Елена Саулите - Швейцарский счет

«Даже Господь у них другой, – с благоговейным страхом подумала она. – Сердитый какой-то».

Жан-Пьер, казалось, прочел ее мысли и мягко заметил:

– Пгавославные хгамы ягкие и нагядные. У нас все аскетично, qui?

Алиса кивнула и попробовала улыбнуться.

– А вега одна. В Хгиста,– заключил кюре и повлек ее к маленькой боковой двери. – Пога ужинать.

Они вошли в небольшую пристройку, где располагались жилые помещения для кюре и обслуги. В небольшой кухонке, оборудованной современной электрической плитой, вытяжкой и промышленным холодильником-монстром, царила стерильная чистота. Белоснежные крахмальные занавески, зеленая скатерть, стопка клетчатых льняных салфеток, сияющие кастрюли – все говорило об обстоятельности и аккуратности ее обитателей. Пахло кофе. На широкой белой тарелке красовалась тщательно нарезанные ломтики буженины, рядом притаились плошка с красной фасолью и глиняная миска с соленым творогом.

Алиса притулилась на краешке высокого деревянного стула и посмотрела на Жана-Пьера, не смея притронуться к еде.

– Пожалюста, – пригласил он гостью, усаживаясь напротив.

Дважды повторять приглашение не потребовалось, и Алиса набросилась на еду. Ее недавний ужин в кафе казался чем-то очень далеким, истосковавшийся по пище желудок готов был поглощать ее непрерывно и в непомерных количествах, она торопилась, запихивая в себя зеленые листья салата, глотала куски отварного мяса, не жуя, и довольно жмурилась, растирая языком мягкие комочки жирного творога. Кюре старался не смотреть на Алису, дабы не смущать ее своим присутствием, но когда она потянулась за стаканом яблочного сока, вдруг, сказал:

– Вы похожи на моя кузина Женевьева. Очень-очень похожи. Я вас сначала пгинял за нее. Только она веселий была, а ви гюстите. Напуганы чем-то.

– Нет, нет, – запротестовала Алиса и попыталась изобразить полную безмятежность.

Жан-Пьер с минуту наблюдал ее бездарное лицедейство, потом покачал головой и сказал:

– И все же есть у вас какая-то тайна. Или гоге.

– Горе, – эхом отозвалась Алиса и испуганно прикусила язык. – Нет, господин кюре, у меня документы украли. Приехала сюда на работу. Гувернанткой. И попала.

– Попаля, – забавно коверкая слово, повторил кюре и пытливо вгляделся в жалкую, похожую на гримасу, улыбку девушки. – Куда попаля?

– В затруднительное положение, – нашлась Алиса. – Но Галя обещала мне помочь.

– Галья. Жгица любви. Гм, а ви знаетье, Алья, кто Галья и каким манегом она помочь?

– Приблизительно, – солгала Аля и мучительно покраснела. – Простите, отец Жан, но я очень-очень устала и…простудилась. У меня температура. Можно мне пойти спать?

– О ля-ля, – засуетился священник, – пгошу пгощения. Я пгедложить вам свой комната, ванна и аспигин. Qui?

Алиса наклонила голову в знак согласия, и отец Жан услужливо распахнул перед ней дверь, пропуская девушку вперед.

– Однако, я бы на вашем месте сначала исповедался. Ви напгяжены как стгуна. Вот-вот согветесь. Это поможет. Облегчить дюша.

Алиса помертвела: «Неужели кюре все знает? Может, он тоже смотрел недавний выпуск новостей и узнал ее? Ну, конечно, все священники сотрудничают с полицией! Сейчас он уложит ее спать, а сам преспокойно позвонит в полицию. И все. Ее песенка спета». Она задохнулась, ноги сделались ватными, и она почувствовала, что не может сделать ни шагу. Шедший позади церковнослужитель подхватил ее за талию и сочувственно заглянул в глаза:

– Плехо, qui?

Дрожащая Алиса, встретилась с его, полным сострадания взглядом, и поверила. Ну, не мог человек с такими искренними теплыми глазами быть мерзавцем! Или не должен. Да, и что ей оставалось? Бежать было некуда, и не могла она больше бежать, сил не было.

В по-монастырски скупой обстановке его маленькой комнатки, она почувствовала, как напряжение ушло, ей страшно захотелось спать. С трудом удерживая набрякшие веки, она послушно приняла горячую ванну, выпила две таблетки аспирина, завернулась в широченную шелковую пижаму, навязанную ей Жаном-Пьером, и едва коснулась щекой жестко накрахмаленной наволочки, как провалилась в черный глубокий, без сновидений сон. Священник постоял немного в изголовье кровати, не спеша потушил зеленый колпак бра над постелью, поправил сползшее одеяло и озадаченно взялся за нос:

– Господи, и эта девочка – убийца? Не может быть! Хотя… Боже милостивый, но как хороша…, – вполголоса бормотал он по-французски, покачиваясь на носках. Потом подхватил край сутаны и быстро вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Пройдя в конец длинного полутемного коридора, он остановился возле одной из дверей, потоптался в нерешительности, затем поднял руку и осторожно стукнул в нее костяшками пальцев:

– Жюльен! – шепотом позвал он. – Вы спите, Жюльен?

За дверью раздался шорох и звучные шлепки босых ног по полу, через несколько секунд замок щелкнул, и в дверной расщелине показалась всклокоченная голова мальчика-служки:

– Нет, ваше преподобие. Молюсь, – на всякий случай соврал он.

– Прости, Жюльен, но мне нужно посмотреть ночной выпуск новостей, а моя комната занята. Это займет не больше десяти минут. Ты позволишь?

– Конечно, ваше преподобие. Проходите.

Мальчик гостеприимно распахнул дверь и смешно запрыгал к узкой деревянной кровати, нырнул под одеяло, недоуменно наблюдая за возбужденным кюре. Паренек, озадаченный ночным визитом отца Жана, бывшего ярым противником телевидения, забавно таращил маслично-черные глазенки, нервно пощипывая едва наметившиеся усики.

Кюре включил старенький телевизор, полистал каналы, нашел новостной и, не отрывая глаз от экрана, попятился к кровати. Устроившись в изножье, он обернулся к Жюльену и ласковым тоном, в котором, однако, слышался металл, посоветовал:

– А вам лучше не смотреть, мальчик мой. Телевидение – рассадник греха. Спокойной ночи.

Раздосадованный Жюльен вынужден был покориться, отворачиваясь к стене, он нарочито громко скрипел пружинами, выражая немой протест. Кюре встал, заботливо укрыл подопечного одеялом, вернулся на место и уставился в экран. Антенна была маломощной, и изображение ведущего, испещренное горизонтальными полосами помех, истерично дергалось, будто комментатор мечтал провалиться в преисподнюю, но ему это никак не удавалось. Отец Жан терпеливо ждал, наконец, на экране появилась полицейская машина, и голос за кадром гортанно застрочил:

– Страшная расправа в Гриндельвальде! В арендованном шале местечка Лаутербрюннен зверски убит известный российский олигарх Лейб Фридман, его сын Марк, телохранитель банкира и, отдыхавший по соседству американский адвокат Фрэнк Льюис. Мотивы преступления пока неясны, но на месте происшествия найдена записка с текстом: «Будьте вы прокляты. Я отомстила».