Линкольн Чайлд - Злая река

— Да, — сказал он и сел. — Да, я работаю с разными издателями. Важными издателями.

Искра надежды, погасшая в какой-то миг прошлой ночью, вспыхнула заново. Он был похож на тонущего человека, который внезапно увидел спасательный круг. Пусть вдалеке, но все-таки. Может быть, отсюда все же есть выход.

— Какого рода издателями?

— Всякого. Газеты. Журналы. Книги.

Он заметил, как на секунду в глазах Флако вспыхнул свет.

— Журналы?

— Конечно. Мой лучший друг, mejor amigo, рисовал комиксы для моей газеты. Теперь у него свое издательство. Прямо здесь, в Форт-Майерсе.

Это было ложью: Смитбек не знал никого в отделе комиксов газеты и сам не прочел ни одного комикса с детства, после «Малышни» и «Зэп комикс».

— И какой он издатель, этот amigo?

— Он издает… — «Черт, что же сказать?» Он взмахнул руками. — Графические романы. Мангу. ¿Sí?

Флако оживился:

— Графические романы? Sí. Sí. И ты говоришь, друг живет тут, в Форт-Майерсе?

— Да. В центре. — Мысли его метались, нащупывая детали, которые сделают его историю более правдоподобной. — Он и в кино работает. В Голливуде. Но это так… — Он сделал неопределенный жест, как бы обозначая, что это лишь побочное занятие. — Мой друг помогает переделывать графические романы в кино.

— Ты… ты читаешь графические романы?

— Конечно. Люблю их. Большой поклонник!

Воодушевленный Флако похлопал себя по карману шортов:

— Я рисую романы.

— Правда? Рисуешь графические романы? Не может быть!

В голосе Смитбека прозвучала смесь восхищения и недоверия, ровно в той пропорции, чтобы польстить, а не оскорбить.

— Sí. С самого детства все, что я хотел, это dibujar [54] Рисовать (исп.) . . — Молодой гангстер изобразил, что он рисует. — Мой отец бил меня, когда видел, что я рисую, а не работаю. No me importa [55] Но мне было все равно (исп.) . .

— Ух ты. Удивительно.

Это и впрямь было удивительно. Смитбеку всегда нравилось находить таланты в неожиданных местах. Бахвал не порадовался бы, если бы узнал, что амбиции Флако простираются в ином направлении, чем оборот наркотиков и устранение конкурентов. Этому парню явно не хватало признания в том или ином виде.

— Можно посмотреть?

Немного поколебавшись, Флако вытащил из большого кармана пачку потрепанных листов.

— Прочти. Скажи мне, это хорошо?

Он протянул листы Смитбеку с какой-то нежностью, словно это были лепестки цветов и он опасался их повредить.

— Ты прочитаешь?

— Sí. Con mucho gusto [56] Да. С удовольствием (исп.) . .

— Карлоса не будет еще час. Ты закончи до его прихода и скажи мне, что это хорошо.

«Скажи мне, что это хорошо». Не «скажи мне, хорошо ли это». Смитбек кивнул и осторожно взял листы.

Флако внезапно достал выкидной нож и приставил к горлу Смитбека. Его глаза снова сверкнули, но совсем другим светом:

— Не смей говорить Карлосу. Не смей говорить Бахвалу.

Смитбек покачал головой:

— Нет-нет.

— Или я скажу, что зарезал тебя, когда ты пытался бежать. Тебе будет больно.

Смитбек не сомневался, что так и случится. Он энергично, насколько это было возможно с приставленным ножом, покачал головой:

— Никому не скажу. Это наша тайна. Nuestro secreto.

Флако несколько мгновений оставался неподвижен. Потом он с неторопливой ухмылкой убрал нож:

— Nuestro secreto. Sí.

«Тайны, — подумал Смитбек, потирая горло, когда закрывалась дверь, — это то, что нравится Флако».

Колдмун нашел маленький бар на самом краю городка, где, как ему сказали, бывает Запатеро. Он вошел в надежде, что сможет заказать пиво и не спеша вытянуть из этого типа все, что тому известно. Но это была дохлая идея. Стоило ему раздвинуть бисерную занавеску, служившую дверью, и войти в бар, построенный из шлакобетонных блоков, как все клиенты замолчали и уставились на него.

«Что ж, — подумал Колдмун, — прямой путь иногда и самый лучший».

— Сеньор Запатеро?

Долгая тишина, затем раздался голос:

— Я Запатеро.

— Я бы хотел поговорить с вами, — сказал Колдмун по-испански. — Приватно, на улице.

— О чем речь?

— На улице.

— Сеньор, я не привык, чтобы мной понукали, как крестьянином.

Ну, если так, значит так. Колдмун быстро подошел к Запатеро, пока тот не успел подняться со стула. Он навис над ним всеми своими шестью футами и четырьмя дюймами и воспользовался этим преимуществом прежде всего для того, чтобы убедиться, что Запатеро не вооружен. Стрелкового оружия на виду не имелось, но за кожаный ремень было заткнуто небольшое мачете. Пальцы Запатеро потянулись к рукоятке.

— Не самая хорошая идея, — сказал Колдмун.

Рука замерла.

— Почему ты приходишь сюда, как cabrón [57] Плохой человек (исп.) . , и говоришь со мной неуважительно? Я тебя не знаю.

Колдмун понял, что выбрал неправильную тактику: Запатеро больше боялся потерять лицо перед этими людьми, чем вступать с ним в конфликт.

— Сеньор, не нужно волноваться, — сказал Колдмун неожиданно вежливым тоном, пытаясь перевести голос в более спокойный регистр. Черт побери, ему еще предстояло научиться искусству общения с людьми в Центральной Америке. — У меня к вам дело, только и всего. Дело, которое, может быть, пойдет на пользу и вам, но оно носит частный характер. Простите меня, если я невольно вас обидел. Меня зовут Лунафрия.

Он протянул руку.

Запатеро расслабился, пожал протянутую руку и улыбнулся:

— Почему же вы сразу не сказали? Выйдем и поговорим. Джентльмены, я покину вас на короткое время.

Они вышли из бара.

— Сеньор Лунафрия? Вы, кажется, не местный, судя по вашему произношению и поведению.

— Я с юга. С далекого юга.

Колдмун надеялся, что Запатеро примет это, поскольку испанские акценты в Южной Америке были в высшей степени разнообразны. Он знал, что его испанский не совершенен, но говорил он достаточно бегло, а потому мог сойти, как он надеялся, за выходца из одной из стран Латинской Америки, а не с севера.

— Расскажите мне о вашем деле.

— Я пытаюсь узнать, что случилось с Мартиной Озорио Ишкиак. Она была в группе, которую вы привели в Мексику в прошлом декабре.

— Матерь божья, я уже устал от этих вопросов! Я сделал для этой группы все, что обещал, а что случилось после — я понятия не имею.

Колдмун достал из кармана банкноту в тысячу кетсалей:

— Я просто ищу информацию частным образом и готов за нее заплатить.

Запатеро не взял деньги.

— Что вы хотите знать?

— Расскажите мне про эту группу. Кто они, где вы с ними расстались.

— Рассказывать особо нечего — все это можно увидеть своими глазами. Земля вокруг нас умирает. Поля зарастают, работы нет, докторов нет, правительство нас не замечает, кроме тех случаев, когда приходит армия, чтобы красть наши деньги, скот и угрожать нашим женам и дочерям. Неподходящее это место для хорошей жизни. И вот я помогаю людям выбраться отсюда — всем, кто способен идти и физически крепок. Я делаю доброе дело, сеньор Лунафария, даю людям шанс на лучшую жизнь. Я привожу их на север, в Мексику. До мексиканской границы отсюда двадцать пять миль, но путь лежит через горы, а большинство из них никогда не выходили из города, поэтому им нужен проводник.