Арсений Замостьянов - Шпион против майора Пронина

— Рассказать вам о технологии блефа? Мы нашли в морге свежий труп, отдаленно напоминающий вашу наружность. Хорошенько его загримировали под вас. И провели опознание в присутствии одного не самого смышленого сотрудника британского посольства. Были там и добрые знакомые бухгалтера Гасина. Остальные — более проницательные — работники посольства — получили фотографии и кинокадры опознания и похорон. Их получат и ваши родственники на родине.

Пронин бросил перед Роджерсом папку с фотографиями.

— Как видите. Не подкопаешься. И теперь вы в наших руках надолго. Навсегда. У нас равенство, но жить в Советском Союзе можно очень по-разному. Можно жить в одиночной камере, а можно — в подмосковной даче или где-нибудь на берегу живописного озера — Неро или Селигер. Слыхали? Или, может быть, бывали? Вы хорошо знаете Россию. Не хуже, чем товарищ Железнов.

— Вы всех так покупаете? Дачками из брусков? Интересный метод.

— А вы хотите продаться подороже? Но у нас нет миллионеров. Дачник — это звучит гордо. Ну, в крайнем случае — дачник-автолюбитель. Это самое респектабельное, что мы можем вам предложить. Плюс отменное питание и обширная культурно-оздоровительная программа. Знатоки говорят, что все это приятнее, чем безвременная гибель или многолетнее пребывание в одиночной камере.

— Дурной тон, Пронин. Вы как на базаре. Это не разговор джентльменов. К тому же вы слишком упиваетесь своим всемогуществом. Я могу оскорбиться и заупрямиться.

— До джентльменства мне далеко, это верно. Я, как зевака, как бабушка на лавке, просто любопытен.

— Но вы не задаете вопросов…

— Пожалуй, сегодня у меня будет только один вопрос. Где телеграфные коды? Они в Союзе?

Роджерс посмотрел на Пронина то ли с любопытством, то ли с презрением.

— Я давно понял, что вы из кожи вон лезете с этими кодами. Даже костюм у Левицкого пошили. В принципе, вы копали в правильном направлении. Без Левицкого вы бы не поймали Дитмара. Я с самого начала говорил, что использовать машину портного в этом деле было опрометчивостью… Но я не мог напрямую влиять не этих остолопов. Я был серым кардиналом. Подталкивал, дирижировал, оставляя им свободу действий… Выигрывал в безопасности, но проигрывал в деталях. Вы ведь нашли «эмку» Левицкого? А кодов не нашли… Вам повезло, что я не отправил их в Лондон с первой оказией.

— Я догадываюсь, почему вы медлили…

— Потому что вы были настороже! Перекрыли все ходы. Я не имел права рисковать.

— Это только половина правды, Роджерс. Но если вы не хотите рассказывать о своих колебаниях между Лондоном и Берлином — я не буду настаивать. Тема щекотливая, можете оставить ее при себе.

— Как же вы любите демонстрировать свою проницательность, Пронин! Чувствуется ваша крестьянская кость. Вам слишком приятно торжествовать над профессионалами старой школы. Поработайте над этим, Пронин. Научитесь скрывать эмоции. Да, я колебался. И это вас не касается. А к кодам я даже не прикасался. Они были и есть у одного советского остолопа. Вы легко его возьмете.

— Он проживает в Москве?

— Не будьте жадиной, Пронин. Для первого разговора я сказал слишком много. Через пару дней вы получите имя. Адрес найдете сами. А вить веревки из майора британской разведки вам не удастся.

Роджерс держал марку. Или выжидал, пока Британия разберется в энкавэдэшной инсценировке. Что ж теперь — бездействие? Будем смиренно ждать милостей Роджерса?

— Что говорит Стерн? — спрашивал Пронин Железнова.

— Отказывается от допросов. Болеет. У него лихорадка. Доктор сказал, никакой симуляции, он действительно захворал.

— Тогда и мы возьмем тайм-аут. Только нужно как-то отгородиться от Коврова. Он наверняка ждет отчетов по допросам Роджерса. — Пронин вздохнул. — Он дождется их через неделю. А до послезавтра я перехожу под домашний арест в каземате имени Агаши.

Сорок часов Пронин отсыпался и отъедался на Кузнецком. Иногда он даже снимал со стены гитару и от нечего делать перебирал струны. Перечитал статьи Энгельса о войне и «Ледяной дом» Лажечникова. На улицу не выходил — только подходил к открытому окну, подышать славным зимним воздухом. За сорок часов щеки у него округлились, а в глазах заплясали огоньки. Пронин позвонил Железнову, который все это время усердно выгораживал его перед Ковровым. «Готовь Роджерса. Буду через час». После очередной порции сна — никакого обеда. Чашка крепкого кофе — и пешком на Лубянку.

За два дня (всего-то!) Пронин несколько отвык от пеших прогулок. Шел вразвалочку и наслаждался легким снегопадом.

Роджерс сидел на диване, плечом к плечу с Железновым, в кабинете Пронина.

— Вы не возражаете, если наш друг поприсутствует при разговоре? — спросил Пронин Роджерса с почти угодливой улыбкой.

— Виктор наш старинный приятель. По двадцатым годам еще мальчишкой его помню. Пускай посидит, если у него других дел нет.

— Все мы старинные приятели. И разговор будет приятельский. А тема все та же.

— Телеграфные коды? — спросил Железнов.

— А что нынче пишет наша британская пресса? — подал голос Роджерс.

Пронин ждал этого вопроса и по дороге в кабинет захватил кипу свежих газет с острова.

— Ознакомьтесь. Я не дока в английском, но сразу заметил, что здесь есть и про вас.

Во вчерашней вечерней газете было интервью с матерью Роджерса. Никто не сомневался в гибели агента! Никто! Что это они все стали такими легковерными? Роджерс отбросил газеты.

— Думаете, купили меня? Для своих я теперь мертвец. Но в нашем деле мертвецы иногда воскресают.

— Однажды вы уже воскресали.

— Не станет майор Роджерс вашим осведомителем. — Чем красноречивее Роджерс отнекивался, тем увереннее Пронин на него смотрел. Роджерс сейчас с самим собой спорит.

— Нам осведомители без надобности. Вы нам только один вопрос с повестки дня снимите. А осведомителей у нас и так хватает. А в следующий раз мы с вами встретимся уже на даче. Там все проверить надо — печь русскую, электричество. Чтобы комфорт был скромный, но надежный. И экономка молодая.

— Из ваших?

— С навыками. Вашу персону охранять надо.

— Будем говорить как джентльмены. Я обещал вам через пару дней назвать фамилию моего человека. Срок вы, надо сказать, выдержали. А я привык держать слово. Вы легко найдете этого человека. У вас ведь на каждого советского гражданина досье имеется. — Роджерс фыркнул. — А он под своей собственной фамилией живет. Обыкновенный гражданин советский, ничем не выдающийся. Живет, хлеб жует, кваском запивает. На таких советская власть держится. А все-таки он ваш смертный враг. Проглядели вы врага-то, сыщики.

— Москвич?

— Вас, Пронин, только одно интересует — москвич, не москвич. Помешались вы все на московской прописке. Из подмосковных он, из подмосковных. Про город Ногинск слыхали? Бывший Богородск. Вот там он живет. На Глуховской текстильной фабрике работает. Пролетарий! Механиком работает. Почти стахановец. Общественник — прямо как бухгалтер Гасин. Назвать фамилию? Извольте. Самодин Аркадий Палыч. По анкетам — потомственный рабочий. Удалось ему кое-что о своем прошлом скрыть. Даже не о своем — сам-то он тихую жизнь прожил. А о прошлом отца своего, заводчика Шамордина. Подправил фамилию в документах — и вперед. Еще в девятнадцатом году подправил. Совсем юнцом был. Зачем я вам это рассказываю? Не ради дачки. Я ж вам не верю. Вы пообещаете дачку — а дадите кастетом по темени. Ваш стиль мне известен. Зачем же я вам это рассказываю? Просто я устал. Загоняли вы меня, Пронин. У каждой лошади и у каждого человека есть предел. Отпустите меня в камеру, я хочу спать. Я буду долго спать, до завтрашнего утра, а может быть, до самого обеда.