Питер Чейни - Непростые условия

— Правильно, — согласился Кэллаген. — Он услышал слабый звук, возникающий при использовании параллельного аппарата, поднял трубку и услышал, как Корина сообщает Донелли о случившемся, и тот обещает предпринять что-нибудь, чтобы обезвредить Стенхарста. Вы понимаете, что должно произойти дальше?

— Догадываюсь.

— Корина считала, что Стенхарст мирно спит в своей постели. Сама она не смыкала глаз в ожидании ответного звонка. Но полковник слишком разозлился, чтобы заснуть. У него и так дурной характер, а теперь он просто взбешен. Он принимает решение помешать Корине вторично поговорить с Донелли и перерезает провода, затем выходит из дому, чтобы снова позвонить мне теперь уже из телефонной будки. Как известно, ему не повезло. Донелли не откажешь в быстроте действий: когда полковник дозвонился до моего клуба, я уже отключился. Неизвестный доброжелатель подсыпал какую-то дрянь в мое виски.

— Понимаю, — подмигнул Гринголл, — специфические условия работы частного детектива.

— Смейтесь, сколько хотите, — сказал Кэллаген, — Разумеется, у полицейских условия работы куда безопаснее для здоровья.

— А теперь давайте поговорим о следующем дне, — предложил Гринголл, — о дне убийства. Полагаю, тебе известно имя убийцы?

— Думаю, да. Но об этом еще рано говорить, и бесполезно давить на меня, Гринголл, — вы ничего не услышите.

— Я и не думал давить на тебя, — заверил Гринголл, — просто надеялся узнать твое мнение.

— Так я и поверил, — сказал Кэллаген. — Но кое-что я все-таки скажу. Дело подошло к критической точке. Ни одному мошеннику еще не удавалось совершить преступление, не оставив после себя хоть каких-то следов. Чем больше они стараются избавиться от улик, тем активнее действуют. Вот на этой активности мы их и поймаем. Я всегда доверял своему чутью, а оно сейчас говорит мне, что развязка приближается. Не пройдет и двадцати четырех часов, как случится нечто такое, что поставит точку в этом деле. Нам остается только спокойно сидеть и ждать.

— Очень хорошо, — сказал Гринголл. — Я готов посидеть и подождать. Но почему ты считаешь, Слим, что развязка уже близка?

— Да потому, что мой опыт в таких делах подсказывает, что когда мошенники начинают грызться между собой, развязка не за горами… Потерпите немного, Гринголл, и не торопите события. Поверьте, все разрешится само собой.

Гринголл положил трубку в карман и взялся за шляпу.

— Я не собираюсь торопить события, — сказал он. — Я отправляюсь в Брайтон повидать свою престарелую родственницу. Я не видел ее много лет. Может быть, мы встретимся завтра, тогда и поговорим — официально, при свидетелях.

Кэллаген улыбнулся.

— Буду очень рад встретиться с вами, — сказал он. — Я очень надеюсь дожить до завтра.

Кэллаген сидел в полупустом баре Королевского отеля «Суффолк» в Брайтоне. Он только что покончил с седьмой порцией двойного виски с содовой и, проклиная свое пагубное пристрастие к этому чертову напитку, подошел к стойке, чтобы заказать его в восьмой раз. Держа бокал в руке, он вернулся к своему столику.

Настроение у него было паршивое, поэтому он никак не мог напиться до полного кайфа. Ему удалось достичь лишь первой стадии опьянения. Выпитого оказалось недостаточно, чтобы почувствовать умиротворение, возбуждение или просто потребность поговорить с кем-нибудь. Хуже того: чем больше он пил, тем больше впадал в депрессию. Видно, пришла пора осуществить давнишнее намерение и покончить с нездоровой наклонностью к неумеренному употреблению виски и сигарет. Кроме экономии денег, это, возможно, избавит его от паскудного утреннего кашля, приступы которого мучили в последнее время. Хорошо бы заняться каким-нибудь спокойным делом, которое будет тебе по душе, тогда намного легче отказаться от выпивки и сигарет, но почему-то такие дела редко попадали в поле зрения «Сыскного агентства Кэллагена».

Был еще один вариант — стать менее снисходительным к себе в отношении спиртного, но он не очень нравился частному детективу, поэтому он заказал новую порцию. Но оказалось, что даже лошадиная доза виски не в силах заставить его не думать о Гринголле. Кэллагену было совершенно ясно, что имел в виду инспектор, говоря об официальной беседе при свидетелях: мудрый коп ни на минутку не поверил Патриции, точно так же, как в свое время версии о мисс Ваймеринг. После допроса этой достойной леди он знал, что она заперла дверь пагоды, и никто не мог войти туда вплоть до прибытия полиции. Когда Гринголл говорил о том, что помимо тетушки Онории никто другой, кроме Кэллагена, не может нести ответственность за манипулирование уликами, он подразумевал именно это. Но инспектор был не прочь сделать вид, что принимает историю Патриции за чистую монету, чтобы дать ему, Кэллагену, еще немного времени на тот случай, если у детектива еще оставались в запасе какие-то козыри.

Но всякие отсрочки когда-нибудь заканчиваются, и придет час, когда Гринголл соберет всех свидетелей и определит местонахождение каждого к моменту прибытия полиции. Вот тогда держись, Слим!

И Гринголл будет прав. Он с самого начала не сомневался, что по вине Кэллагена была уничтожена часть улик. В дальнейшем из-за новых ухищрений того же Кэллагена полиция фактически лишилась последнего шанса провести расследование надлежащим образом. Что оставалось в этой ситуации инспектору? Он предпочел дать Кэллагену возможность заплатить по счету, предложив следствию эквивалент уничтоженных им улик. И этот эквивалент, по прикидке Кэллагена, должен быть очень весомым, если ему не удалось таковой раздобыть, тем хуже для него. Гринголл найдет способ привести в чувство зарвавшегося детектива. В этом можно было не сомневаться.

Его мысли переключились на Корину. Чего же этой суке не хватает? Судьба щедро одарила ее красотой, здоровьем, богатством, но ей этого мало, надо топтать всех, кто встретится на ее пути. Одна ее идея проучить Донелли руками Кэллагена чего стоила! Да уж, чистый образец садистки-любительницы, не в пример своей старшей сестре…

При одном воспоминании о Виоле у Кэллагена потеплело на сердце. Он не видел в этой женщине ни одного изъяна, все в ней было прекрасно и гармонично. Ему нравился ее голос, походка, фигура, а нежность и беззащитность Виолы сводили его с ума… А что стоило ее умение при любых обстоятельствах оставаться самой собой? Он знал много красивых женщин, которые, в зависимости от обстоятельств, могли быть чопорными и надменными или льстивыми и заискивающими, а Виола была выше этого.

Удивительные все-таки женщины в этой семье! Кроме Виолы и Корины существовала еще мисс Ваймеринг — очаровательная, хорошо воспитанная и приятная во всех отношениях пожилая леди. Была, наконец, Патриция — юная, великодушная, славная девушка. Патриция когда-нибудь вырастет в потрясающую женщину, думал Кэллаген. Но Корина… Корина — это ужас. Другого определения для Корины у него не было.