг, — погрозил пальцем Гиммлер, — вкус победы всегда более пресный, чем ее предвкушение.

Данные пеленгации в Нойкельне были отправлены в «Исследовательское управление», которое курировали люфтваффе Геринга, гестапо и абвер одновременно, и распределены по трем главным отделам — в том числе и в 9 подразделение IV-го главного отдела, занимавшегося дешифровкой перехваченных радиограмм славянских стран. Получив сразу девять шифровок, снятых с одной и той же предположительно станции, начальник отдела, подполковник люфтваффе Венцель, сухопарый, седой технарь с лицом, изрытым оспенными рубцами, позвонил Шольцу, чтобы понять, насколько срочным является данное задание.

— Чрезвычайно срочно, — сказал Шольц и добавил: — Прошу докладывать мне ежедневно. Я не думаю, что речь идет о русских или уж тем более о каких-нибудь югославах, но после «Капеллы» лучше все перепроверить. Как говорят, обварившаяся кошка и холодной воды боится. И еще, Макс, привлеките к этому Кубеля.

Лион Кубель — оперативная кличка Рекс — был одним из тех радистов Треппера, кто согласился на сотрудничество с гестапо. Его, конечно, выпотрошили насчет использовавшихся шифров и кодов. Однако главное осталось за ним — доскональное знание не только тонкостей шифрованных передач Сопротивления, но характера, системы работы подполья с радиоэфиром. Кубель не был раскрыт, ему по-прежнему верили в НКВД, он продолжал действовать, как уцелевший агент швейцарского звена «Капеллы», и за это его особо ценили в Форшунгсамт. Ему предоставили свободу передвижения, квартиру, хороший оклад и женщину, которую он мог заменить на новую в любой момент.

Понимая свое значение, Кубель обнаглел и даже зарвался. Когда Венцель позвонил ему домой с просьбой прибыть на Шиллигерштрассе, Рекс плавал в чудовищном похмелье, сидя на ковре в прихожей, куда он заполз, чтобы добраться до ванной.

— Нет-нет, — простонал он в трубку, — это совершенно невозможно. У меня сегодня официальный выходной.

— Что значит — невозможно? — удивился Венцель, по голосу Кубеля догадавшийся, в чем дело.