Анна Каролина - Защитник

– Ничего страшного, – тоскливо говорит Николас.

Эбба старается улыбнуться как можно более искреннее и решает, что со светской беседой пора заканчивать, тем более что она никогда не умела легко болтать ни о чем.

– Я нашла парня, который преследовал Ясмину. Его зовут Андреас Килич. Вам знакомо это имя?

Николас качает головой. Эбба рассказывает, как он выглядит и что живет в Альвике, но у Николаса по-прежнему ничего не всплывает в памяти.

Тогда она переходит к Кристеру Тилльману, мужчине, который платил за квартиру Ясмины:

– Я сама с ним не разговаривала, с ним говорила полиция, он утверждает, что они с Ясминой были просто друзьями.

– Значит, так оно и было.

Эбба видит, что выражение лица Николаса не изменилось. Брехня Кристера Тилльмана должна была бы показаться малоубедительной и Николасу.

– Я думаю, у них были сексуальные отношения. Что думаете вы?

– Это наверняка легко выяснить.

– Может быть. А вы сами не задавались вопросом, почему кто-то оплачивает Ясмине квартиру? Вы ее никогда об этом не спрашивали?

– Нет.

– Но вы ведь говорили, что были довольно близки?

– Да, но мы никогда не говорили о таких вещах.

Эбба рассматривает голые стены, ей интересно, всегда ли Николас был таким неразговорчивым.

– Вчера я побывала дома у ваших родителей, – произносит она после короткого молчания и надеется, что хоть это его расшевелит.

Во взгляде Николаса что-то меняется, его карие глаза теплеют, в них появляется золотистый оттенок.

– Как там Дуглас?

– Вроде бы с ним все хорошо… с учетом обстоятельств. Только у него на предплечье какая-то рана, которая воспалилась.

– Что за рана? – громче спрашивает Николас.

– Ваша мать сказала, что это ссадина, которую он все время расковыривает, так что она в конце концов воспалилась. В общем, ничего опасного.

Николас заметно вздрагивает:

– Вера мне не мать.

– Да, я знаю. Могу я спросить, как умерла ваша родная мать?

– У нее был инсульт.

– Мне очень жаль… Даже не знаю, что сказать. Давно это случилось?

– Двадцать два года назад. – Николас наклоняется над столом. – Могу я попросить вас об одолжении?

– Конечно.

– Сможете ли вы как-нибудь поговорить с Дугласом и сказать, что это не я… – Николас опускает лоб на руки, и, когда он снова поднимает голову, кажется, что слова даются ему с большим трудом: – Скажи ему, что я невиновен.

Эбба с сочувствием смотрит на него, хочет объяснить, что не сможет пойти к его родителям без веской причины, но, когда видит, что в глазах Николаса начинает мелькать паника, меняет свое решение:

– Надеюсь, мне удастся это провернуть, мне ведь все равно нужно поговорить с вашим отцом и с Верой кое о каких обстоятельствах, которые всплыли в последнее время. Может, у меня не получится поговорить с Дугласом лично, но я постараюсь намекнуть. Вы же понимаете…

– Спасибо! Скажите, что я люблю его и… он должен себя беречь.

Эбба кивает, понимая, что, похоже, пообещала слишком многое.

– А кстати, – говорит она, – есть ли что-нибудь, что мне нужно знать о вашей семье? Что-нибудь такое особенное. Вот вы, например, редко встречаетесь, не праздновали вместе Рождество, никто из них не знал, что у Ясмины был попугай.

Николас смотрит куда-то сквозь нее и вот-вот собирается что-то сказать, но тут открывается дверь и входит Саймон. Он здоровается, официально пожимает Эббе руку и садится рядом. Кладет на стол папку и начинает с невинных вопросов о том, удалось ли Николасу отдохнуть в камере, пообедал ли он, хочет ли кофе. Эбба понимает, что Саймон лучше нее владеет искусством светской беседы, хотя Николас и отвечает на все вопросы только движениями головы.

– Тогда начнем. – Саймон включает запись и начинает с того, что называет время, место и дату. – Я хочу, чтобы вы рассказали о том вечере, когда убили Ясмину Моретти, с самого начала и максимально подробно.

– Но я уже все вам рассказал.

– Мне необходимо услышать еще раз.

Николас делает глубокий вдох и рассказывает все с самого начала, с того самого вечера в баре.

Эбба мысленно сопоставляет рассказ с тем, что он говорил в первый раз, и испытывает облегчение, потому что все остается по-прежнему и никаких новых людей не всплывает.

Рассказ занимает примерно полчаса, после чего Саймон достает из папки чистый лист бумаги и кладет его перед Николасом вместе с ручкой:

– Я хочу, чтобы вы написали предложение, абсолютно любое.

– Зачем?

– Просто напишите.

Николас трет себе грудь, берет ручку, на мгновение его рука замирает над листом, а потом он пишет.

Эбба читает написанное вверх ногами, и по мере чтения кожа у нее на руках покрывается мурашками.

«Убийца моей сестры наверняка психопат».

Николас откладывает ручку и резким движением протягивает Саймону лист бумаги.

– Спасибо. – Саймон засовывает лист бумаги в папку и продолжает допрос, не задавая никаких вопросов по только что написанному предложению. – Вы раньше были футболистом. Вы скучаете по прошлой жизни?

Николас пристально смотрит на Саймона:

– Конечно.

– Какой ногой вы лучше бьете по мячу, левой или правой?

– Правой.

– А левой тоже хорошо?

Николас бросает взгляд на Эббу, но она находится в таком же замешательстве от этого странного допроса.

– Это имеет какое-то значение? – спрашивает он наконец.

– Мне просто любопытно. Сам я левой ногой попасть по мячу не могу, но вы профессионал, так что, полагаю, умеете играть обеими.

– Похоже на то.

– Хорошо, пойдем дальше. Вскрытие Ясмины Моретти завершено, вы наверняка помните со слушаний об избрании меры пресечения, что у нее была травма среднего пальца руки. Как будто она его прищемила. Я хотел показать вам фотографию, если можно?

– На…

– Травма только на пальце, – говорит Саймон и вытаскивает фотографию.

Николас, немного замявшись, все-таки наклоняется над ней.

Эбба поступает так же и видит, что палец на фотографии полностью потерял цвет, за исключением трех параллельных сине-фиолетовых линий на кончике.

– Вы знаете, как Ясмина Моретти получила эту травму? – спрашивает Саймон.

Николас откидывается обратно на спинку стула:

– Нет, понятия не имею.

– Вы не заметили, была ли у нее эта травма, до того как вы заснули?

– Не знаю, я ведь ни о чем подобном не думал.

Саймон забирает фотографию и кладет ее в папку. Расстегивает верхнюю пуговицу на своей рубашке поло:

– Те желтые таблетки, которые вы принимали… раньше вы говорили, будто думаете, что это бензодиазепины, но ваши слова не подтвердились. Анализы показали, что в них, кроме прочего, был МДПВ. Вы знаете, что это такое?

Глаза Николаса раскрываются немного шире, и Эбба не понимает, является ли это выражением удивления или шока. Возможно, и того и другого. Метилендиокси… Ого! Она не помнит, как расшифровывается это сокращение, но эти наркотики опасны для жизни, в последние годы их обнаруживают в разных формах: кристаллы, порошки, таблетки… чего только нет. Ей известно о нескольких трагических случаях, когда люди погибали в результате воздействия наркотика. Несчастные испытывали мощные галлюцинации, думали, что они супергерои, пытались остановить поезд на полном ходу, вылететь из окна… А кем, интересно, мог представить себя Николас? Как на него повлияли таблетки?