Микки Спиллейн - Крутой детектив США. Выпуск 2

Марша протянула руку к проигрывателю, и комнату затопили мягкие звуки «Голубого Дуная». Она вновь наполнила стаканы, потом скользнула на пол у моих ног и села, положив голову мне на колени.

— Приятно? — спросила она.

— Чудесно. Как раз под настроение.

— Тихо.

— Тихо. — Я на минуту закрыл глаза. — Иногда мне кажется, что время во мне остановилось. Такого раньше не бывало.

Она нащупала мою руку и прижала к своей щеке. Мне показалось, что она провела губами по моим пальцам, но я не был уверен.

— Малыш все еще у тебя?

— Да, он в надежных руках. Завтра или послезавтра за ним придут. С ним все будет в порядке.

— Жаль, что я не могу ничего сделать. А может быть, могу? Может, мне взять его к себе на время?

— Тебе будет трудно с ним. Видишь ли, ему чуть больше года. Я нанял для него няню. Она в годах, но надежна.

— Тогда давай я погуляю с ним или еще что-нибудь сделаю. Я действительно хочу помочь, Майк, честно.

Я провел пальцами по ее блестящим волосам и мягким линиям лица. На этот раз я явственно ощутил, как ее губы раскрылись в поцелуе, коснувшись моей ладони.

— Мне бы тоже этого хотелось, Марша. Мне нужна помощь. Все это дело ускользает от меня.

— Тебе будет легче, если ты расскажешь о нем мне?

— Возможно.

— Тогда расскажи.

И я рассказал. Я сидел, глядя в потолок, а Марша сидела на полу, положив голову мне на колени, и я рассказывал. Я обрисовал все, стараясь склеить детали в нужном порядке. Когда нанизываешь их одну за другой, рассказывать недолго. Они сложились в аккуратную стопку фактов, один поверх другого, но удержать их вместе было нечем. Один маленький толчок — и они разлетались во все стороны. К концу рассказа челюсти у меня болели, так крепко я стискивал зубы.

— Если ты будешь впадать в ярость, это не поможет тебе думать, — сказала Марша.

— Я должен пребывать в ярости. Черт побери, ты не сможешь взяться за дело такого рода, пока не впадешь в ярость. Меня не слишком волновали дети, но, когда я взял на руки сына Деккера, я понял, почему парень может дать себя выпотрошить, чтобы спасти жизнь ребенку. Здесь и таится что-то, что может дать ключ. Деккер знал, что умрет, и не пытался ничего предпринять. За три дня до смерти знал! Он привел в порядок все свои дела и ждал. Один Господь знает, что он передумал за эти три дня. Я ничего не понимаю. — Я с отвращением потер лицо. — Деккер и Хукер связаны с Жабой Линком, а он связан с Гриндлом и Тином, и застрелил Деккера один из ребят Гриндла. Если поискать, здесь должна быть какая-то связь.

— Мне очень жаль, Майк.

— Тебе нет нужды жалеть.

— Но мне действительно жаль. В каком-то смысле это началось с меня. Я все время думаю о малыше.

— Было бы то же самое, если бы Деккер вломился в другую квартиру. Парень знал, что умрет… Но почему? Нашел бы или нет то, что искал, все равно он готовился умереть!

Марша подняла голову и повернулась.

— Не могло ли это быть… предусмотрительностью? Может быть, он правда собирался сбежать с деньгами. В этом случае он бы предвидел, что они расквитаются с ним. Как бы то ни было, так и вышло. Он знал, что они не поверят рассказу о взломе не той квартиры, и сбежал, придя к тому же результату.

Моим глазам стало горячо, веки отяжелели.

— Как на это ни смотри, полная мешанина. Хотя где-то ответ имеется, я не могу постигнуть его умом. Все пытаюсь нащупать его, но тщетно. Каждый раз, когда перестаю думать об этом, я чувствую, что ответ здесь, рядом, и если бы эта проклятая загадка была человеком, как бы она смеялась надо мной! Сейчас я больше не хочу даже думать об этом.

— Устал, милый?

— Да.

Я взглянул на нее, она взглянула на меня, и мы подумали об одном и том же. Потом ее голова медленно опустилась, а в улыбке появился налет грусти.

— Я дурочка, правда? — сказала она.

— Ты не дурочка, Марша.

— Майк, ты когда-нибудь был влюблен?

Я не знал, как ответить, поэтому просто кивнул.

— Это было приятно?

— Мне так казалось. — Я надеялся, что она больше не будет задавать вопросы. Даже пять лет спустя было больно думать об этом.

— А сейчас?… — Голос ее был тихим, почти неслышным. Я уловил на мгновение блеск ее глаз, когда она взглянула мне в лицо.

Я пожал плечами, не зная, что сказать.

Она улыбнулась, и я улыбнулся вместе с ней.

— Это хорошо, — засмеялась она. Ее глаза засветились счастьем, и она тряхнула головой, так что волосы рассыпались по плечам темным блестящим ореолом.

— Я загадала весь сегодняшний вечер. Я все равно собиралась быть дурочкой и вызвать в тебе такое сильное желание, чтобы ты и дальше желал меня так же.

— Так все и вышло.

Она медленно и грациозно встала с пола, взяв меня за руку, чтобы поднять с кресла. Ее губы были теплее, чем я ожидал. Тело ее было податливым и прекрасным, подобно жидкости заполняя все промежутки, которые нас разделяли. Я провел пальцами по ее волосам, отстраняя ее лицо и в то же время сгорая от желания сжать ее в объятьях.

— Почему, Марша? — спросил я. — Почему я? Я не красавец, не знаменитость, и я сам зарабатываю на жизнь. Я совсем не твоего круга.

Она взглянула на меня с выражением, которое невозможно было описать, немножко сонное выражение, но без тени усталости. Ее руки скользнули по моей спине и замерли, когда она прижалась ко мне.

— Позволь мне быть женщиной, Майк. Я хочу тебя таким, каков ты есть. Ты здоровяк и не слишком красив, но есть в тебе дьявол, который делает тебя волнующим. И в то же время есть нечто, делающее тебя нежным в нужные минуты.

Мне хотелось сжать ее талию до предела, но пришлось выпустить ее, чтобы она не почувствовала, как дрожат мои руки. Я отвернулся и потянулся за бутылкой и стаканом к столу; пока я наливал, послышался щелчок выключателя, и накал ламп понизился до слабого свечения.

Она мягко произнесла:

— Майк… ты так и не сказал мне, какая я. Просто красивая или прекрасная?

Я повернулся, чтобы сказать ей, что она — самое чудесное существо, которое я только видел. Но тут она что-то сделала со своим поясом, ткань платья, переброшенная через плечо, откинулась, и она осталась стоять передо мной, держа руку на выключателе, подобно полунагому видению, а у меня слова застряли в горле.

Затем свет погас, и мне оставалось только быстро допить, потому что видение двигалось ко мне в темноте. Где-то на полпути опять зашуршала ткань, и мечта оказалась в моих объятьях без единой нитки, мешавшей ей быть женщиной. Нас окутал ореол желания, слишком сильного, чтобы одолеть его, но его можно было сжечь в пламени страсти, что билось, танцевало и нарастало пылающим крещендо.

И когда ореол желания был сожжен, я оставил мечту в темноте, теплую и податливую, шепчущую, что это была сказка, которая повторится в другие ночи, мечту, волнующую и приносящую удовлетворение.