Лен Дейтон - Мозг ценою в миллиард

— В этом здании, — объяснил Харви, — все герметично и стерильно.

Мы вошли в лифт и стали опускаться.

«Стойте», — гласила светящаяся надпись на стене напротив выхода из лифта.

— Здесь телемонитор, — сказал Харви. — Охрана может наблюдать за теми, кто перемещается с этажа на этаж.

Мы замерли. Харви снял трубку зеленого телефона.

— Посещение 382 на высшем уровне, — сообщил он кому-то.

На стене вспыхнула надпись «СВОБОДНЫ».

По длинному коридору мы прошли к двери, на которой висела табличка «Латвийская пробная операция». Внутри тянулись длинные ряды компьютеров, экраны дисплеев и коробочки принтерных устройств.

— Это рабочая группа, — сказал Харви. — Рига — место проведения экспериментальной операции. Мы придаем ей особое значение. Вот эти машины сами программируют ход операции. Действия каждого агента полностью планируются.

Каждая часть компьютера, разъяснил мне Харви, названа по какой-либо части человеческого мозга: продолговатый мозг, варолиев мост, средний мозг. Он показал мне, как единицы информации, называемые нейронами, пропускаются через систему электронных синапсов. Не скажу, что я легко разобрался во всем этом, но все равно поддакивал моему экскурсоводу.

Харви провел меня в большую комнату, которую открыл своим ключом. Здесь не меньше десяти мужчин щелкали переключателями и загружали в серые машины кассеты с пленкой. У некоторых на головы были нахлобучены шлемы с наушниками, и они то и дело вставляли провода от наушников в различные клеммы машины. При этом покачивали головами, как врачи, прослушивающие легкие пациента.

— «НИ» думают, — сказал мне Харви. Он показал на восемь дверей, расположенных в дальней стене этой комнаты, скорее даже большого зала. — Здесь лаборатория внушения понятий.

— Идите в четвертый номер, — сказал один из сотрудников. — Мы запускаем его через пару минут.

За дверью «четвертого номера», похожей на легкую перегородку, оказалась темная кабинка. В подобных размещается экипаж больших авиалайнеров. Здесь стоял странный запах каких-то пряностей. На низком ковшеобразном, как в самолетах, кожаном сиденье уже располагался какой-то мужчина, смотревший на экран телевизора. На экране чередовались цветные и черно-белые картинки. Некоторые из них были просто фотографиями, некоторые — кинокадрами. Вот появилось изображение деревенской улицы, домов, обшитых досками, на улице — несколько лошадей. Иллюстративный материал сопровождался потоком слов на русском и латышском языках — лошадь, дом, люди, улица. Ассоциативные ряды соответствовали изображению. Позже Харви объяснил, что этот «поток сознания» постоянно пополнял словарный запас курсантов. Динамик что-то вещал по-латышски. Конечно, я ничего не понимал, но Харви протянул мне наушники, через которые давался синхронный английский перевод.

«…когда тебе исполнилось шестнадцать… — звучало в наушниках, — приехал твой дядя Манфред. Он был солдатом». — На экране возникла фотография человека в солдатской форме. «Так дядя Манфред выглядел в 1939 году, когда тебе исполнилось шестнадцать лет. Снова вы встретились в 1946 году. Он выглядел так. В последний раз ты видел его в 1959 году. Вот его фотография. Теперь я прокручу сначала всю жизнь дяди Манфреда, но прежде чем я это сделаю, несколько вопросов».

Текст сбежал с экрана.

«Сейчас ты видишь две бутылки. Что в них?»

«В бутылке с зеленой крышечкой — простокваша, с серебряной — молоко», — ответил курсант.

«Хорошо». Бутылки исчезли, и появился уголок улицы. «Как называется этот кинотеатр, и что там шло в конце пасхальной недели?»

«Я не хожу в кино», — сказал курсант.

«Очень хорошо, — похвалил радиоконструктор, — но ты не мог не заметить афиши. Разве не там ты ждешь трамвай, возвращаясь домой с работы?»

Последовала долгая пауза.

«Извините», — сказал наконец курсант.

«Придется снова заняться местной географией, — констатировал радиоконструктор. — Пока отложим и прокрутим еще несколько раз дядю Манфреда».

На экране быстро замелькали фотографии из жизни дяди Манфреда. Они шли в хронологическом порядке, и мужчина становился все старше и старше прямо на глазах. От фотографии к фотографии менялись черты его лица и выражение глаз. Наблюдать это было жутковато. Я передернулся. Харви заметил мою реакцию.

— Все правильно, — сказал он, — я тоже так себя чувствую. Кстати, сейчас они прогонят лишь краткое изложение событий его жизни. Потом пойдут все более длинные и полные эпизоды, так что вся жизнь промелькнет за три минуты. Информация поступает прямо в подсознание. Никакой зубрежки!

«Повтор», — предупредили наушники, и на экране еще раз прошла вся серия фотографий.

— За пять дней, — сказал Харви, когда мы вышли из кабинета, — мы можем так накачать человека, что он начнет верить в свою «легенду» больше, чем в собственную жизнь. Когда этот человек попадет в Ригу, он уже будет знать не только все закоулки города, но и каждую подробность своей жизни, начиная с того дня, когда отец подарил ему коричневого игрушечного медвежонка, и кончая содержанием телевизионной программы, которую «видел» накануне вечером. Ему не нужно запоминать факты и лица, потому что он на самом деле живет среди предметов и людей из своей легенды. Мы создаем специальные муляжи — его мотоцикл, его собаку, мы даже приглашаем актеров, чтобы сделать фильм о его родных, которые действуют в комнатах, где он рос. Он запоминает фотографии и фильмы того времени, когда еще был ребенком. И когда он выходит отсюда, его невозможно разоблачить, так как он верит в свою легенду, как шизофреник. Ты почувствовал запах? Здесь всегда одинаковая температура и влажность воздуха. Плюс этот запах. Они создают дополнительные условия для стимуляции подсознания.

Мы подошли к двери с надписью «КОМНАТА ОТДЫХА».

— Как насчет того, чтобы отдохнуть? — спросил он. — Нас ждет роковая блондинка.

— Я всегда подозревал, — сказал я, — что ты занимаешься научной фантастикой.

— После занятия курсанты заслуживают перемены, — сказал Харви. — Они проводят здесь двадцать четыре часа в сутки, разговаривая только на языке своей будущей страны — от подъема до отбоя. Но даже ночью им не дано отвлечься, потому что их могут внезапно разбудить и задать вопрос на языке, которого они знать не должны. Стоит им хоть как-то продемонстрировать знание запрещенного для них языка, им набавляют время учебы. Автоматически. Поверь мне, они быстро схватывают и усваивают все, что надо.

В комнате отдыха обнаружилась стойка с кофе, пончиками, холодным молоком, патентованным средством от изжоги, хлебом и тостером. Харви налил себе два стакана молока и положил на бумажные тарелки по два пончика. Мы сели в роскошные мягкие кресла. Отдыху, видимо, способствовали дюжина журналов, телевизор, четыре телефона, один из них красный с табличкой «ЭКСТРЕННЫЙ», и небольшое светящееся табло со сводкой погоды. Температура давалась по Фаренгейту. «Сегодня 70°. В Сан-Антонио — 79°. Влажность 92 %. Давление 29,6. Местами облачно. Ветер юго-восточный, скорость ветра 12 миль в час».