Герман Матвеев - Сборник повестей Дела давно минувших дней

— Где? В каком месте?

— Это вас не касается.

Наглый тон нарушителя задел самолюбие лейтенанта. «Обрезать? — мелькнуло в голове. — А, впрочем, нет… не надо».

Молодость лейтенанта была хорошей маскировкой, поэтому он решил не разбивать этого презрительно-высокомерного отношения к себе. Именно на этом можно поймать врага в ловушку и заставить его проговориться.

— Зачем вы переходили? — с деланой наивностью продолжал допрос лейтенант.

— С товаром.

— Сейчас тоже с товаром перешли?

— Да.

— Браунинг, маузер?

— Тоже продавать собирался.

— Продавать? — удивился лейтенант. — Кому же?

— Любителям оружия… коллекционерам.

Лейтенант хладнокровно выслушивал издевательские ответы Орлова. Придвинув к себе чемодан, он достал флакон, встряхнул его, поднес к глазам и посмотрел на свет.

— Как называется эта жидкость?

— Угадайте.

— Иприт?

— Нет.

— Что-нибудь хлорное?

— Не угадаете, молодой человек. Пробовали вы когда-нибудь ананасы в шампанском? А? Пробовали?

— Нет, не приходилось.

— Не спрашивайте и меня об этом, — резко сказал Орлов.

— Кто же знает? Что здесь?

— Дайте в лабораторию… там определят.

— Кому же вы собирались продать эту жидкость?

— Собираюсь, — поправил Орлов.

— Даже собираетесь? Кому?

— Наркомату обороны.

— Понимаю. Ваше изобретение?

— Не важно.

— Ваша настоящая фамилия? — продолжал беседу начальник.

— Орлов.

— Другой… более настоящей нет?

— Нет.

— Давно вы носите эту фамилию?

— Со дня рождения.

Лейтенант встал и прошелся по комнате. Из ленинского уголка послышалась песня. Пели хором. Орлов насторожился.

— Где вы живете постоянно? — спросил лейтенант.

— Там, где хорошо!

— Где же хорошо?

— Справьтесь у Маркса… у него, кажется, все сказано, — нагло заявил задержанный.

— В партии вы состояли?

— В какой?

— В коммунистической.

Орлов подумал и, подчеркивая каждое слово, точно диктуя, ответил:

— С ложечки кормят детей, а мне уже за сорок, молодой человек.

В ленинском уголке песню перебил хохот. В комнату вошел Яковенко в штатском костюме. Необычный вид пулеметчика рассмешил бойцов.

Старшина, руководивший вечеринкой, немедленно откликнулся.

— Внимание! Тише, тише!.. Следующий номер нашей боевой программы — демобилизованный товарищ Яковенко в собственном костюме. Прошу обратить внимание на утюжку.

— Корова жевала! — крикнул кто-то, напрасно стараясь перекрыть громкий смех.

— Трошки помялось, — обдергивая костюм, оправдывался Яковенко.

— Не узнать! Нипочем не узнать! — смеялись кругом.

Политрук тихонько подозвал писаря.

— Лебедев! Пошарьте-ка нам чего-нибудь по радио.

— Ну, Катюшка, поедем, — сказал, входя в комнату, Грохотов.

Катюшка совсем забыла о доме, о том, что дома ее ждет дед, охраняющий Баркан. Валя накинула на голову Кати сползший платок, обняла и крепко поцеловала сестру.

— Ну, прощай! Учись хорошо. Не балуй, смотри. Писать мне будешь?

— Буду. А куда?

— Адрес я напишу, как устроимся. За телкой смотри. Матери помогай…

Сестры зашептали друг другу прощальные слова. Грохотов взял за руку Катюшку.

— Идем, идем. Я сразу же и назад, Валя. Лукин тебе тюфяк даст, когда разойдутся.

— Я подожду тебя, Андрюша.

— Ну, жди.

Валя видела в окно, как они сели на телегу, как выехали за ворота и сразу пропали в темноте. Все ее мысли были там, в деревне, куда сейчас едет Катюшка… Размышления Вали прервал голос политрука:

— Вот, Лукин еще не рассказывал нам о своих планах.

— Правильно. Лукин, твоя очередь. Говори, Лукин.

Лукина вытолкнули на середину. Гости и бойцы сели на скамейки, расставленные вдоль стен.

— Рассказывайте, Лукин, не стесняйтесь, — подбодрил политрук смутившегося бойца.

Лукин привычным движением руки поправил складки гимнастерки и нехотя начал:

— Что ж говорить?.. Вы же всё про меня знаете. Я, значит, на Урал поеду… Ну, значит, что… работать буду.

— Семью заведешь, — в тон ему подсказал старшина.

— Без этого нельзя.

— Винтовку завтра же забудете? — спросил политрук. — Или уже забыли?

Лукин переждал смех и серьезно ответил:

— Винтовку, товарищ политрук, забыть невозможно. Если я с винтовкой, ко мне уважение другое… Я на практике это испытал.

— Сколько у вас задержаний-то было?

— Восемь.

— И все уважали?

— Беспрекословно. Один даже на ноги не мог подняться, после того как попробовал не уважать.

— Правильно. А Грохотов сегодня тринадцатого задержал, — продолжал разговор политрук. — Вы с ним, кажется, друзья. Перегнал он вас.

— Он счастливый… Ему в жизни везет.

— Зато Грохотов женщин не задерживал, — вмешался в разговор старшина. — А Лукин двух поймал.

— Как женщин не задерживал? — притворно удивился политрук. — Задержал одну.

— Кого?

— А вот она прячется, — разыскивая глазами Валю, сказал политрук.

— Эта не в счет.

В это время Лебедев набрел на какую-то веселую музыку, включил громкоговоритель и прибавил накала.

— А вот и музыка. Ну, плясуны, выходи!

— Старшина! Просим старшину! — закричал Киселев.

Бойцы поддержали и дружно захлопали в ладоши.

— Просим…

— Старшина, покажи пример!

— Академическую.

Старшина не стал отказываться, вышел на середину комнаты и обвел глазами присутствующих девушек.

— Ну, что ж… Кто со мной? С чужой женой, что ли? Валя, выходите. Грохотов не обидится.

Старшина за руку тащил Валю. Щеки ее горели от шутки политрука. Ломаться и упрашивать себя она не заставила и, подбоченившись, вышла в круг.

Все знали, что старшина в пляске был большим мастером выкидывать всякие «коленца», и поэтому бойцы насторожились. Девушки были уверены, что и Валя в грязь лицом не ударит. Перемигиваясь, они стали прихлопывать в ладоши. На случай, если подведет радио и музыка кончится в разгаре пляски, была балалайка, которую предусмотрительно взял Васильев, лучший музыкант заставы.

Гармониста, к сожалению, не было. Он стоял на четвертом посту, а в руках у него, как пояснил в начале вечеринки старшина, была другая музыка.

Начальник заставы был почти уверен, что сидевший перед ним перебежчик — враг народа, год назад бежавший из этих мест, спасаясь от разоблачений. На днях был получен секретный пакет из штаба, в котором упоминалось о нем.

Лейтенант сел к столу и, глядя в упор на разведчика, сказал:

— Мы не понимаем друг друга. Вы играете в прятки, как страус.

— О страусах я слышал в детстве.

— Вы играете в прятки, — продолжал начальник заставы, — но я не следователь. Я военный человек. Вы, как мне думается, тоже военный. Это наш первый и последний разговор. Мне нужно выяснить два вопроса.