Микки Спиллейн - «…И аз воздам»

Я крутил эту мысль так и эдак, пока не поставил свою машину на стоянку в Бронксе. В проезде стоял большой автомобиль, и я мог разобрать на дверце буквы «Э. П.». Я вытащил ключ зажигания и пошел по выложенной плитками дорожке, которая вилась среди кустов.

На этот раз я поднял резной дверной молоток и опустил его.

Прислуга в черно-белой форме открыла на стук и стояла, держась за ручку двери.

— Доброе утро. Что вам угодно?

— Я хотел бы видеть мистера Перри, — сказал я.

— Мистер Перри велел передать, чтобы его не беспокоили. Извините, сэр.

— Пойдите и скажите мистеру Перри, что его сейчас побеспокоят. Передайте ему, что здесь Майк Хаммер и я могу справиться со всеми делами лучше, чем парень по прозвищу Рейни. — Я толкнул дверь, и она, увидев мое лицо, не пыталась остановить меня.

Мне не пришлось долго ждать. Она вернулась и сказала:

— Мистер Перри примет вас в своем кабинете, сэр. — Она указала мне в дальний конец холла и осталась недоумевать, о чем весь этот шум.

Мистер Перри был перепуганным толстым человеком. Сейчас он действительно был напуган. Он не сидел — он заполнял огромное кожаное кресло у стола и дрожал с головы до ног. Должно быть, еще минуту назад он предавался мирным занятиям, о чем свидетельствовали открытая книга и сигара, дымящаяся в пепельнице.

Я бросил свою шляпу на стол, отодвинул заполнявшие его изящные безделушки и уселся на край.

— Перри, вы лжец, — проговорил я.

Рот толстяка открылся, и первый подбородок под ним мелко затрясся. Его пухлые пальцы вцепились в подлокотники кресла, как будто он хотел выжать из них сок. Почти шепотом он сказал:

— Как вы смеете!.. В моем собственном доме! Как вы смеете…

Я вытащил из пачки сигарету и воткнул в уголок рта. У меня не было спичек, и я прикурил от его сигары.

— Что Рейни обещал вам, Перри? — Я посмотрел на него сквозь дым. — Пулю в спину?

Его глаза перебегали от окна к двери.

— О чем вы…

Я закончил за него:

— О бандите по прозвищу Рейни. Чем он вам угрожал? Я уже спросил один раз и хочу получить ответ. Я могу вытрясти из вас намного больше, чем Рейни. Я могу всадить пулю туда, где больнее, и ее ударная сила будет намного больше. И еще я говорю о парне, которого зовут Уилер, Честер Уилер. Он был найден мертвым в номере гостиницы; было решено, что это самоубийство. Вы информировали полицию, что он был расстроен из-за плачевного состояния своих дел.

Эмиль Перри энергично кивнул и облизнул губы.

Я наклонился, чтобы бросить слова прямо ему в лицо:

— Вы, Перри, лгун. Дела Уилера здесь ни причем. Это был отвлекающий маневр, не так ли?

Страх заполз в его глаза, и он затряс головой.

— А вы знаете, что произошло с Уилером? Уилера убили. И вы знаете, что будете следующим, если убийца узнает, что я у вас на хвосте. Он не поверит, что вы ничего мне не сказали. Ты, толстяк, получишь замечательную пулю в живот.

Глаза Эмиля Перри сверкали, как угли. Он задержал дыхание, его подбородок задрожал, щеки посинели, и он потерял сознание. Я сел на стол и докурил сигару, дожидаясь, пока он придет в себя.

Он напоминал огромный комок клея, который кто-то положил в кресло. Комок клея в темном костюме. Когда его глаза открылись, он сделал движение в сторону запотевшего графина на столе. Я налил стакан ледяной воды и передал ему. Он жадно осушил его.

Я постарался, чтобы мой голос звучал ровно:

— Ты ведь даже не знаешь Уилера, правда? По его лицу я понял, что так оно и есть.

— Хочешь сказать что-нибудь?

Перри быстро помотал головой. Я встал, нахлобучил шляпу и пошел к двери. Прежде чем открыть дверь, я оглянулся через плечо:

— Ты считаешься уважаемым гражданином, толстый мальчуган. Полицейские принимают твои слова за истину. Знаешь, что я собираюсь делать? Я собираюсь узнать, что же все-таки Рейни тебе посулил, и займусь этим вплотную.

Он посинел и отключился, прежде чем я закрыл дверь. Черт с ним, сам нальет себе воды.

Небо затянулось облаками, похолодало. Въезжающие в город машины несли на крышах пласты снега. Я приткнул машину у углового ресторанчика и выпил две чашки кофе, чтобы выгнать холод из костей; потом опять сел в машину и пересек весь город, чтобы дома надеть пальто и перчатки. Когда я снова вышел на улицу, серые перья снега скользили вниз, на мостовую, по отвесным стенам домов.

В первом часу я нашел мотель, где можно было получить комнату. Получив ключ от комнаты, я сел в такси и дал водителю адрес агентства Энтона Липсека на Тридцать третьей улице. Может быть, удастся выжать что-нибудь полезное из этого дня.

На этот раз хорошенькая секретарша не задавала вопросов. Я сказал:

— Мисс Ривс, пожалуйста.

Она включила переговорное устройство. Ответил низкий, волнующий голос, в котором явно слышались нотки удовольствия. Она ждала меня.

Боги Олимпа могли гордиться своей королевой. Она была само совершенство; в платье с длинными рукавами, она шла из глубины комнаты поздороваться со мной. Какого черта она носит такие платья! Они закрывали все, что только могло дорисовать воображение.

Образцом того, что скрывало платье, были ее руки и лицо, и этого было достаточно, чтобы хотелось раздеть ее глазами. В ее походке была какая-то особая упругость, в глазах прыгали чертики; мы пожали друг другу руки, и от ее короткого прикосновения по моей спине побежали мурашки.

— Я так рада, что вы пришли, Майк.

— Я же сказал, что приду. — Ее платье было застегнуто у горла, на ней было только одно украшение-кулон. Я повернул его к свету, и он отбросил сноп зеленых искр. Я присвистнул — это был изумруд, стоивший целое состояние.

— Нравится?

— Хороший камень.

— Я люблю красивые вещи, — сказала она.

— Я тоже.

Юнона повернулась ко мне: на ее губах мелькнула довольная улыбка. Чертики в глазах тоже были удовлетворены. Она отошла к столу. Серый цвет из окна пронизывал ее золотистые волосы, и сердце мое заколотилось; я подумал, что оно сорвется с цепи.

Во рту появился неприятный привкус.

Внутренности мои скрутила судорога, а в голове началась свистопляска. Теперь я понял, почему в моем позвоночнике появлялся холодок: потому что мне хотелось протянуть к Юноне руки и обнять ее.

Она напоминала мне другую девушку.

Девушку, с которой я повстречался много лет назад. Я думал, что мне удалось ее забыть. У нее были золотистые волосы. Она умерла — я убил ее, потому что мне хотелось это сделать, но она жила в моей памяти.

Я посмотрел на свои руки — они дрожали, пальцы сжались в кулаки, на них проступили каждая жилка и сухожилие.

— Майк? — Голос совершенно изменился. Это была Юнона, и я не мог сдержать дрожи. Золото ушло из ее волос.

Она попросила подать ей манто. На ее шляпке была маленькая полоска норки того же оттенка, что и манто.