Росс Макдональд - Тайны бронзовой статуи [сборник]

Рассказывая, Рина понемногу приходила в себя, к ней возвращалась уверенность. Плечи у нее распрямились, она подняла голову и наконец взглянула мне прямо в глаза.

– Мать решила, что я сошла с ума. Мы страшно поссорились, чуть до драки не дошло, и с тех пор я очень редко встречаюсь с ней. Она не может понять, что мне нравится помогать больным, особенно людям с нарушенной психикой. Мне кажется, это именно то, что мне необходимо. Сейчас меня особенно интересует трудотерапия. Я в основном этим и занимаюсь у доктора Фрея.

– Это не тот доктор Фрей, который заведует санаторием в Санта-Монике?

Она кивнула.

– Я работаю там более двух лет.

– Тогда ты, вероятно, знаешь Изабель Графф.

– Ну конечно. Она поступила в санаторий уже при мне. Она бывала там и раньше. Доктор сказал, что на этот раз ей хуже, чем обычно. Вы знаете, миссис Графф страдает шизофренией в течение двадцати лет, и когда болезнь обостряется, у нее начинается параноидальный бред. Доктор говорит, что раньше, когда был жив ее отец, этот бред был направлен против него. Теперь ее бред обычно связан с мистером Граффом. Она пребывает в полной уверенности, что ее муж замышляет что-то ужасное, и хочет добраться до него первой.

Доктор Фрей считает, что ради собственной безопасности мистер Графф должен бы бы поместить ее в психиатрическую клинику. Дело в том, что в состоянии параноидального бреда больной может совершать самые неожиданные поступки. И, вы знаете, в конце концов так и случилось.

Можно сказать, я своими глазами видела, как это произошло. Доктор Фрей провел несколько курсов лечения препаратами метразола, и миссис Графф постепенно вышла из стадии обострения и успокоилась. Я все не решалась оставлять ее без присмотра, но доктор уверил меня, что это уже не опасно, что он знает ее лучше, чем я. В конце концов, он был ее лечащим врачом.

В середине марта он разрешил ей гулять по участку. Я не должна этого говорить, но доктор совершил ошибку. Ей еще нельзя было предоставлять свободу. Первое же незначительное происшествие свело на нет все наши усилия.

– А что случилось?

– Я точно не знаю. Может быть, при ней сказали какие-то неосторожные слова, или просто посмотрели на нее как-то не так, или не тем тоном заговорили. Ведь мозг шизофреника похож на мощную антенну. Он улавливает самые слабые сигналы и многократно усиливает йх. Но что бы ни случилось, Изабель сбежала и отсутствовала всю ночь. Она вернулась поистине в ужасном состоянии, с тусклыми, как бы подернутыми пленкой глазами на неподвижном лице. Ей было гораздо хуже, чем при поступлении в санаторий.

– Какого числа все это произошло?

– Двадцать первого марта. Я, наверное, никогда не забуду этот день. Девушка по имени Габриэль Торресе, с которой я была знакома в Малибу, погибла в ту же ночь. Тогда я не связывала эти два события между собой.

– А сейчас?

Она опустила голову.

– Их связала Эстер. Видите ли, ей было известно то, о чем я не подозревала, – что Симон Графф и Габриэль были любовниками.

– А как ты об этом узнала?

– Однажды, прошлым летом, мы обедали вместе. Эстер в то время была без гроша, и я, когда могла, кормила ее обедом. Мы болтали о том о сем, и она заговорила об этом деле. Она как раз вернулась в клуб «Чэннел», вела там занятия по прыжкам в воду. Она рассказала мне об их связи, – очевидно, Габриэль поверяла ей свои секреты. А я, без всякой задней мысли, сказала, что Изабель убегала в ту ночь. Эстер сразу же забросала меня вопросами. Я думала, ей не дает покоя гибель подруги. Мне хотелось быть с ней откровенной, и я поведала все, что знала об Изабель: о ее побеге и психическом состоянии по возвращении.

В тот день, рано утром, я как раз была на дежурстве в санатории. Доктор Фрей еще не пришел. Изабель притащилась перед самым рассветом. Она, как я уже говорила, была в ужаснейшем состоянии, и не только психически. Казалось, она просто в изнеможении. Теперь я понимаю, что она, вероятно, проделала весь путь из Малибу пешком, а кое-где и ползком, по берегу моря. Она промокла до нитки и была вся в песке. Первым делом я приготовила ей горячую ванну.

– Она ничего тебе не рассказывала?

– Нет, и слова не вымолвила. По правде, долгое время после этого она вообще ни с кем не разговаривала. Доктор Фрей беспокоился, что она вошла в ступор. Но, даже когда Изабель стало немного лучше и она снова начала говорить, она никогда не вспоминала ту ночь – по крайней мере вслух. Я наблюдала за ней в комнате, где наши больные занимаются разными ремеслами. Это было уже позже. Она лепила из глины. Обычно я спокойно отношусь к тому, что приходится видеть в лечебницах для душевнобольных, но некоторые из ее поделок глубоко потрясли меня.

Рина закрыла глаза и продолжала подчеркнуто спокойным тоном-

– Чаще всего она лепила маленьких куколок-девочек, а потом откручивала им головы, разрушала по частям, как какая-то злая колдунья. А еще – ужасных кукол мужского пола с огромными… членами. Совокупляющихся животных с человеческими лицами. Пистолеты и части человеческого тела все вперемешку

Да, на такое не очень приятно смотреть, – согласился я, – но это же что-то должно было означать, не так ли? Она когда-нибудь говорила с тобой об этом?

Нет, со мной не говорила. Доктор Фрей не рекомендует медсестрам самостоятельно заниматься психиатрией

Рина повернулась на сиденье, ее колено слегка задело мое и сразу же отпрянуло Она подняла на меня глаза Было странно, что у девушки, столько видевшей и пережившей, такой невинный доверчивый взгляд

– Вы хотите встретиться с доктором Фреем?

– Скорее всего, придется.

– Пожалуйста, не говорите ему обо мне, хорошо?

– Зачем бы я стал это делать?

– Понимаете, считается грубым нарушением профессиональной этики, если медсестра рассказывает кому-нибудь о своих пациентах. Последние несколько месяцев, с тех пор как я все выболтала Эстер, меня мучают угрызения совести. Надо же быть такой дурой! Поверить, что раз в жизни она говорит искренне и ее тревожит только гибель Габриэль. Я ни за что не должна была давать ей такую опасную информацию. Слишком поздно я поняла, для чего она ей понадобилась. А тогда мне просто не пришло в голову, что она может воспользоваться моей болтливостью, чтобы шантажировать мистера и миссис Графф.

– Когда ты догадалась об этом, Рина?

Она долго нс отвечала. Я ждал. Ее глаза стали почти черными от волнения. Наконец она решилась.

– Трудно сказать. Вы можете что-то знать, но не придавать этому значения. Когда вы любите человека, требуется так много времени, чтобы сказать себе правду о нем. Вообще-то, я с самого начала что-то подозревала С тех пор как Эстер ушла из клуба. Было непонятно, откуда у нее столько денег. Но все окончательно стало на свои места в тот ужасный вечер, который мы провели вчетвером. О нем я уже рассказывала. Карл Стерн крепко выпил и начал хвастаться своим новым делом в Лас-Вегасе и тем, что Симон Графф всецело у него в руках А Эстер сидела с сияющими глазами. Мне пришла в голову странная мысль, что она специально пригласила меня для того, чтобы показать, как она преуспевает Каких высот она в конце кондов достигла в жизни. Вот тут-то я и вышла из себя.