Елена Саулите - Швейцарский счет

В пустом коридоре слышалось приглушенное акапельное пение церковного хора, доносившееся со стороны храма, где отец Жан служил воскресную мессу, его проникновенное бархатное: «Amen» гулко разносилось под сводами. С противоположной стороны, где по соображениям Алисы должна была находиться кухня, доносилось мирное жужжание кофемолки. Собравшись с духом, Алиса как была в одном исподнем, прошлепала туда. Войдя, она увидела пожилую худую монахиню в черном платье с широкой белой манишкой на плоской груди, белое крылатое кепи венчало ее аккуратную головку. Кипенно-белые детали ее костюма слепили так, что хотелось зажмуриться.

«Настоящая французская монахиня. Прям как в кино с Луи де Фюнесом»,– удивилась Алиса.

Обернувшись на звук шагов, женщина на мгновение опешила, смерила девушку уничтожающим взглядом, поджала тонкие сухие губы, отчего ее лицо стало походить на засохший финик, демонстративно фыркнула и, не говоря ни слова, пулей вылетела из кухни, оставив на плите медную турку с закипающим кофе.

– И ветер вам, как говорится, в спину. Не очень-то и хотелось, – вызывающе буркнула Алиса, задрала нос и, приподнявшись на носочки, проследовала к плите, передразнивая чванливое поведение заносчивой святоши.

Кофе закипал, под густой шоколадного цвета пенкой, угрожающе быстро взбегавшей по стенкам турки, забулькала ароматная жидкость. Алиса сняла джезву с огня, налила себе крохотную чашку и уселась за стол. В плетеной вазе красовались булочки с корицей. Ни вкуса, ни запаха этой специи Алиса не выносила, потому, несмотря на голод, категорично отодвинула вазочку на край стола.

Некоторое время спустя в кухню вошел отец Жан, лицо его было пасмурным, ни тени вчерашней любезности, тяжелый взгляд и пальцы, нервно дергающие край сутаны, говорили о том, что святой отец крайне взволнован.

– Матушка Иветта сказаль, что ви явились совегшенно газдета. Ваша одьежьда стигается. Чегез полчаса ви полючить ее. Жюльен пгинесет ее к вам, Алис. Я буду ждать вас в исповедальне. Мне нужно поговогить с вами. Это важьно. ОЧЕНЬ.

Все это он произнес четко, холодно, без пауз и только многочисленные ошибки выдавали его возбуждение. Не дожидаясь ответа, он круто повернулся и стремительно вышел из кухни, оставив Алису в крайнем недоумении.

«Что произошло? – озадаченно думала она. – Монахиня шарахнулась от меня как черт от ладана. Кюре смотрел так, будто его вот-вот стошнит. Может, я за ночь язвами покрылась?»– Алиса торопливо ощупала лицо. Кожа была гладкой и шелковистой, никаких изъянов. «Поняла! Они решили меня сдать!»,– мысль не была оригинальной, скорее навязчивой идеей, преследовавшей ее в последние двадцать четыре часа. «И что теперь? Денег нет, знакомых нет. Вот, дура, даже телефон у Галины-Мессалины не взяла. Одежды и то нет».

Настроение, и без того не радужное, упало совсем. Алиса машинально допила кофе, не чувствуя ни запаха, ни вкуса, и уныло поплелась в комнату-камеру святого отца.

Там она присела возле окна и обреченно уставилась в тоскливую серую муть небес. Изодранные холстины облаков вяло ползли на северо-восток, в сторону России.

«Господи, да я бы полжизни сейчас отдала, только бы оказаться на колченогом табурете маминой кухни…»,– в душе воцарился мрак.

В голове снова зазвучал надрывный, как сирена, голос телеведущего, гортанно выкрикивающего непонятные немецкие слова и ее имя – Алис Фридман. Безвольное тело мертвого Марка, его приоткрытый, точно подглядывающий за ней глаз, черная тень убийцы в окне второго этажа…

Тяжелые, душные слезы полились сами собой, не принося облегчения, они топили душу в безысходности и страхе. Алиса уткнулась лбом в холодную поверхность подоконника и заскулила, как смертельно раненое животное, тихо, тоскливо, отчаянно. Неожиданно для себя она принялась молиться вслух, громко, отчетливо. Она не просила, она яростно требовала у Господа крупицу помощи. Ее мольба на грани истерики, перемежающаяся беспрестанными всхлипываниями и икотой звучала нелепо, как пародия на светлые молитвы истинно верующих, знающих, что Господь непременно услышит и придет на помощь. Это было похоже на детский шантаж с угрозами разувериться в его, Господа, существовании, если он сей же час чудесным образом не прекратит этот кошмар. Она молилась до хрипоты, как одержимая, судорожно протягивая руки вверх, к небу, где, по ее мнению, должен был находиться отец небесный.

Жюльен, принесший девушке чистую одежду, замер у двери, не решаясь, обнаружить свое присутствие. Мальчику, выросшему при церкви, не раз приходилось видеть молящихся, и он давно привык к созерцанию чужих страданий, но боль и отчаяние, звучавшее в осипшем голосе этой русской, тронули его наивное сердечко.

– М-м-м, – с состраданием промычал он, слова не шли с языка.

Алиса вздрогнула и стремительно обернулась, тыльной стороной ладони мазнула себя по лицу, подошла к растерянному мальчику, молча вырвала у него одежду и вытолкала вон.

Когда она тщательно причесанная и умытая, подошла к деревянной кабинке исповедальни, отец Жан был уже там. Из небольшого окошечка, забранного деревянной решеткой, просунулась его бледная кисть со скромным серебряным перстнем на мизинце. Алиса послушно наклонила голову и коснулась губами гладкой кожи, от нее слабо пахло лавандовым мылом.

– «Слава богу, не ладаном», – мелькнуло в голове.

В кабинке остро пахло деревом и пылью. Присев на узенькую скамью, она приготовилась к разговору. Судя по утреннему тону кюре, любезностей он не предвещал, и Алиса внутренне сжалась, собралась в тугой, готовый к обороне комок. Святой отец не торопился начинать, минуты текли, он притаился за перегородкой, и лишь едва слышное дыхание свидетельствовало о его присутствии. Наконец, он решился:

– Дочь моя, я пгигласиль вас, чтоб обсудить несколько щекотливый моменьт. Вчега я видель вас в кгиминальной губгике пгоггаммы «Новости». Вас газыскивает полицья, – немного помедлив, он добавил. – За убийство. Так?

– Да, – выдавила Алиса и лихорадочно облизала внезапно пересохшие губы. – «Он все знает!» – мысль, не дававшая ей покоя со вчерашнего вечера, вновь запульсировала в висках, вызвав мучительную мигрень.

– Почему ви не пгизнались мне сгазу, судагыня?

– Вывыгнали бы меня взашей, – глухо ответила девушка. Говорить с собеседником, не видя его глаз, было непривычно и страшно.

– Ложь. Наш долг давать убежище всем – и гаскаявшимся пгеступникам тоже, – тон Жан-Пьера сделался холодным, и девушке показалось, что ей бросили за шиворот пригоршню льда.

– Но я не преступница, – Алиса возвысила голос почти до крика. – Я расскажу вам все, что со мной случилось. Но только пообещайте мне, что не выдадите меня полиции.