Микки Спиллейн - «…И аз воздам»

— Пытаетесь?

— Да, черт побери! Я не хочу превращаться в бакалейщика.

Она не поняла, что я имел в виду. Моя ухмылка перешла в улыбку, а потом в смех. Я не имел права чувствовать себя таким счастливым, но в глубине души знал, что настанет день, когда солнце встанет и подскажет мне ответ.

— Что такое? Вы смеетесь надо мной?

— Ну что вы, Юнона! Я не могу над вами смеяться. Она показала мне язык.

— Я смеюсь над превратностями судьбы. То она слишком сложна, то вдруг улыбнется тебе и станет простой и ясной. Как, например, в кабачке в Бауэри, где пузатые толстосумы развлекаются с голозадыми девочками. Я не думал, что встречу вас там.

Она грациозно пожала плечами:

— Почему же нет? Многие из этих толстосумов представляют деловой интерес.

— Я понимаю, что вы пользуетесь популярностью в высших кругах общества.

Я видел, что сказал ей приятное. Она задумчиво кивнула:

— И не без оснований, Майк. Потребовалось много работы и в конторе, и за ее пределами. Мы выполняем заказы для лучших домов моделей и используем лучших манекенщиц. Энтон мало известен как фотохудожник только потому, что отказывается брать кредиты под свою работу, но качество его фотографий превосходно. Вы видели, как увлеченно он работает.

— Я тоже буду увлеченно работать, — сказал я.

Она опять показала мне язык.

— Вы будете… Держу пари, вам ничего не удастся сфотографировать.

— А я уверен, что мне многое удастся сделать.

— В таком случае вы опрометчиво вторгаетесь в моральный кодекс.

— Наплевать. Жаль бедного фотографа. Он делает всю работу, а толстосумы получают все удовольствие. — Я вытащил сигарету и прищурился. — Вы знаете, что у Клайда очень выгодное дельце?

Брошенное вскользь замечание о Клайде удивило ее.

— Вы его знаете?

— Конечно, и довольно давно. Как-нибудь попросите его рассказать обо мне.

— Я не настолько хорошо его знаю, но если представится возможность, спрошу. Он очень колоритный, неправда ли?

— Прямо из кинофильма. Когда он стал управляющим в этом кабаке?

Юнона похлопала нежным пальчиком по щеке.

— Месяцев шесть назад. Я помню, что он зашел в офис купить комплекты фотографий. Он упросил девушек подписать ему фотографии и пригласил их на открытие «Бауэри». Все, конечно, делалось в тайне. Я и сама не пошла бы, если бы не услышала, что девушки просто помешались на этом кабаке. Таким же образом он посетил и другие рекламные агентства в городе.

— Этот парень соображает, — заметил я. — Конечно, приятно увидеть свою фотографию на стене. Он воспользовался доверчивостью девушек. Он прекрасно знал, что многие из них носят с собой деньги и оставят их в его кабаке. Когда прошел слух, что там еще и играют, дела пошли лучше. А сейчас у него бывают и туристы. Они думают, что все это интересно, а потом можно будет вырезать свои фотографии из газет и послать домой, чтобы посмеяться.

Она, нахмурившись, смотрела на меня.

— Интересно, кому он платит? — пробормотал я.

— Кто?

— Клайд. Кто-то дает этому кабаку возможность работать. Клайд щедро платит какому-то влиятельному лицу, иначе полицейские закрыли бы его заведение в день открытия.

Юнона нетерпеливо сказала:

— Но, Майк, так действовали только во времена сухого закона. — В ее голосе звучало любопытство. — Или нет?

Я посмотрел через стол на эту женщину, горделиво и смело несущую свою красоту.

— Вы видели только лучшую сторону, дорогая. Есть множество вещей, о которых вам лучше не знать.

Она покачала головой:

— Невероятно, что такие вещи еще происходят, Майк.

Я потер кулак о ладонь.

— Невероятно, но происходят. Интересно, что случится, если я заложу своего старого приятеля Динки Уильямса? — Мой рот скривился в усмешке. — Может быть, это всего лишь укромное местечко, может… — Конец фразы повис в воздухе, и я воззрился в стену.

Юнона подала знак официанту, и он принес нам еще по коктейлю. Я посмотрел на часы и обнаружил, что день уже перевалил за середину.

— Эти будут последними, ладно?

Она опустила подбородок на руки и улыбнулась:

— Жаль, что вы меня покидаете.

— Для меня это тоже не игрушки. — Она еще улыбалась, и я сказал: — Я спросил другую красивую девушку, которая могла иметь десять других парней, почему она выбрала меня. Чтобы держаться за руки, ответила она. Она ответила хорошо. Каков ваш ответ, Юнона?

Она пыталась затащить меня в бездонную глубину своих глаз. Губы ее еще улыбались, улыбка становилась все мягче, пока не исчезла, оставив нежный след. Ее полным, восхитительным губам почти не нужно было двигаться, чтобы произносить слова.

— Ненавижу людей, которые настойчиво пытаются втащить меня на пьедестал. Мне больше нравится, когда со мной обращаются грубовато, а вы один из тех, кто попытался быть резким.

— Я ничего не пытался.

— Но вы думали об этом, иногда даже были невежливы.

Она читала мысли, как и должна богиня, и она была права. Совершенно права. Не знаю, что со мной происходило, но иногда мне хотелось дотянуться до нее через стол и хорошенько вмазать ей по зубам. Даже при мысли об этом я чувствовал, как у меня напрягались сухожилия на запястьях. Может быть, богини не по мне. Может, я слишком привык к таким же подзаборникам, как я сам. Я выбросил эти мысли из головы и наконец отвел от нее глаза.

— Пойдемте домой, — сказал я.

У меня впереди был еще остаток дня и длинная ночь.

Юнона отодвинула стул и встала.

— Мне надо подпудрить нос, Майк.

Я смотрел, как она удаляется от меня, покачивая бедрами и изящно ступая. Я был не единственным наблюдателем. размалеванная с ног до головы девица прислонилась к стене за моей спиной и тяжелым взглядом следила за каждым шагом Юноны. Она была плодом, выросшим в сумерках так называемого эстетического мира. Я поймал на себе ее взгляд и понял, что со мной вступили в соперничество, — Юнона понравилась ей. Юнона вернулась через минуту, лицо ее было сурово; я не удержался и рассмеялся ей в лицо.

Растаявший было снег опять пошел всерьез. Поток транспорта развозил по домам служащих. Путешествие обратно заняло у нас вдвое больше времени.

Юнона решила не возвращаться в офис и попросила меня отвезти ее на Риверсайд-драйв. Я свернул на одну из самых респектабельных улиц и проехал до середины квартала. Она указала на новое здание из серого камня, стоявшее в ряду таких же, с горделивым швейцаром в бордовой униформе, откинулась назад и вздохнула:

— Вот мы и дома.

— Оставить машину здесь?

— А вам она не понадобится, чтобы добраться туда, куда вы собираетесь?

— Я не смогу заполнить бензином такую тележку, лучше уж возьму такси.

Я вышел и открыл перед ней дверцу. Швейцар в бордовой форме подошел и дотронулся кончиками пальцев до своей фуражки. Юнона сказала: