Микки Спиллейн - Большая резня

— Вы бывали у него?

— Несколько раз. Он часто устраивает вечеринки. Я не котируюсь, потому что не блондинка, — добавила она как бы невзначай.

Что ж, это было логично. Чтобы проверить, насколько логично, я нашел в телефонном справочнике номер Марвина Холмса и набрал его. Дворецкий с немецким акцентом ответил, что мистер Холмс дома, и позвал его к телефону. Я сказал, что я из страховой компании и хочу знать, есть ли у него на руках крупная сумма денег. Простофиля сразу проглотил крючок и сообщил мне, что у него в сейфе больше десяти тысяч, а затем высказал мнение, что парень, вскрывший сейф этажом ниже, явно ошибся. Я поблагодарил его и повесил трубку.

Марша сказала:

— Он…

— У парня возникла та же идея, что и у вас, дорогуша, и могу поспорить, вы оба правы.

Движением плеч она изобразила покорность судьбе.

— Что ж, полагаю, теперь мало что можно сделать. Я надеялась вернуть жемчуг из сентиментальности. Он был на мне в моей первой картине.

На мою ухмылку вряд ли приятно было смотреть. Губы растянулись в оскале, и я тряхнул головой:

— Это грязное дело, Марша. Двое убиты, и теперь очередь за третьим. Парень, который ограбил вашу квартиру, оставил ребенка и пошел на смерть. Вопрос не в том, что он взял, а в том, почему он взял это. Длительное время он держался, а ни один парень вроде него не совершит такого, что поставит под удар его собственного ребенка. Я был там и все видел. Я видел, как он плакал, как поцеловал на прощание ребенка, вышел и расквитался с жизнью. Теперь малыш у меня, и я знаю, что чувствовал его отец. Как бы то ни было, по какой-то причине такие вещи происходят, и как раз причину я и хочу знать. Может быть, это маленькая, незначительная причина, а может быть, и важная, но я это выясню.

Она смотрела во все глаза, и взгляд ее становился все глубже.

— Вы странный тип, — сказала она.

Я взял шляпу и поднялся.

— Майк… что касается ребенка… Если я могу помочь, я весьма состоятельна.

Я пожал ей руку.

— Знаете, вы тоже странный тип.

— Спасибо, Майк.

— Но я и сам могу позаботиться о ребенке. — Она одарила меня улыбкой, которая делала ее привлекательной даже с фонарем. — Кстати, у вас нет лишней фотографии… вроде этой? — Я кивнул в сторону пианино.

Она долго удерживала мою руку, рассматривала мое лицо.

— Зачем, разве я лично не подойду?

Я уронил шляпу, и она осталась лежать на полу. Я провел руками по ее рукам, пока пальцы мои не впились в ее плечи. Я притянул ее к себе. Она была настоящей женщиной, до самых кончиков пальцев. Тело ее было упруго, грудь высока и налита живительным соком молодости; прижимая ее к себе, я чувствовал тепло ее ног. Она слегка приподнялась на цыпочках, дразня чуть ощутимым движением, выражавшим, как я понимал, приглашение, которое не так легко получить.

Я хотел поцеловать ее, но знал, что, если сделаю это, мне захочется продлить поцелуй настолько, чтобы он еще долго помнился.

Но сейчас было не время.

— Ты вернешься, Майк? — прошептала она.

Она без слов знала ответ. Я оторвался от нее и поднял шляпу.

В этом городе случались очень мерзкие вещи.

Но в этом городе случались и очень приятные вещи.

Днем я заехал в контору. В здании был только лифтер, и он не сразу узнал меня. Это было странное ощущение. Всю жизнь живешь в городе, уезжаешь на полгода, а когда возвращаешься, тебя не узнают. Я открыл дверь и почувствовал облегчение, увидев знакомую мебель на старых местах. Отсутствовала только Велда. Ее стол одиноко стоял в углу приемной, запыленный и готовый к приходу нового хозяина.

Я выругался. В эти дни я все время ругался.

Она оставила папку с корреспонденцией, которая могла меня заинтересовать. Ничего важного. Оплаченные счета, несколько писем. Я захлопнул папку и убрал ее в ящик. Там еще стояла бутылка хорошего виски в оберточной бумаге. Я сорвал бумагу, откупорил бутылку и посмотрел на нее. Снял пробку и понюхал виски. Затем поставил бутылку обратно и закрыл ящик. Мне было тошно, и вкус виски был мне неприятен.

На столе Велды зазвонил телефон. Я бросился к нему, надеясь, что это она, но грубый голос спросил:

— Вы Майк Хаммер?

— Да, кто это?

— Джонни Вилек. Из дома Деккера. Я долго пытался найти вас, к счастью, я запомнил ваше имя.

— Что случилось? — спросил я.

— Я обдумывал то, о чем вы говорили сегодня утром. Помните, вы спросили, не нуждался ли Деккер в деньгах?

— Ну-ну.

— Я переговорил со слепым разносчиком газет на углу. Старик совершенно этим сломлен. Они с Деккером были друзьями. Во всяком случае однажды вечером он играл у Деккера в шахматы, когда пришел тот парень. Он хотел знать, когда Деккер собирается уплатить долг. Деккер что-то заплатил ему, парень ушел, и Деккер сказал, что был вынужден занять большую сумму, чтобы оплатить операцию жены. Он говорил о трех тысячах.

С минуту я переваривал все это, стараясь уловить суть.

— Где он мог достать такие деньги?

— Это для меня загадка. Он никогда ничего не занимал, и я уверен, что в банк он не ходил.

— Может быть, кто-то из местных?

— Не из наших. Иногда кто-нибудь выигрывает на скачках, но это не дается в долг, точно. Здесь много крутых ребят, которые иногда появляются с пачками денег, но это все ворованное, и они либо исчезают, либо попадают в тюрьму на следующий же день. Нет, он не мог их получить здесь.

— Спасибо за информацию, Джон. Если когда-нибудь что-то понадобится, дай мне знать.

— Конечно, приятель, рад удружить.

— Слушай… Ты говорил об этом полицейским?

— Нет. Я выяснил это после того, как они ушли. К тому же я предпочитаю только отвечать на их вопросы. Полицейские хороши, пока они от меня далеко.

Я попрощался с ним и повесил трубку. Для убийства нужна причина, а это была подходящей. Три тысячи долларов. Теперь все сходилось. Деккер взял у кого-то три тысячи долларов и должен был расплатиться, украв их. Он обчистил не ту квартиру, и сообщники не поверили ему. И они подстрелили его, рассчитывая сорвать куш, а все, что получили, составило жалкие три сотни да нитку жемчуга.

Черт побери, из-за того, что этот тип не мог подождать, когда ему вернут деньги, ребенок остался сиротой. И это мой город!

Я присел на край стола поразмыслить над этим. Вся эта история неожиданно остро всколыхнулась во мне, и я услышал, как в голове зазвучала, нарастая, сумасшедшая музыка, бившаяся в моем мозгу с бешеным неистовством, унося с собой остатки рассудка. Я чертыхался про себя, пока музыка не пропала, тогда я пошел к столу и достал бутылку. На этот раз я выпил.

У меня ушло полдня, чтобы выяснить то, что я хотел. Я отправился в док и разыскал кассира, который заполнял карточку Уильяма Деккера. Это был маленький человечек лет под шестьдесят, с огромным носом на лице, испещренном тонкими красными сосудами.