Леонид Млечин - Кристина + Сергей = смерть. Любовь под присмотром КГБ

Начальник 5-го отдела внешней разведки передал своим офицерам приказ сверху — искать пути налаживания отношений с империей Оазисов.

— Когда западные империалисты перекрыли нашей стране все каналы торговли и запретили продажу Советскому Союзу современных технологий, — напомнил подчиненным начальник отдела, — разведка получила приказ прорвать эту блокаду. На научно-техническом направлении нам удалось добыть ряд остро необходимых для оборонных отраслей промышленности образцов и документальных материалов… Сейчас мы должны повторить этот успех и обеспечить экспорт нашей нефти.

Сразу после совещания Глазову позвонил старинный приятель — майор милиции Пшеничный. Они познакомились в юности — в «лесной школе». Глазову, способному к изучению иностранных языков, учиться было легко. Пшеничному пришлось налегать на иностранные языки. После «лесной школы» обоих взяли в центральный аппарат.

Пшеничного ждала длительная зарубежная командировка под крышей сотрудника посольства. Накануне он отмечал, как полагалось, отъезд вместе с новыми коллегами— мидовцами в ресторане «Прага».

Еще в разведывательной школе будущих оперативных работников предупреждали: не ходите в рестораны, где могут быть иностранцы. А он забыл… Когда он сидел за столом, к нему подошел какой-то человек и попросил прикурить. А это оказался американец, которого вела служба наружного наблюдения КГБ.

Для наружки это был контакт иностранца с советским гражданином. По инструкции им следовало провести оперативное мероприятие — выяснить, что это за человек, к которому подошел американец. Но была плохая погода, и они поленились проводить его до дома и установить адрес и имя. Выбрали более простой вариант.

Притворились пьяными и у вешалки пристали к заинтересовавшему их человеку:

— Дай прикурить! Ах, не дашь? Значит, не уважаешь?

Затеяли драку и вызвали милицию. А милиция — это учреждение, где можно потребовать предъявить паспорт. В отделении Пшеничный предъявил красную книжечку — удостоверение сотрудника КГБ:

— Да я свой, ребята! Отпустите, а то я завтра улетаю.

Бригада наружного наблюдения из седьмого управления комитета госбезопасности была счастлива. Вызвали дежурного по КГБ, и тот забрал из отделения неудачливого разведчика.

Никуда Пшеничный, естественно, не поехал. Выезд за границу ему закрыли, с оперативной работы убрали с выговором:

— Зачем расшифровал себя, обнаружил свою принадлежность к комитету? Надо было сказать, что работаешь в министерстве иностранных дел. Зачем потрясал удостоверением? Неужели не понимал, что порочишь честь комитета?

Он начал пить и уволился из КГБ. Пошел служить в милицию.

Глазов давно его не видел, но не мог отказать во встрече.

И не пожалел.

— В министерстве морского флота, — рассказал Пшеничный, — есть целая сеть, которая занимается тем, что доставляет сюда наркотики. Не какую-то там анашу, а современные препараты в таблетках, что называется, удобные в употреблении и с гарантией. И здесь продают постоянным клиентам. Я готов назвать все имена, которые знаю. И ты сможешь взять всю эту сеть! Представляешь, какой это будет для тебя успех?

Сергей Глазов слушал его самым внимательным образом. Но выражение его лица не менялось. Предложение соблазнительное. Однако же сам он ничего сделать не может. Разведка такими операциями не занимается. Это обязанность второго главка, контрразведки. В любом случае дело им передадут…

Глазов вышел в туалет. Долго мыл руки, глядя на себя в мутное зеркальце. Если установить контакты здешних торговцев с их иностранными поставщиками, это может быть перспективное дело и для разведки. Для начала надо установить, откуда везут товар, из какой страны. Однако же несанкционированная самодеятельность начальством не поощряется.

Он вернулся за столик к Пшеничному, так ничего и не решив.

— Хорошо, — сказал Глазов, — давай начнем с самого начала. Кто, по твоим данным, занимается этим в министерстве?

Майор выпил уже прилично, но алкоголь его не брал. Его трясло от ненависти.

— Я хочу, чтобы они своими жизнями заплатили за смерть моего сына, — вновь и вновь повторял он. — Ты мне только скажи, что сделать, и я сделаю. Твой интерес — карьера, мой — месть.

Мысль о том, что он сам больше других виноват в гибели собственного сына, его мозг отвергал с порога.

— Какие у тебя планы? — поинтересовался Глазов.

— Уеду на неделю в деревню, где вырос. Не могу здесь, в городе…

Едва Громыко вошел в подъезд, его охранник уже вызвал спецлифт, предназначенный для министерского начальства. Когда его дверцы открылись, из лифта навстречу Андрею Андреевичу вышел сравнительно молодой человек, очень похожий на Леонида Ильича Брежнева. Сходство казалось поразительным, только молодой человек был пониже ростом и с более мелкими чертами лица.

Увидев Громыко, он обеими руками почтительно пожал министру руку.

— Андрей Андреевич, доброе утро. Я — Юра Брежнев, помните меня?

Громыко показалось, что от сына генерального секретаря исходит запах алкоголя.

— Я работал торгпредом в Швеции, а теперь тружусь в центральном аппарате министерства внешней торговли, — пояснил младший Брежнев. — По соседству с вами.

И вполголоса доверительно добавил:

— Сейчас еду к папе. Советоваться по важному вопросу.

Когда Громыко поднялся к себе на седьмой этаж, заместитель министра по кадрам Новиков доложил:

— Неприятная история, Андрей Андреевич!

— Что случилось?

— Восточные немцы ультимативно требуют отозвать нашего советника-посланника в Берлине. Генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эрих Хонеккер позвонил товарищу Брежневу и пожаловался.

— Что случилось? — спросил Громыко. — Алкоголь?

— Хуже, — вполголоса ответил Новиков. — Советник-посланник позволил себе критически отозваться о положении дел в ГДР. Немецкие чекисты записали его слова, доложили Хонеккеру. Тот потребовал убрать немедленно!

Громыко кивнул.

— Отзовите. Ничего не поделаешь.

— Он уже пакует вещи, — сообщил Новиков.

Громыко задумался:

— Не первая такая история с нашими людьми в ГДР.

— Третья за год! — подтвердил Новиков. — Хонеккер ведет себя не по-товарищески.

Когда Громыко приехал к Брежневу, дежурный секретарь предупредил:

— У Леонида Ильича товарищ Капитонов, но он уже уходит.

Леонид Ильич в модной курточке, сидя в кресле, заканчивал разговор с вытянувшимся перед ним Капитоновым, секретарем ЦК по кадрам. Льстивый, но осторожный Иван Васильевич спросил:

— И последний вопрос, Леонид Ильич. Можно ли выдвигать в состав Центрального комитета партии членов семьи генерального секретаря?