Елена Саулите - Швейцарский счет

– Фу! Гадость какая! Инквизиция. Просто ужас!– Алиса была возмущена до глубины души.

– Яка що позиция? – не поняла Галина. –Ты це зря. Хулиганам дуже помохае. Приведуть, покажуть пугало – и усе тише води нижче трави. И летом зручно. Оттуда можна бесплатно воду пить. Дуже хорошо.

Они уходили все дальше от оживленных улиц, все реже попадались прохожие. Алису начали терзать смутные сомнения. Куда ведет ее эта подозрительная тетка? А ну, как заманит в трущобы, да прихлопнет. Хотя, зачем? Что с нее взять? Галя, казалось, не замечала, что ее новая знакомая отчаянно трусит, и продолжала трещать как сорока:

– Ни. Французького я не розумию. Жан-Поль по-русски болтает краще нас з тобою. Его прабабка – российська княгиня была, призвище не згадаю, из России от революции бежала. Дочка ее за француза замуж вискочила, но наказ матери «русские корни» берегти выполнила и детям своим наказала. Их всех русскому языку с соплей учили. Он смешно говорит – хундосит, картавит и слова всякие идиотские, хде надо и не надо сует. Но зрозумити можно. Жинок сударынями называет, со смеху здохнеш. А так ничохо. Классный мужик. Да не дрейфь ты так, – снисходительно бросила она, видя, как Алиса приседает при каждом шорохе. – Почти прийшли. Он вона церква, бачиш? Дуже старая, двенадцатый век. О, як.

На небольшом пригорке, окруженная домами, виднелась старинная церковь, обнесенная чугунной оградой. Большой фонарь освещал массивную деревянную дверь. Навстречу, гремя тяжелой цепью и хрипло гавкая, ринулся громадный пес. Где-то далеко послышался вой полицейской сирены, и Алиса невольно оглянулась, ожидая увидеть черный джип:

– Сон в руку, – пробормотала она и торопливо перекрестилась.

– Що ты там бурмочеш? А вот и месье Жан, – улыбнулась Галя вышедшему на крыльцо невысокому стройному мужчине в черной сутане.

Мужчина сложил пальцы козырьком и подслеповато прищурился, вглядываясь в темноту. Когда Галя с Алисой приблизились к ступенькам, и свет круглого фонаря, укрепленного над дверями храма, упал на их лица, кюре тихо ахнул:

– Женевьева, ты?!

– Ни. То я, месье кюре, Халя Козодой. Не впизнали? – отозвалась Галина, вороватым движением одергивая неприлично короткую юбку. – Подружку вот к вам веду. Наша, хоремыка. Русская. Паспорт потеряла, немае ни хрошика, жить пока ниде. Аля зовут. Может, приютите на пару днив, пока я справки наведу?

Кюре впился глазами в лицо Алисы, его синие глаза выражали недоумение и растерянность, точно перед ним возникло привидение. Девушки подошли ближе, и он, вероятно, разглядев, наконец, нежданных гостей, с облегчением выдохнул и приветливо улыбнулся. Протянул холеную руку Гале, и она торопливо припала к ней поцелуем. Кюре мягким движением перекрестил ее беспутную голову и повернулся к Алисе. В его неторопливых, полных достоинства движениях сквозила сдержанная страсть, выдававшая южное происхождение священника. Тонкий породистый нос слегка нависал над причудливо изогнутыми чувственными губами, огромные темно-синие глаза, прикрытые длинными черными ресницами, влажно блестели. Потрясающая совершенная красота, лишь подбородок, пожалуй, был немного тяжеловат, но трогательная ямочка посередине сглаживала и этот недостаток. На вид ему можно было дать от силы лет двадцать семь, потрясающе красивый молодой мужчина с молочной кожей, густой шевелюрой темно-каштановых вьющихся волос и необыкновенно изящными руками. Под грубой черной тканью сутаны угадывалось гибкое мускулистое тело античного героя.

«Адонис», – изумилась Алиса, вспомнив древнегреческие мифы, которые Марк иногда читал ей перед сном. Он прилагал титанические усилия для образования своей юной жены.

– Який пупс, а?– шепнула Галина и больно пихнула Алису локтем в бок. – Жалко католическим священникам жениться запрещено. А то бы я…

– А? Что ты? –Алиса, потрясенная античной красотой священнослужителя, не слышала ее слов.

– Що-що? До рук б прибрала, – передразнила ее Галина и подтолкнула Алису вперед. – Такой экземпляр пропадае.

– Что ж, пгошу вас, – приветливо сказал Жан-Пьер и сделал приглашающий жест рукой.

Голос святого отца оказался низким, чувственным и едва заметно вибрировал. Кюре сильно грассировал, акцент и ударение, смещенное на последний слог, мешали свободному восприятию его речи, но слушать его было невыразимо приятно.

– Пгавда, комната для гость у нас занято. Там почивает мадам пгеклонного возраст. Однако, я имею честь пгедложить вам своя скгомный кговать. Mon Deu, мадам Алья, вы столь бледни. Вы голедни? Жюльен! – громко окликнул он кого-то невидимого.

И мгновенно, будто из-под земли перед ними возник щуплый лобастый мальчик лет четырнадцати с узким дельфиньим лицом и нежным пушком над верхней губой, вероятно, служка. Кюре быстро заговорил с ним по-французски, темпераментно жестикулируя зажатыми в кулаке нефритовыми четками. Подросток выслушал распоряжение, смиренно наклонил голову и исчез так же бесшумно, как и появился.

– Pardon, mesdames, спустя четвегть час ужин готов.

– Я ужинать не буду. У меня, извиняйте, работа стоит, – с нажимом сказала Галина и повернулась к выходу. – Вы, месье кюре, уж, простите. Я пойду. Я, значит, Алю вам сдала. Через пару дней заберу. Шоб, как хрится, в целости и сохранности. Адье, товарка, – озорно подмигнула она Алисе, почтительно склонила голову перед кюре и, истово перекрестившись, резво затрусила к выходу.

– Пгошу, – повторил отец Жан и осторожно тронул Алису за руку.

Даже в этом незатейливом жесте чувствовалась такая страсть, что по телу Алисы побежали нервные токи, и она невольно вздрогнула.

Священник понял ее по-своему:

– Не опасайтесь, Алья, я тоже на толика гюсский. Панин. Пгабабушка быль гюсский графиня. Тут вам будьет хогошо, – и он посмотрел на нее глубоким проникновенным взглядом.

В церкви царил полумрак, кюре неспешно повел ее по узкому длинному проходу между рядами скучных деревянных скамеек к слабо освещенному алтарю, где высился полированный крест с распятым спасителем. Звук их шагов эхом отдавался под высокими сводами пустой церкви, причудливые золоченые статуи неведомых святых и высокие колонны, украшенные лепниной, потрясали своим суровым величием, и Алиса почувствовала себя крохотной пылинкой, случайно осевшей на божественной картине мироздания. Осознание собственного ничтожества и греховности нарастало, ей было неуютно и страшно, будто Алиса стояла перед строгим учителем, не зная урока. Сухая чопорность католического храма без пышного вызолоченного иконостаса была ей чужда. Она не вызывала желания покаяться, скорее сломя голову броситься прочь. Но она пересилила себя и покорно следовала за Жаном-Пьером. Перед распятием, где, слабо потрескивая, горело с дюжину толстых оплывших свечей и сильно пахло воском и миррой, она зачем-то стащила с головы шапку и перекрестилась, ей показалось, что Господь принял ее молитву неодобрительно. Глаза Христа смотрели на нее сурово, без тени сочувствия.