А. Квиннел - Во имя отца

Он продолжал давить на Хайсла.

— Так почему же?

Хайсл поднял голову и сказал удрученно:

— Потому что он в нее влюблен.

— Точно, — заметил ван Бурх. Он сжал нос большим и указательным пальцами, задумавшись. Хайсл грустно молчал. Наконец Беконный священник спросил его:

— Как ты думаешь, какова будет реакция Ани на то, что человек, который собирался ее убить, спас ей жизнь, сам подвергнув себя серьезному риску?

Хайсл продолжал молчать. Тогда Беконный Священник сам ответил на свой вопрос:

— Вполне возможно, что она ответит ему взаимностью. Любой неглупый человек в этом городе подскажет тебе этот ответ.

Хайсл сухо заметил:

— Ты забываешь, что она остается очень верной своим обетам монахиней.

— Нет, я ничего не забываю. Я не имею в виду физическую любовь. Но вспомни, что когда она уезжала, то считала его злым существом, которое не волнует ничто, кроме удовлетворения своей ненависти. Так думали и мы с тобой. Теперь наверняка она так не думает. То, что он сделал, никак не похоже на поступок злого, бессердечного существа. По крайней мере, в том, что касается ее.

Он опять похлопал по бумаге.

— Я думаю, что Святек ошибся. Он должен был отправить их вместе. Он утверждает, что русские ждут от нас сейчас ее снятия с маршрута. Он не понимает, что наша сила в нестандартных, неожиданных решениях. Русские будут теперь искать одного Мирека. Нам надо послать в Прагу распоряжение о том, чтобы их и дальше отправили парой.

— Сейчас, скорее всего, уже поздно. Это займет достаточно много времени. Когда придет наше указание, он, вероятно, будет уже в пути.

Ван Бурх невозмутимо ответил:

— В таком случае она должна будет его догнать.

Хайсл вздохнул и уже было поднялся, чтобы идти организовывать передачу депеши. Но голос ван Бурха остановил его на полпути к двери.

— Оба мы знаем, что два человека, работающих вместе, как единая команда, это куда больше, чем один человек. В течение многих лет мы видели много примеров тому. Для этих двух людей нужен общий стимул, а лучший стимул — любовь.

Хайсл склонился вперед, положил обе ладони на стол и сказал очень четко, с ударением:

— Ты, конечно же, прав. Но, будучи правым в одном аспекте, ты ошибаешься в другом. Посылая ее вместе с ним, ты рискуешь разрушить ее жизнь... если даже ее не поймают.

Беконный Священник в ответ только мрачно кивнул.

— Ян, я должен пойти на этот риск. Я много раз рисковал и раньше ради высшего блага... ради нашей церкви.

Мирек решил для себя на всю жизнь: больше он никогда не станет пить молоко.

Он сидел в сарае на самом берегу озера Оравска. Его вытащили из молочной цистерны двадцать минут назад, но он все еще никак не мог прийти в себя. При воспоминании об этом путешествии он испытывал учащенное сердцебиение. Дорога доставила ему сильные физические страдания.

Он знал, что время относительно, и хорошо понимал это научное положение. Но время, проведенное им в цистерне с молоком, сводило все это понимание на нет. Поездка на расстояние в сто километров с пятью остановками, во время которых в цистерну заливали молоко, продолжалась три часа. И каждая минута казалась Миреку вечностью.

Он забрался в цистерну примерно в три часа дня. Прощание с Аней было для него очень мучительным. Они стояли друг против друга в сарае. Антон тактично покинул их в этот момент. Миреку вдруг показалось, что он выглядит в своем водолазном костюме ужасно нелепо. Если бы он не чувствовал такой боли от прощания с Аней, он бы посмеялся над тем, что стоит в таком наряде в центре европейского континента.

Он с волнением смотрел Ане в глаза. Он пытался увидеть в них какой-то намек. Но видел сострадание, может быть, заботу, но никак не то, что хотел бы разглядеть. Голова у него болела из-за ночной выпивки. В душе он проклинал себя за столь непрофессиональное поведение. Аня предложила ему аспирин, но он отказался, не желая показывать в момент прощания с ней свою слабость.

Нейлоновая сумка стояла у его ног. Она была упакована в большой пластиковый пакет и перевязана бечевкой.

Мирек положил руки Ане на плечи и нежно притянул ее к себе. Аня повернула голову, подставляя ему щеку для поцелуя. Его лицо приблизилось к ней. Она сказала Миреку почти в самое ухо:

— Удачи тебе, Мирек. Думай только о себе, а обо мне не волнуйся.

Он почувствовал, как ее тело коснулось его, но в этом движении не было страсти. Вздохнув, он выпустил ее из своих объятий и нагнулся, чтобы поднять сумку. Выпрямившись, он хотел что-то сказать ей, но передумал. Он просто кивнул головой и направился к двери. Но когда он уже подошел к ней, то услышал, как Аня тихо позвала его. Мирек обернулся. Сарай был плохо освещен. Он увидел, что глаза у нее были все в слезах. Он уронил сумку, потому что ее руки обвили его шею, а сама Аня прижалась к нему всем телом.

— Я буду молиться за тебя, Мирек.

Он почувствовал, что щеки Ани влажны от слез. А потом она поцеловала его в губы. Нежный, неопытный поцелуй, но все же она поцеловала его в губы!

Вдруг она отпрянула и сухо повторила:

— Я буду молиться за тебя, Мирек.

Он медленно поднял сумку и решительным тоном произнес:

— Аня Крол! Когда все это закончится и я пройду сквозь все испытания, я обязательно найду тебя.

Она даже не успела ничего ответить, потому что он быстро повернулся и вышел.

Сперва Миреку казалось, что поездка обещает быть несложной. Сбоку на цистерне имелись ступеньки. Круглая крышка наверху была открыта. Внутрь вела металлическая лесенка.

Антон сидел наверху, держа в руках акваланг. Водитель, пожилой мужчина лет шестидесяти, взял у Мирека сумку, сказав:

— Я передам тебе ее, сынок.

Вдруг в голову Миреку пришла неприятная мысль. Он взглянул на Антона и сказал:

— Если кто-нибудь откроет крышку, то сможет увидеть пузырьки, которые будут подниматься на поверхность от акваланга.

Антон улыбнулся и покачал головой.

— Поднимись сюда и взгляни.

Мирек вскарабкался вверх по лестнице и посмотрел внутрь. Цистерна была полна всего на треть, а сверху, на поверхности молока, лежал густой слой пены.

Антон сказал:

— Видишь? Никто не заметит твоих пузырей. При движении грузовика ты будешь держаться за ступеньки.

Он показал на них.

— А когда машина будет останавливаться, ты отпускаешь их и ныряешь. Маловероятно, что кто-нибудь заглянет внутрь через верхний люк. Ведь он используется только при чистке внутренних стенок. Только старайся, пожалуйста, не задевать аквалангом о стенки, от этого будет сильный звук.

Миреку почему-то не хотелось спускаться вниз. Его обуяло непонятное чувство страха. Но белая пена внутри цистерны выглядела достаточно безобидно.